— Приносить почту…

— А еще?

— Это все, — сказала Кротиха. — Потом я буду уходить домой. Мне есть чем заняться.

В дверь два раза постучали, и на пороге появился Авиньон. Он сказал что-то на ухо Булару.

— Дамы, — объявил комиссар, — можете идти. Мы пришлем вам ответ по почте.

И он обернулся к Кротихе.

— А вы останьтесь, мадемуазель. Подождите меня здесь.

Остальные девушки продефилировали мимо комиссара к выходу. Авиньон и Булар последовали за ними. Кротиха разглядывала небо сквозь оконное стекло. Выйдя из приемной, Булар запер дверь на два оборота.

— Кто она? — спросил Авиньон.

— Кандидатка, которая меня интересует.

— Вы боитесь, что она улетучится?

— Вот именно. О чем вы хотели поговорить? Давайте, выкладывайте скорее.

Авиньон осмотрелся и тихо сказал:

— Я тут подумал о том, что вы мне говорили.

— И поэтому решили меня побеспокоить?

— Послушайте. Кроме вас только я видел отца Зефиро. В тот день, когда он приезжал опознать Виктора.

— И что?

— Я мог бы поехать к нему. Я готов хоть сейчас.

— Сейчас? Вам что, нужен отпуск, Авиньон?

— Я стараюсь быть вам полезным. Если вы укажете мне место, где он скрывается…

Булар ухватился за мочку уха. Это была государственная тайна. И однажды он уже поставил ее под угрозу.

— Мне надо подумать.

Однако он сразу понял, что это толковая идея. С русским, который ходит за ним по пятам, лишняя осторожность не помешает. Авиньон не хуже него справится с делом, проведя разведку на Аркуде. К тому же комиссар был не прочь сам съездить в Эверленд, к прекрасной Этель…

— Пойдемте, — сказал он. — Я покажу вам одну довольно странную особу.

Он дважды повернул ключ в замке и толкнул дверь.

Голубая приемная была пуста.

Булар бросился к окну.

— Она же говорила… говорила!

— Что?

— Что входит и выходит через окно.

Высунувшись на улицу, оба вглядывались в двор-колодец.

— Это маловероятно, — возразил Авиньон, оценивая высоту.

— Но очень на нее похоже. Ах, чертовка! Кто эта девица?

Комиссар направился к единственному стулу, который не стоял в ряд с другими у стены. На голубом бархатном сиденье лежал конверт.

Булар открыл его.

— Что там? — спросил Авиньон.

— Это личное.

Он сунул письмо в карман. У него не было сил читать его сейчас. Письмо было от матери. Оно начиналось с рецепта зимнего крем-супа из каштанов.

А в это время на крыше Кротиха сбросила туфли на высоких каблуках, распустила пучок, спокойно добралась до западного фасада Дворца правосудия на площади Дофина и только там спустилась на землю. Теперь она шла вдоль реки. После пяти дней непрерывных дождей уровень воды сильно поднялся, местами река даже затопила набережную. Кротиха уселась на краю сквера Вер-Галан[13], там, где он разрезал Сену на две части.

Наступит ли такой день, когда она сама получит от кого-нибудь весточку? Кротиха проводила свою жизнь, соприкасаясь с чужими судьбами, проскальзывая между ними, незаметно их меняя. Ванго, Этель, Андрей, Булар… Она спасала людей. Она была ангелом-хранителем, парящим над миром.

Но если говорить начистоту, что оставалось ей самой? У нее был друг — Ванго: она не видела его уже три года. У нее был возлюбленный — Андрей: он даже не подозревал о ее существовании. А семья… Она трещала по швам. Вечерами, отправляясь в город на ужин, мать трепала ее по щеке рукой в длинной, выше локтя, шелковой перчатке. Отец сдавал на глазах. Ни единая душа не испытывала к ней привязанности. Никто не задерживался рядом с ней.

Она несла свою службу ангела как никто другой, но не хотела быть ангелом. Ей была нужна обычная, земная жизнь.

Кротиха благоговейно хранила в памяти один день и одну ночь, проведенные в Шотландии два месяца назад. Это было необыкновенное воспоминание.

