— А ты говоришь — копать. Ее есть надо, картошку! — крикнул Сашка. — С маслом! Жареную!

— Нет, вареную. Со сметаной! — крикнул Сережа.

— С грибками!

— С огурчиками!

Они крутили педали.

— У Ван-Гога такая картина есть, — крикнул Сережа.

— Какая?

— «Едоки картофеля».

— Во! Это про нас.

За небольшой рощицей дорога снова пошла под уклон. Внизу поблескивала небольшая лужа. Ее можно было объехать, но ребята разогнались и перемахнули лужу вброд. Пока Сережа ловил ногами педали, Сашка затормозил, и Сережа чуть не наехал на него.

— Ты чего?

— Тормози, приехали. — Сашка слез с велосипеда, двинулся к помидорному бурту. — Мы уже за границей.

— Почему за границей?

— Колхоз «Березовский».

— А я откуда?

— А ты, — Сашка назидательно поднял вверх палец, — из совхоза «Первомайский». Надо ящичек целеньких помидорчиков набрать.

— А можно?

— В помидоре главное что? Что он дитя природы. Взять его у природы — наша задача.

108-я школа располагалась в заводском районе. Многие рабочие были совсем еще недавно деревенскими жителями. Дети их родились в городе. Социологи из группы «14–17» (возраст опрашиваемых) задались целью выяснить, существует ли у молодого поколения горожан духовная связь с деревней. Выбор пал на 9 «А». В этом классе только три ученика были чистыми горожанами: Сережа Жуков, Ляля Киселева и Юра Лютиков.

Социологи — две девушки в париках — сели за учительский стол. Они улыбались, и девушка, которая была в очках, сказала:

— Поднимите руку, у кого есть бабушка в деревне.

После небольшой паузы поднялось несколько рук, потом еще одна, еще три. Всего в классе было сорок человек, без Ереминой, которая в середине года перешла в другую школу. Четырнадцать человек рук не подняли, не признались в своем родстве с деревней. У Смирнова бабушка два года назад умерла. Зачем поднимать руку? Зуев каждое лето ездил в деревню к деду. Дедушка — не бабушка.

У Алены Давыдовой бабушка была жива. Любимая бабушка Наташа.

Но Алена упустила момент, когда надо было поднять руку. Обернулась посмотреть, кто поднял, а кто нет, а про себя забыла. «А, подумаешь, перебьются», — решила она. Но вечером, ложась спать, вспомнила, и на душе стало нехорошо. Чувство вины перед бабушкой мешало ей заснуть, как обычно, безмятежным девчоночьим сном. Алена лежала, смотрела в окно, занавешенное тяжелой шторой, сквозь которую слабо пробивался свет уличного фонаря, и ей хотелось плакать. Она и заплакала: горько оттого, что предала бабушку, и сладко оттого, что любила бабушку после этого еще сильнее. Слезы ее были как дождик в солнечную погоду. Они не обезображивали горестными морщинами лицо, а умывали его. Так она и заснула, уткнувшись носом в мокрую от слез подушку, умытая, просветленная, почти счастливая.

Ребята закончили работу и по одному, по двое стягивались к середине поля, где на опрокинутой корзине сидела Марьянна, подводила итоги с бригадирами.

Директорский газик выскочил на поле и запрыгал по кочкам наперерез мальчишкам и девчонкам. Машина остановилась. Из нее торопливо вылез директор совхоза.

— Подождите! У меня к вам просьба. Сейчас машины придут. Их надо загрузить. Поработайте еще немного. Кто у вас бригадир?

— У нас? — спросила Оленька Петрушина. — Кузнецов.

Подошла Марьянна.

— Мы, собственно, уже закончили, — сказала она. — Не знаю, вас поставили в известность или нет: мы работаем четыре часа. С восьми до двенадцати. А потом у нас мероприятия: конкурсы, боевые листки, купание.

— Я понимаю. Машины придут из города.

Подошла Зоя Павловна и сразу же включилась в разговор:

— У нас приказ министра.

— А у нас поле с картошкой, — грубо перебил ее Геннадий Алексеевич.

— Нет, позвольте. Мы и так вчера задержали ребят. В результате не провели викторину. Все выбились из сил и попадали на кровати, особенно девочки. — Подошел Петр Иванович. — Вот наш начальник лагеря Петр Иванович. — Что вы молчите?

— Может быть, нам лучше в конторе договорить? — предложила Марьянна.

