— И ты купила? — спросил Сережа.

Ася покачала головой.

— Это был совсем другой звук…

Рядом открылась дверь, из нее вышли парень и девушка. Не обращая внимания на Асю и Сережу, они закрыли свою дверь и пошли через двор к калитке.

— Колин дом вырос вширь и вверх, — усмехнулась Ася и, помолчав, добавила, что у Коли тоже идея: если нет России, то не нужно и дерева…

А Сережа ответил:

— Это учительница виновата, что он до сих пор любит Чехова.

— А Ира Пушкина, — заметила Ася.

— Какого Пушкина? — переспросил Сережа.

— Александра Сергеевича… — ответила Ася и потушила окурок. — Пойду проведаю свой абрикос.

Но Сережа перегородил ей дорогу:

— Такая темень!

Ася порывисто обняла сына.

— Правильно! А то вдруг я… ничего не увижу…

— Конечно, — обрадовался Сережа. — Сама же говорила, что у тебя куриная слепота.

Они вошли в дом.

Сережа включил свой ноутбук и стал смотреть боевик, а Ася устроилась в кресле с хозяйской книгой, но не читала, а просто держала ее на коленях.

Сережа увлекся фильмом, а когда через какое-то время повернулся к матери, то увидел, что она спит. Он на цыпочках подошел к кровати, стянул плед и, взяв книгу из рук матери, укрыл ее. Сережа посмотрел на обложку — «А. Грин», положил книгу на журнальный столик и вернулся к компьютеру.

Он досмотрел фильм и стал играть, так что, когда услышал стук над головой, не сразу обратил на него внимание. Но по крыше стучало все громче и, как сказала бы мать, подумал Сережа, то и дело. Он резко вскочил и подбежал к окну: на улице стояла черная южная ночь. Сережа открыл дверь и вышел на крыльцо.

Что-то падало на крышу, а потом скатывалось на асфальт двора. Сережа, пригнувшись, сошел с крыльца и почувствовал, как забарабанило по спине. Он протянул руку, и на нее упало несколько крупных, с орех, градин.

Сережа усмехнулся и вошел в дом.

Он был удивлен, что град не разбудил мать, потому что спала она очень чутко, но Ася продолжала спокойно спать в кресле.

Экран монитора светился, и Сереже было хорошо видно ее лицо: она улыбалась во сне. Сережа постоял, глядя на мать и не узнавая ее. Потом сел за компьютер, но играть не мог, а все слушал, как стучал по крыше град. Сережа задремал, а когда проснулся, было тихо, а за окном светало. Он вскочил, засунул руки в карманы джинсов и, вытащив смятые купюры, пересчитал. Потом выбежал за дверь, пересек двор и вышел за калитку…

…Ася проснулась от счастья.

Она огляделась по сторонам, узнавая и не узнавая комнату. Увидела спящего, «как молодой лев», сына, сдернула плед и подошла к окну: дорожка от крыльца до калитки было усыпана абрикосами.

С колотящимся в горле сердцем Ася выбежала на крыльцо, споткнувшись о стоявшие там пустые ведра, и подняла с дорожки несколько абрикосов.

Осторожно, словно боясь разбить, прижимая абрикосы к груди, Ася вернулась в комнату. Ей так хотелось поделиться своим счастьем с сыном, но он спал, «как только в раннем детстве спят».

Она решила положить абрикосы на тумбочку у его кровати и увидела записку.

Ася привыкла, что сын, ложась спать, пишет себе записки вроде «Взять к.п.с.» (впоследствии выяснялось, что это конспекты по семиотике), «Взять с.» (сумку), «Взять д.» (деньги). Однажды она увидела записку «Взять ВСЁ!» — и долго смеялась. И сейчас она поднесла записку к глазам и, щурясь, прочитала: «Вернуть в.».

«Господи, опять какие-то глупости, — улыбнулась она. — Какой же он еще маленький…»

И, положив на записку абрикосы, снова вышла на крыльцо, где стояли пустые ведра, прислонилась спиной к двери и так и стояла, улыбаясь и глядя широко открытыми глазами на усыпавшие дорожку абрикосы: светло-желтые с алыми бочками, мелкие, те самые…

— А ты представь, что даешь мне интервью! — Лена включила диктофон и откашлялась. — Человек — это как бы машина, выполняющая приказы своего генома. Но эти приказы не всегда разумны. К примеру… — Лена выразительно посмотрела на Степана, — запрограммированный процесс старения и смерти, который еще древнеримский врач Гален назвал апоптозом. А в 2002 году биологи… — Лена заглянула в блокнот, — Хорвиц, Салстон и Бреннер получили Нобелевскую премию за то, что доказали: апоптоз — это действительно генетическая программа…

— Ну и что? — пожал плечами Степан.

