— Ну, Джинжер, я должен сказать, что мне нравится твоя смелость, — сказал Питер Руссет.

— Я всегда говорил, что Джинжер храбр, — сказал Сам.

Джинжер кашлянул и попробовал улыбнуться свысока. Наконец он сказал:

— Я думал, что у вас больше смекалки. Неужели вы воображаете, что я пойду?

— Что?! — воскликнул старый Сам негодующим тоном.

— Неужели ты уклонишься от боя? — спросил Питер.

— Уклонюсь, — ответил Джинжер. — Если вы воображаете, что я собираюсь быть разбитым вдребезги кулачным бойцом ради того, чтобы показать свою храбрость, то ошибаетесь.

— Ты должен идти на бой, Джинжер, — сказал старый Сам очень строго. — Теперь слишком поздно отступать. Подумай о девушке. Подумай о ее чувствах.

— Ради твоего доброго имени, — добавил Питер.

— Я никогда не буду больше разговаривать с тобой, Джинжер, — продолжал старый Сам, сжимая губы.

— И я также, — прибавил Питер Руссет.

— Подумать, что нашего Джинжера назовут трусом, — сказал старый Сам, содрогнувшись, — да еще в присутствии девушки.

— Самой прелестной девушки в Уаппинге, — прибавил Питер.

— Послушайте, — вскипел Джинжер, — замолчите-ка вы оба. Я не пойду и конец. Я не боюсь обыкновенного человека, но избегаю кулачных бойцов.

Старый Сам сел на край своей постели и изображал собой истинную картину отчаяния. Наконец он сказал:

— Джинжер, ты должен идти ради меня.

— Ради тебя? — переспросил Джинжер, вытаращив глаза.

— Я рискнул деньгами, — отвечал Сам. — To же самое сделал и Питер. Если ты не пойдешь, то все пари будут сняты.

— И это будет для вас барышом, — сказал Джинжер. — Если бы я пошел на бой, то вы, как пить дать, проиграли бы.

Старый Сам кашлянул и посмотрел на Питера; Питер кашлянул и посмотрел на Сама.

— Ты не понимаешь, — мягко заговорил Сам. — He часто приходится в нынешние тяжелые времена добыть себе денег.

— Поэтому мы поставили все свои деньги на Билля Лумма, — прибавил Питер. — Это самый верный и самый легкий способ заработать. Видишь ли, мы знаем, что ты не кулачный боец, а другие этого не знают.

Бедный Джинжер посмотрел на них, а затем назвал их всеми возможными словами, какие только приходили ему на язык, но они, поглощенные мыслями о барыше, не обратили на это никакого внимания. Они позволили ему свободно высказаться, а на ночь привели с собой еще двух матросов, державших пари против Джинжера и, несмотря на это, так полюбивших его, что они не намерены были расстаться с ним до окончания боя.

Джинжеру пришлось уступить, и на следующий день, в двенадцать часов, они все отправились к назначенному месту. Мистер Вебсон, — хозяин "Веселых Лоцманов", коротенький, жирный мужчина лет пятидесяти, с которым Джинжеру приходилось разговаривать раза два, отправился вместе с ними и все время, до станции, не переставал восхвалять выбранное место: оно очень удобно для такого рода времяпрепровождения, совершенно уединенное, с прелестной мягкой травкою для падения побитого, над головами неумолчно поют жаворонки.

Компания села в поезд на Гомертон, и так как был уже полдень, то носильщики были поражены, увидев, какое множество людей едет этим поездом. Удивлен был и Джинжер. Тут были хозяева половины Уаппингских трактиров и все они курили длинные сигары. Два полисмена с доков, сменившиеся с полудня, в частном платье, — один с неистовой зубной болью, а другой с умирающим младенцем. Все были игривы как котята, а хозяин "Веселых Лоцманов" указал Джинжеру, какие в сущности благоразумные люди полисмены. Кроме этой публики было еще множество матросов, даже шкиперов и они почти все тоже курили длинные сигары и поглядывали на Джинжера одним глазком, а на уаппингского боксера другим.

— Бейте сильно и прямо, — сказал тихим голосом хозяин Джинжеру, когда они вышли из вагона и пошли по дороге. — Как вы себя чувствуете?