Она впервые в жизни погладила лошадь. Она сидела вдвоем с Этель в каминном зале и слушала музыку. Она швыряла камешки в озеро; идя по траве, чувствовала тяжесть сапог, облепленных глиной. Она носила шляпу старшего брата Этель, который был в отъезде. Она загоняла в хлев овец. Она смеялась до слез, одевая мадам Булар к ужину. У нее перехватило дыхание от невозмутимости дворецкого, когда фальшивый бриллиант герцогини упал в тарелку с супом. Запасшись факелами, они с Этель ночью проникли в самолетный ангар, и потом до утра Кротихе снилось их приключение. С первыми лучами солнца она взобралась на вершину бука, карабкаясь по веткам, еще покрытым инеем. За завтраком ее ошеломил поток вопросов от обитателей Эверленда. Она даже немножко рассказала о себе:

— Я часто остаюсь одна. С кем не бывает.

Мэри дала ей с собой несколько сдобных булочек, сказав, что она может угостить родных:

— У вас же есть, наверное, братик или, ну я не знаю… возлюбленный. Ну конечно, возлюбленный…

И Мэри стала умолять девушку, чтобы та доверила ей свою любовную тайну. Ее любовную тайну! Кротихе даже сама мысль казалась невероятной.

— Вы только посмотрите на эту барышню! При таких-то локонах у вас должна быть куча кавалеров! — настаивала Мэри.

И она положила ей в сумку еще три булочки — так, на всякий случай.

Кротиха уже переступила порог, когда к ней подошла мадам Булар и вручила письмо для сына.

— Вы возвращаетесь в Париж. Не могли бы вы передать ему это лично в руки?

И поцеловала Кротиху в лоб.

Этель ждала, сидя за рулем автомобиля.

Когда они выехали на дорогу, ведущую в порт, Этель попросила Кротиху аккуратно распечатать конверт и прочитать письмо.

— Зачем?

— Так будет лучше. Я не хочу, чтобы ее путешествие оказалось бесполезным.

В письме не должно было быть ни единого намека на то место, где сейчас находилась мадам Булар. Кротиха прочитала его, повысив голос, чтобы перекрыть шум мотора. Это послание успокоило и растрогало девушек. Оно содержало множество рекомендаций и напоминало письмо матери к сыну в летний лагерь, с наказом хорошо кушать и не давать себя в обиду.

Кротиха смотрела на темные воды Сены. Что теперь делать? В конце лета исчез Влад-стервятник. Он где-то прятался. Укрывшийся в своей крепости Булар уже наверняка снабдил портретом преступника каждого французского полицейского.

Андрей пропал еще раньше. Жизнь Кротихи утратила всякий смысл.

Кротам нужно очень мало воздуха, очень мало света и свободного пространства. Они живут в одиночестве одиннадцать месяцев в году, не знают солнечного тепла, передвигаются бесшумно. Но даже им надо для чего-то жить.

Мадемуазель вошла в проходную автомобильного завода. С ней было трое детей — Костя, Зоя и Сетанка.

— Я хочу поговорить с Иваном Ивановичем Улановым.

— Зачем?

— Со мной его дети.

— Он там, дальше, в сварочном цеху. Но не ходите к нему с детьми.

Она усадила их на скамейку.

— Подождите меня здесь.

Зоя взяла Сетанку за руку. Костя, сидя рядом, играл палочкой.

Мадемуазель прошла через несколько цехов, где автомобили стояли рядами, как буханки на противне. Механики смотрели ей вслед. В последнем цеху она увидела отца Андрея. Весь в копоти, он лежал под ревущим двигателем. Мадемуазель окликнула его.

Он не сразу ее услышал. Рядом с ним двое мужчин сваривали какие-то железные детали. Механик встал и подошел к ней, вытирая руки.

— Иван Иванович, у нас неприятность, — сказала Мадемуазель.

— Что-то с детьми? Где они?

— Они здесь. Все дело в Сетанке, их подружке из парка Сокольники. Сегодня утром мы вышли из дома, чтобы идти в школу. А она поджидала нас на улице. Думаю, она никого не предупредила о своем уходе. Не хочет говорить, где живет.

Механик выключил двигатель.

— Она здесь?

Мадемуазель кивнула, и они направились в первый цех.

— Вы знаете ее фамилию?

— Нет. Мы всегда видели ее с няней. И всегда в парке. Но сегодня няни с ней нет.