— Да некогда мне в конторе сидеть, — с досадой снял кепку директор совхоза. — Дожди нас маленько выбили из плана. Теперь возим прямо в магазин. Целый район без картошки останется. Вы из какого района?

— Из Коминтерновского, — вразнобой ответили ребята.

— Вот туда и возим.

— Придется, видимо, остаться, — неуверенно проговорил Петр Иванович. — Может быть, не всем. Девочки пусть идут.

— Ох! — вздохнула Алена Давыдова. — Я не согласна. Мама придет в магазин за картошкой, а ей скажут: «Нету, дочка не накопала». Нет уж, не согласна я. Тем более, что у меня бабушка деревенская. Нет, уж я останусь. У меня же бабушка деревенская, — с наслаждением выкрикнула она.

Ребята заулыбались. Улыбнулся и директор совхоза.

— Нет, правда! — еще раз выкрикнула Алена. — У меня бабушка деревенская. И сама я деревенская.

Подошел Толя Кузнецов.

— Чего раскричалась? Делать нечего? У меня тоже деревенская.

— Да нет, ты не понимаешь. Дело в том, что у меня бабушка деревенская.

Толя Кузнецов не выдержал, улыбнулся.

— Вот дура, — сказал он.

— Выручайте, дорогие шефы, — еще раз попросил директор. — В последний раз. А может, и не в последний. Такое уж у нас дело общее.

БРИГАДА КУРЧЕНКО 9 «Б» ЗАКОНЧИЛА ПОГРУЗКУ ДВУХ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ МАШИН НА СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ БЫСТРЕЕ БРИГАДЫ КУЗНЕЦОВА 9 «А», КОТОРАЯ РАБОТАЛА БЕЗ ОДНОГО ЧЕЛОВЕКА (С. ЖУКОВА) И БЫСТРЕЕ СМЕШАННОЙ БРИГАДЫ ЯКОВЛЕВОЙ И ПЕТРУШИНОЙ 8 «А» и 8 «Б». ВСЕМУ СОСТАВУ БРИГАДЫ КУРЧЕНКО ОБЪЯВЛЯЕТСЯ ТРУДОВАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ С ЗАНЕСЕНИЕМ В ТРУДОВОЙ ПАСПОРТ.

Зоя Павловна ходила среди беспорядочно разбросанной одежды на берегу и, вытянув шею, смотрела за ныряющими, плавающими, хохочущими мальчишками и девчонками. В руках у нее был блокнот, а на носу очки. Никто никогда раньше не видел Зою Павловну в очках. Она их старалась не носить. Но сейчас был очень ответственный момент. Надо было следить, чтобы никто не утонул. И Зоя Павловна надела очки и, когда они сползали, нервно подталкивала дужку двумя пальцами вверх, поближе к глазам.

— Разве ты носишь очки? — спросила Марьянна. — У тебя плюс или минус?

— Я их надела, как бинокль, — небрежно ответила учительница, и голова ее на тонкой, далеко вытянутой шее забеспокоилась. — Не вижу Уварова. Лагутина, где Уваров? Кузнецов?

— Здесь я, — поднялся за ее спиной Уваров. Он лежал на песке за перевернутой лодкой. — Зоя Пална, Уваров — это я, — показал Женька, ткнув себя пальцем в грудь. — Здесь я.

Учительница сразу не смогла его разглядеть: очки сползли, и она смотрела поверх очков, потом наконец поправила их, как надо, спросила:

— Почему не отметился?

— Я опять полезу.

— Но ты же вылез, должен был отметиться, — помахала она блокнотом. — Полезешь в воду — я тебя снова запишу.

— Я лучше здесь буду лежать, — сказал Женька и лег на песок. — Вычеркивайте.

— Уваров, ты тут свои порядки не устанавливай, — заметила Марьянна. — Трудно, что ли, отметиться?

Петр Иванович посматривал за ребятами с мостков. Конопатый рыженький мальчишка сидел в «казанке», привязанной к мосткам, и ловил рыбу.

— Распугали тебе рыбу? — сочувственно спросил учитель.

— Не… Рыба не боится, когда купаются, — скучно ответил пацан и сдвинул козырек фуражки на лоб, чтобы посмотреть, кто с ним заговорил. Петр Иванович не показался ему интересным собеседником, и мальчишка отвернулся.

— Есть места, где не боится, — согласился учитель. — Может, у тебя крючок плохо привязан? Крючок надо уметь привязывать. Тебе кто-нибудь показывал, как привязывают крючки?