— Откуда мне знать, где старик с парнем, у них свои дела, — сказала она и скользнула пытливым испуганным взглядом по вооруженным милиционерам во дворе. — Он что, мне докладывать будет, где бывает, на то и хозяин. Еще до полдника ушли, собирались на дальнем лугу крыть крышу сарая, не знаю, пошли или нет…

— Твой-то сам накрылся, — с нажимом проговорил парторг. — Власть ему захотелось взять! Мало ему было своего хутора, где уж! Полголовы себе снес гранатой и теперь вон валяется возле управы…

Старуха опустилась на ступеньку крыльца и заголосила:

— Ох ты боже мой, господи, сила твоя!

Рудольф не обращал и внимания. Сейчас сердце его было жестким как камень.

— Скажи Юриааду, когда домой доберется, пусть добром и своим ходом явится в исполком, при определении меры наказания это учтется. Сама видишь, у меня силы хватит, чтобы притащить его за шкирку, но ему же хуже будет. Пускай парень подумает.

Затем поехали на хутор Ванатоа. Тут парторг, правда, велел милиционерам слезть с машины, но дом окружать не стали. И заходить не пришлось, сестра Хельга сама вышла на порог.

— Здравствуй, Ильмар дома? — спросил Рудольф.

Хельга покачала головой:

— Нет. С утра исчез.

Взгляд Рудольфа еще больше помрачнел.

— Видишь ли, возле исполкома сейчас была перестрелка… — сказал он.

— Да и здесь слышно было, даже пулемет строчил.

— Поэтому я и объезжаю деревню, — объяснил Рудольф. — Проверяю, кто из мужиков дома. Кого нет, о том могу сказать почти точно, где он сейчас.

— Думаешь, что и Ильмар? — воскликнула Хельга.

— А что мне думать. Их там была целая орава. Не верю, чтобы все они были согнаны из чужой волости или завезены из города.

— Что же будет? — беспомощно спросила Хельга.

— А мне откуда знать! — устало обронил брат. — Сам же он себе эту кашу заварил…

— Боже мой, Рууди, так сделай что-нибудь! — воскликнула Хельга.

— Видно, опоздал. Хотел было на время отправить его в надежное место, чтобы глупостей не натворил, да все душа не позволяла — как будешь забирать своего кровного зятька!

— А ты обо мне и детях не подумал?

— Если бы не подумал, то и не возился бы с этим Ильмаром — пусть мужик получит то, что заслужил.

За полуоткрытой дверью мелькнуло бледное лицо ванатоаской Маали, прикрытое серым платком. Но на виду старая хозяйка не показалась, тайком подглядывала за невесткой и чужими людьми на дворе.

Рудольф понимал, что он плохой утешитель. Чтобы утешать, нужно говорить что-нибудь такое, во что ты сам веришь. К тому же говорить убежденно. Этого он не мог. Он прекрасно знал, что как только вернется в волисполком, то сядет за стол и начнет составлять список тех хозяев и их сыновей, кого он сегодня не застал дома. Ильмар Саарнак тоже будет в этом списке. Не имеет значения, что его, парторга, никто не сможет проверить, латышские милиционеры и вовсе не знают, о чем сейчас идет речь. Тем более. Так сделай что-нибудь, умоляла Хельга. Это означает, что он должен будет солгать. Кому? И какой ценой?

Он оставил сестру стоять во дворе и пошел к машине. Поступь его была грузной и четкой. Теперь все стало совершенно ясно. Никакой неопределенности, подведена окончательная черта.

В последние июньские дни года из находящейся под угрозой противника Риги эвакуировались в Валку правительственные учреждения Латвийской ССР. В городе сосредоточились также партийный актив Латвии, части народного ополчения и отряды милиции. Последние вплоть до 5 июля отбивали в окрестностях города атаки бывших айзсаргов и передовых немецких частей и разведгрупп. Утром 5 июля между 9 и 11 часами последние подразделения латышского народного ополчения отступили через Валгу в Эстонию. На следующий день соединения немецкой группы армий «Норд» полностью заняли территорию Латвийской ССР.

