— Возьму.

Бабка не поняла. Сашка ей быстро объяснил: дядя Вася берет его матросом.

— Да зачем же? А школа? — заволновалась старуха.

— Дело, — сказал дядя Вася.

И Сашке снова пришлось объяснять, что имеется в виду дело, которое будет у него, у Сашки, в руках. Дядя Вася обещал выучить мальчишку на механика.

Дядя Вася курил, слушал Сашку, кивал головой. Бабка тоже машинально попала в этот ритм и сидела, кивала головой. Так они покивали, покивали и разошлись.

И поплыл Сашка по реке, не сдав экзамены за десятый класс.

— Потом доучусь в вечерней школе, — сказал он бабке.

Все свои любимые книжки Сашка забрал с собой. Это старуху немного утешило. Все-таки читать будет.

Здравствуй, мама!

Поздравляю вас с праздником № 8.

Я не мог раньше отметить ваш Международный Женский день, потому что мы были затерты льдами под Богучаром. Но вы не волнуйтесь. Сейчас плавание проходит нормально. Самочувствие хорошее. За раннюю навигацию мы получили премию.

Посылаю для Шурки «Сказки народов Бисау» и тигра-подушку — на стену вешать. А вам, мама, посылаю японский зонтик.

Не болейте, мама. Передавайте привет. Капитан передает вам тоже большой привет.

Ваш сын Александр.

Покачивался на темной воде буксировщик, поскрипывала деревянная оснастка. Из иллюминатора на воду падал слабый свет. По реке бежала зябкая рябь. Мелкие волны хлестали так часто, словно дебаркадер не стоял на месте, а плыл. Ребята видели, как Сашка, немного красуясь, прыгнул с баржи на буксировщик и скрылся в трюме.

Сережа и Валера сидели на сходнях, переброшенных с берега на дебаркадер. Сережа ежился, прятал руки в карманах. Игра французских принцев ему быстро надоела. Клоуном завладел Валера. Но и ему надоело подбрасывать колечко вверх и надевать на нос клоуну. Он придумал другую игру: бросал колечко на веревочке в воду, стараясь накрыть им проплывающие под ногами веточку, листик.

— Тоже мне моряк, — сказал Валера, вытягивая руку вслед за уплывающим колечком. — Надел тельняшку «Мы из Кронштадта». Драться полез, а теперь в друзья набивается.

— Ладно, посмотрим, — зябко ответил Сережа.

— А что у тебя с Любкой?

— А что у меня с Любкой?

— Зря волынишь. Это деревня. Балетного обращения не требуется.

— Дергай, клюет, — сказал скучным голосом Сережа, имея в виду уплывающее колечко.

Валера охотно дернул и поймал колечко рукой.

— Она девочка ничего, — поправил он клоуну колпак, словно клоун и был этой самой девочкой, и принялся охорашивать клоуну растрепавшуюся паклю волос: — Дары природы у нее на уровне мировых стандартов.

— Пошляк ты, Валера.

Внутри судна было тихо, прибранно. Слегка колебалась переносная лампочка на тонком шнуре. Дядя Вася сидел спиной к лесенке, ведущей наверх из кубрика. Брови у него были густые, черные и закручивались, словно усы, кончиками вверх. Это придавало грубому, в крупных задубелых морщинах лицу вид угрюмого недоумения. Он пришивал пуговицу к рубашке и словно бы недоумевал, как это она оторвалась. Движения его были бездумны, и даже когда он укалывал себе палец иголкой, на его лице ничего не отражалось, кроме привычной скуки одинокого житья. Так же машинально он задел и отодвинул локтем гитару, не обернувшись, не посмотрев, что ему мешает. На звук шагов Сашки не обернулся и не обнаружил никакой радости и нетерпения. Сашка нарочно поторчал на лесенке, думая, обернется или не обернется. Дядя Вася не обернулся.

— Дядь Вась, не спишь? — спросил Сашка.

— Долго, — послышался ответ.

— Не сразу дозвонился. В диспетчерской никого не было. Я просил Нинку, но трубку взял Тутельян. Начал бубнить, что у нас все не слава богу, пригрозил выслать бригаду ремонтников. Но Нинка мне потом сказала, что у него никого нет под рукой. Запугивает. Потом в мастерские пошел. В клубе посидел. Слышь, в газетах пишут, один англичанин хотел украсть принцессу Анну. Прямо около Букингемского дворца. Шофера ранил, телохранителя…

— Дело?

