НОВЫЕ СТИХИ Золотые ранеты А пастор говорил про Небесное Царство, где будет «вечное блаженство», и старушки на скамейках согласно кивали головами, а я никак не могла представить себе «блаженство», тем более «вечное», и потому не верила в Царствие Небесное и возвращалась домой грустная. А бабушка, которая вела меня за руку, думала, что ребенок просто устал, а сама всю дорогу пела. И мне было стыдно, что бабушка и все остальные верят, а я — нет, но мне стыдно было в этом признаться. Но однажды, когда мы возвращались с вечерней службы и бабушка по обыкновению запела: Скоро кончатся мытарства и настанет Божье царство… — я вдруг спросила: «А как ты себе его представляешь?» И бабушка, прервав пение, покосилась на меня и сказала: «Там всюду яблони, а на них — всегда яблочки». «Золотые?» — уточнила я. «Что? — не поняла бабушка, но, сообразив, добавила: — золотые ранеты». И я аж подпрыгнула от радости: ранеты росли у нас в саду, это были мои любимые яблоки. Мы отправились дальше, и бабушка снова запела, а я всю дорогу домой шла вприпрыжку, потому что теперь тоже верила в Небесное Царство, как верю в него и теперь, хотя теперь знаю, что там нет никаких ранетов. «И хотя стоял только ноябрь…»
И, взяв девицу за руку, говорит ей: «талифа-куми», что означает: «девица, тебе говорю, встань». Мк. 5:41 И хотя стоял только ноябрь, сад выглядел совсем по-зимнему: всюду лежал снег и деревья были голые и только на одной яблоне — черной и усыпанной снегом — висели яблоки, крупные и красные. Как будто она только что стряхнула последний лист, но вдруг раздалось «талифа-куми» — и на ней — мертвой и покрытой белым саваном — тут же, как румянец на щеках, заалели яблоки, и я впервые подумала, что воскреснут не только все, но и всё, например, деревья, и что, может быть, в раю будет эта самая яблоня и, может, вообще, это уже рай, которого я просто не замечала, потому что не ожидала, что он так близко. «Мне сорок пять — какое счастье…» Мне сорок пять — какое счастье, что, например, не двадцать пять, что страсти сгинули мордасти и не воротятся опять. Что от любви и от плакатов свободна, как сказал поэт, от ползунков и автоматов (и жаль, что от тетрадей — нет). Что так спокойно и смиренно я день за днем смотрю вперед. Теперь я знаю: тело бренно, и все бреннее каждый год. И я могу не быть красивой — другим оставлю этот крест. А в отношениях с Россией — она теперь меня не съест. И что мне все на свете храмы, когда чем дальше, тем ясней: я скоро стану старше мамы, я скоро буду вместе с ней. И хорошо, что стали дети и выше, и умней меня. И так прекрасно жить на свете — и день прекрасней ото дня. После падения самолета «ТУ-154» 22 Августа 2006 года Господи, если захочешь взять, то не бери частями: раз у меня забираешь мать — всю забирай, с костями! Ты ведь любого страшней огня, так забирай помногу: лучше возьми у меня — меня всю — не дитя, не ногу. Или весь мир у меня возьми — с розами и цикутой, — или со всеми оставь детьми. Слышишь, не перепутай!.. «Постою я над папой с мамой…» Постою я над папой с мамой, над могильным холмом, точней, над невидимой миру ямой — ох, и тесно же будет в ней! Впрочем, спали же мы все трое в том бараке и той зимой в той стране и при том, брат, строе, что не верится и самой. Так что все уже это было и не страшно совсем почти: ну, подумаешь, ну, могила — утром снова в детсад идти. «Вдруг я вспомнила старую дачу…» Отрадно спать, отрадней камнем быть. Микеланджело Вдруг я вспомнила старую дачу, свои слезы над телом Христа. Я теперь о Христе не заплачу поумнела — и стала не та. И, привыкшая к виду распятья, машинально поставлю свечу. В детстве плакала на день раз пять я нынче я, словно камень, молчу. Но однажды, бродя по музею с неизменною жвачкой во рту, на богов и богинь поглазею и внезапно наткнусь на «Пьету». И зайдусь незаметно слезами над поникшей Его головой: вот ведь мальчик совсем, как мой Саня. И из каменной стану живой. |