— А то, — убежденно ответила Лена, — что если смерть и предшествующая ей старость программа, то ее можно если не отменить, то по крайней мере сломать!..

— Зачем? — поднял на нее глаза Степан.

— Как ты не понимаешь! — воскликнула Лена. — Ведь тогда человек сможет жить до двухсот лет!

— А ты хотела бы жить до двухсот лет? — усмехнулся Степан.

— Но это же не просто долголетие, — горячо возразила Лена. — Это молодость!

— Ну да, ну да! — пробормотал Степан. — Это носится в воздухе… — Он встал с кресла и пошел к окну. — Недавно смотрел по телевизору передачу, так ее участники с пеной у рта доказывали, что отцами нужно становиться в пятьдесят… — Степан сощурился, словно во что-то всматриваясь. — А исходя из твоей теории — в сто пятьдесят!

— И что в этом плохого? — пожала плечами Лена.

— Помнишь такого философа Федорова? — спросил Степан, не оглядываясь.

— Как же! — процедила Лена. — Воскреситель!

— Так вот, — продолжал Степан, — Федоров верил, что человек когда-нибудь достигнет практического бессмертия.

— Вот видишь! — перебила Лена.

— Но для чего! — повернулся Степан. — Федоров предполагал, что поколение бессмертных осознает себя «детьми» и из чувства сыновней благодарности воскресит всех, кто был до него, то есть «отцов».

— Не вижу связи, — сморщила лоб Лена.

— Разумеется! — Степан зашагал по комнате. — Ведь по твоей теории человечество превратится в молодящихся стариков, которые не захотят воскрешать «отцов», — они сами будут «отцами»!

— По-твоему, быть отцом — преступление? — поджала губы Лена.

— Будьте как дети! — напомнил Степан. — И потом… — он остановился возле Лены. — Представляю, какими высокомерными будут эти твои «отцы»: Пушкин будет для них просто ребенком… — Степан снова подошел к окну. — Я уж не говорю про Лермонтова…

— А зачем тебе это? — спросил Андрей, закуривая.

— Мне заказали статью, — Лена застегнула джинсы.

— По-моему, — Андрей выпустил дым, — это чистой воды абсурд. — И добавил: — Точнее, грязной.

— Ты о чем? — повернулась к нему Лена.

— О Мексиканском заливе…

— Дался тебе этот залив! — натянула водолазку Лена.

— Девочка, — Андрей стряхнул пепел, — я знаю, что говорю… — Он сделал паузу. — Это начало конца: абсурдно в конце света хотеть долголетия.

— А молодости? — вспыхнула Лена.

— Тем более, — Андрей затянулся. — Молодость — это дети…

— Степан говорит, что нужно быть как дети, — заметила Лена.

— Вообще-то это говорил Христос, — снова стряхнул пепел Андрей.

— Степан считает, что он прав, — уточнила Лена.

Андрей усмехнулся:

— Мне нравится твой муж…

Лена подошла к окну. Андрей потушил окурок и стал одеваться.

— Я приеду за тобой в августе.

— В августе? — переспросила Лена.

Андрей посмотрел на нее в упор.

— Твой сын закончил школу в прошлом году. Твои ученики заканчивают ее через месяц. В сентябре тебе не нужно будет идти в школу… — Андрей оделся и подошел к ней. — А к тому времени я отремонтирую своего «Буцефала».

— Ты хочешь приехать на «Буцефале»? — тихо спросила Лена.

Андрей кивнул.

— Зачем? — выдохнула Лена.

Андрей обнял ее за плечи:

— Представь: ты, я, вода и небо…

— В алмазах! — не удержалась Лена и добавила: — Да ты романтик!

— Я геолог, — возразил Андрей, — а яхты — это, если угодно, хобби, хоть я и не люблю это слово, потому что корабль…

— Кстати, — перебила Лена, — женщинам на корабль нельзя.