— Я чувствую простуду, — ответил Джинжер, поглядывая на боксера, шедшего впереди, — раздирающую головную боль и острую боль во всей левой ноге. He думаю…

— Ну, это ничего, — возразил хозяин. — Вам стоит только крепко бить. Если вы победите, то мне в карман попадет сто фунтов, и я уделю вам пятифунтовик. Понимаете?

Они прошли по нескольким переулкам, шедшим в различных направления, и, перебравшись через реку Ли, попали на болота. Действительно место было, как сказал хозяин, словно нарочно сделано для боя.

Небольшого роста парень из Майль-Энда был выбран третейским судьей, а Билль Лумм, сняв платье, стоял и смотрел, как Джинжер раздевается, медленно складывая свою одежду. Затем они двинулись навстречу друг другу, причем Билль шагал более крупными шагами чем Джинжер, и они пожали друг другу руку, после чего Билль моментально одним ударом перевернул Джинжера вверх тормашками.

Хозяин "Веселых Лоцманов", поставивший на Джинжера, на коленях ухаживал за ним и говорил, что это совсем ничего и что кровотечение из носа признак здоровья!

Но случилось так, что Джинжер настолько обезумел, что не нуждался больше в подбадривании, а хотел только одного — убить Билля Лумма.

В следующей схватке он получил два-три удара, от которых у него зазвенело в голове, но затем, овладев собой, он попал прямо в цель, запустив кулак в челюсть Билля, что удивило их обоих: Билля потому, что он не ожидал, что Джинжер может бить так сильно, Джинжера потому, что он не думал, чтобы кулачные бойцы имели какие-нибудь чувства.

Они сцепились и вертелись, а хозяин похлопал Джинжера по спине и сказал, что если у него будет когда-нибудь сын, он желает, чтобы этот сын походил на него.

Джинжер был удивлен своими собственными действиями, а также были удивлены старый Сам и Питер Руссет, и когда Джинжер в шестой раз повалил Билля, Сам побледнел как смерть. Джинжер был весь в отметинах, но он прилип к своему противнику, и оба полисмена, которые поставили свои деньги на Билля Лумма, заговорили о своих обязанностях и о том, что следует остановить бой.

На десятой схватке Билль ничего не видел, и даром тратил силы, нанося удары по воздуху, а один раз даже по третейскому судье. Джинжер, выждав удобный момент, нанес страшный удар в подбородок Билля, повалил его и затем оглянулся, отыскивая колени хозяина.

Билль сделал вид, что хочет подняться, когда было провозглашено: "начинай", но не мог, и третейский судья, державший платок у носа, заявил, что победа осталась за Джинжером.

To был самый торжественный момент в жизни Джинжера Дика. Он сидел как царь, страшно улыбаясь, и голос Сама, платившего свой проигрыш, звучал для него как музыка, несмотря на слова, которые тот нашел удобным произнести. Питера же Руссета так трудно было заставить раскошелиться, что, казалось, завяжется новый кулачный бой, но он в конце концов все-таки расплатился и ушел, сказав Джинжеру часть того, что думает о нем.

Много было ссор, но все-таки платежи были произведены наконец, a хозяин "Веселых Лоцманов", бывший в отличном настроении вследствие выигранных им денег, отдал Джинжеру обещанные пять фунтов и довез его в кэбе домой.

— Славно ты работал, парень, — сказал он. — Нет, не улыбайся. Когда ты улыбаешься, кажется, будто голова сейчас свалится с твоих плеч.

— Надеюсь, что вы расскажете мисс Тукер, как я боролся, — попросил Джинжер.

— Расскажу, парень; но тебе лучше, ради вас обоих, не видать ее некоторое время.

— Я думаю, что мне надо полежать денька два в постели, — сказал Джинжер.

— Это самое лучшее, что ты можешь сделать, — одобрил хозяин, — и, смотри, никогда больше не выходи на бой с Биллем Лумом. Держись подальше от него.

— Это почему? Я побил его один раз, могу побить его и в другой раз, — обиделся Джинжер.

— Побить его? — повторил хозяин и вынул изо рту сигару, как будто собирался заговорить, но снова вложил ее в рот и выглянул в окошко.