— Что дело! Завтра в пять утра привезут на машине сварку, приварят нам хлястик. Днем они не могут. Он сам, Николай Дмитриевич, хотел приехать, думал, у нас серьезное что-нибудь, но я его отговорил.

— Спать.

— Ты, дядь Вась, ложись, а я с ребятами на барже посижу или на дебаркадере. Ребята знакомые приехали из города на картошку. Угостить рыбкой надо. Устали на трудовом фронте.

— Дождь? — спросил дядя Вася, кивнув на иллюминатор.

Все оттенки своего настроения и все свои мысли он выражал в немногих словах, не испытывая потребности в подробных разговорах. И Сашке с первого дня знакомства приходилось говорить и за него и за себя.

— Дождь так и не собрался. А насчет Тутельяна ты не беспокойся, не первый раз. Еще одну переноску в машинном отделении повесим, кожух снимем, свинтим что-нибудь в моторе, положим на видное место — и оривидер-черемуха.

Говоря все это, Сашка засовывал в карманы пиджака стаканы, помидоры, хлеб. Нагнувшись, достал из угла бутылку с полусодранной винной наклейкой. Дядя Вася неторопливо забрал бутылку.

— Денег стоит, — сказал он.

— А я что, не стою денег? — сказал Сашка и разозлился: — Ты, что ли, один стоишь? На! — кинул он на диванчик скомканный трояк. — Только долей до полной, понятно?

Дядя Вася спокойно забрал скомканную ассигнацию, разгладил неторопливо на колене и, нехорошо усмехнувшись, сказал:

— Сам!

Сашка сник под его взглядом, опустил глаза, достал из другого угла чайник с самогоном, вытащил бумажную затычку из носика и, приноравливаясь к легкому покачиванию судна, наполнил бутылку.

Плескалась о дебаркадер вода, вздымался и опускался нос баржи. На буксировщике появился Сашка. Он покрасовался с минуту, вздымаясь и опускаясь вместе с лебедкой, затем прыгнул с буксировщика на баржу. Звякнула за спиной всеми струнами гитара. Руки у Сашки были заняты провизией: в одной он держал связку с рыбой, в другой — бутылку. Уловив момент, он перебрался с баржи на дебаркадер.

— Наверху посидим, — сказал Сашка.

Валера и Сережа посмотрели вверх. Над крышей дебаркадера возвышалась пристроечка наподобие мезонина.

— А туда можно? — удивился Сережа.

— Если нельзя, но очень хочется, значит, можно, — сказал Сашка.

— Тут замок, — подергав дверь, сообщил Валера.

— Главное, не делать из замка замок. — Сашка передал ребятам бутылку, рыбу, гитару, а сам сбежал на берег по пружинистому трапу. Возвратился он с большим булыжником.

— А разве так можно? — попытался его робко остановить Сережа.

— Видишь, дебаркадер не поставлен, а привязан, — ударяя по замку, объяснил Сашка. — Значит, ничей, общественный. Его ниже будут спускать, к Павловску. — Замок подался и после очередного удара шмякнулся о деревянный настил. — Хоккей — Маруся! — с удовлетворением сказал Сашка и бросил булыжник в воду. Раздался тяжелый всплеск. Несколько маленьких капелек попали Сереже на стекла очков и на лицо. Он вытер незаметно, когда поднимался вслед за Сашкой и Валеркой по крутой деревянной лестнице в мезонин.

В мезонине было темно. Сашка чиркнул спичкой и зажег свечку, которую принес с собой. Посередине стоял шаткий столик, на нем лежала банка из-под компота. Сашка перевернул ее и, накапав на донышко воска, поставил свечу. Валера сел в полуистлевшее плетеное кресло. Оно заскрипело и едва не развалилось. Себе Сашка пододвинул ящик. Сереже здесь было немножко не по себе. Он подошел к окну, подергал его за нижнюю планку. Окно не открывалось. Сквозь небольшие квадратики стекол была видна река и противоположный берег с редкими огоньками.