Часть сил латышского народного ополчения и милицейских формирований проследовала из Валги дальше по направлению к Тарту, другая направилась в окрестности города Тырва, где начал формироваться латышский рабочий полк. Отдельные небольшие отряды устремились на север по иным маршрутам.

К числу последних относился и отряд работника рижской милиции, ветерана гражданской войны в Испании Андриса Яунциемса в составе 19 милиционеров из северных латвийских уездов и вольнонаемного шофера. Отряд ехал на грузовике «шевроле», он был вооружен английской системы кавалерийскими карабинами буржуазной Латвии и одним ручным пулеметом «льюис». Командир отряда Андрис Яунциемс в составе 12 интербригады был в ходе сражений при Эбро в 1938 году произведен в капитаны республиканской армии Испании.

Начальник уездного отделения НКВД и уком направили латышских милиционеров на отдых и в качестве подкрепления в Виймастверескую волость. Вскоре после прибытия на место отряд вступил в бой с атаковавшей исполком вооруженной группой и отбил атаку.

В нападении участвовал отряд в составе 22 человек под началом лейтенанта немецкой армии Клауса фон Ханенкампфа. Среди нападавших находились хуторяне из окрестных волостей, а также скрывавшиеся здесь бывшие офицеры из города, начальствующий состав Кайтселийта и полицейские чины. Нападавшие подходили к волостной управе без особых предосторожностей, так как по имеющимся у них сведениям, защитников исполкома насчитывалось не более 3–4 человек из состава местного отряда обороны Поэтому организованный отпор латышских милиционеров при поддержке пулемета оказался для нападавших полной неожиданностью и вызвал среди них граничащее с паникой замешательство.

Положение попытался спасти хозяин хутора Румба Виймаствереской волости Аугуст Купитс, который вместе с бывшим заместителем начальника штаба дружины Кайтселийта капитаном Константином Линдеманом подкрался к волостной управе с намерением забросить гранату в окно второго этажа, откуда стрелял пулемет. Бросок не удался. Английская ручная граната периода первой мировой войны типа так называемой лимонки запуталась в ветвях дерева, упала на землю и, взорвавшись, убила Аугуста Купитса.

При перебежке из места укрытия в лес пулеметной очередью был убит капитан К. Линдеман. Погибшие остались возле волостной управы, в то время как 7 раненых были унесены нападавшими с поля боя. Из защитников волостной управы один милиционер получил при взрыве гранаты легкое осколочное ранение.

Отступив в лес, атаковавший волостную управу отряд разделился на мелкие группы, чтобы успешнее ввести в заблуждение возможных преследователей. В состав одной из таких групп вошли раненный в плечо винтовочной пулей хозяин хутора Нука Иоханнес Охак и сын погибшего А. Купитса Юриааду, который перевязал Охаку рану и теперь помогал соседскому хозяину добраться до своего сарая. Отойдя от волостной управы на 3 километра, Ю. Купитс остановился, оглянулся назад, сплюнул и, подрагивая от озноба, заявил И. Охаку.

— Сволота баронская, привел нас прямо волку в пасть! А сам еще якобы вышколенный офицер. Теперь старик мой остался там под забором, как околевший пес, да и меня красные признали. Этого я ему не прощу!

Лейтенант К. фон Ханенкампф той же ночью передал по радио донесение своему военному командованию о столкновении у Виймаствереской волостной управы, назвав его боем с регулярным подразделением Красной Армии, которое силами возглавляемого им отряда было частично рассеяно; потери противника были определены лейтенантом в количестве 10 убитых и 18–20 раненых.

В конце донесения лейтенант сообщил, что после подобной крупной операции, которая неизбежно привлечет к его отряду внимание командования Красной Армии, он в целях безопасности вынужден временно прекратить активные действия и останется ждать подхода передовых немецких частей, чтобы оказать помощь в занятии территории.

Указанное донесение послужило позднее основанием для представления лейтенанта К. фон Ханенкампфа к награждению Восточной медалью.