Она поднесла нож к моему рту, и я ощутил на своих губах холодный поцелуй лезвия, уловил теплый запах ее тела. Внезапно я почувствовал, что наполняюсь теплом, возможностью жить. Я снова поверил, что смогу выполнить стоящую передо мной задачу и вернуться домой, к своей жизни. Она держала лезвие у моего рта, пока мне открывались эти соображения, затем медленно отняла его и приложила к глазам — к правому, потом — к левому, то же самое и с ушами. Опять холодное прикосновение ножа. Я почувствовал, что краснею, как влюбленный.

— Теперь можешь говорить, есть, видеть и слышать. Ты снова жив.

Поэтому я открыл глаза.

28

Тени раздвинулись, словно занавес, и я увидел ее.

Я сидел в передней комнате. Стены и потолок казались сделанными из серебра — подобный эффект, возможно, давало множество ламп, но к этому моменту я, собственно, поверил бы чему угодно — в таком замешательстве очарования пребывал мой разум. В комнате не было ничего, кроме ступеней, уходивших в отодвинувшиеся тени, низкой скамьи, небольшого столика, уставленного едой и напитками, и двух кресел. Она сидела в одном из них. Голову ее венчала синяя корона, подчеркивавшая чистые линии шеи и плеч и ясную красоту лица.

Она сидела, сложив руки на коленях, и с любопытством наблюдала за мной, следя за игрой мыслей и чувств, без сомнения, ясно отражавшейся на моем лице, и, думаю, получая от нее удовольствие. Я бы рассказал ей о чем угодно. И похоже, она это знала, поскольку быстро улыбнулась, когда данная мысль промелькнула у меня в голове. Эта краткая улыбка пронзила меня, как волна наслаждения, тепла и… Куда деваются слова в минуты, подобные этой, когда мы чувствуем себя исполненными жизни, предельно восприимчивыми к присутствию другого человека, его таинственному духу, достигаем границ нашей физической сущности и выходим за ее пределы, ощущая, что мы все же не сводимся к коже и костям, но сделались частью мироздания? Я не более чем сотрудник полиции, сыщик, всего лишь один из проходных персонажей в шараде этого мира, и однако, обласканный ее вниманием, на мгновение почувствовал себя маленьким богом, освобожденным от времени и мира. Затем ее улыбка исчезла. Я понял, что хочу ее возвращения, действительно понял, что пойду на все, лишь бы вернуть ее на это необыкновенное, исполненное достоинства, открытое лицо.

— Который час? — наконец спросил я и немедленно почувствовал себя идиотом, задав такой простой и не относящийся к делу вопрос.

— Час Ахет. — Голос ее был спокойным и чистым.

— Пожалуйста, напомните, что это значит. — Рядом с ней я чувствовал себя невеждой.

— Это означает час перед рассветом. Книги еще называют его временем, когда становишься деятельным. По-иному это можно объяснить так: «Ах» — имя, которым мы называем воссоединение личности со своей душой после смерти. Некоторые полагают, что это воссоединение длится вечность.

— Как долго!

На мою нервную иронию она отреагировала внимательным взглядом. Это напомнило мне, что нет нужды изображать перед ней полицейского. Задача была потруднее: быть самим собой.

— И еще одно истолкование: на священном языке знак «Ах» означает священного ибиса, птицу мудрости. Подумай об этом в рассветные часы своей новой жизни.

Мгновение мы смотрели друг на друга. Что со мной происходило?

— Это моя новая жизнь? — спросил я. — Я умер? И родился заново?

— Возможно, если ты посмотришь на это правильно. По истине. — Она наклонила голову набок, рассматривая и оценивая меня.

— Для меня честь познакомиться с вами, — сказал я.

— Ох, прошу, не надо о чести. Я устала от почестей. Сожалею, что так осложнила тебе жизнь. Наполнила ее таким драматизмом. Все эти задания и проверки. Ты, наверное, чувствовал себя попавшим в сказку. Но я должна была знать, можно ли тебе доверять. Истинный ли ты человек. Ты голоден? Хочешь пить?

Она жестом указала на стол и налила мне бокал воды. Я выпил ее залпом, не сознавая, насколько пересохло у меня во рту, как тепло сделалось в комнате. Видимо, потому я болтал такую чушь. Она пополнила кувшин из маленького фонтанчика, устроенного в стене, и поставила его передо мной. Каждый жест и движение царицы были совершенными. Женщина, полностью владеющая собой. Казалось, даже воду в кувшин она наливала, полностью и с удовольствием этому отдаваясь. Она жила полной жизнью.

— У вас здесь свежая вода?

— Да, под зданием есть источник. Отчасти поэтому я выбрала данное место.

— Для чего?

— Для своего убежища.

— Убежища от чего?

Она помолчала.

— Я не должна забывать, что ты человек, который разгадывает серьезные загадки, задавая простые вопросы. — Она налила мне еще воды, затем медленно отошла в глубь комнаты. — Ты так меня и нашел? Задавая вопросы? — Глаза ее блестели. Весельем. Любопытством. Интересом. — Откуда ты знаешь то, что знаешь?

В тот момент ответа у меня не было. Я почувствовал, будто работа всей моей жизни, мои поступки и мысли, мечты и идеалы рассыпались в прах, повергнутые ее рукой, которая, опускаясь, сверкнула белизной в свете ламп. И это чувство мне понравилось.

— Наш Владыка.

— Назови его по имени. Имена обладают силой. Назови его Эхнатоном.

Она произнесла его имя как сложную музыкальную фразу. В нем прозвучала мелодия любви, но еще и диссонансы, и более резкие, противоречивые эмоции. Царица отступила дальше в темноту комнаты.

— Эхнатон вызвал меня, а не начальников городской полиции, чтобы найти вас.

— Он тебя не вызывал. Это сделала я. И наблюдала за тобой с момента твоего прибытия.

Мне показалось, будто дверь отворилась там, где прежде ее не было. Царица снова повернулась ко мне, ее изумительное лицо опять вышло на свет. Она невозмутимо ждала моей реакции, встретившись со мной сдержанным, оценивающим взглядом. На мгновение я смешался, пытаясь соединить ее слова с теми сведениями, что успел собрать, — пытаясь, честно говоря, увидеть всю тайну в новом свете, с позиции, которой потребовали эти несколько простых слов. Внезапно у меня страшно закружилась голова. Сешат, погибшая девушка? А как же Тженри и Мерира? К чему эта великолепная и жуткая головоломка?

Ко мне бочком подошла кошка и, выгибая спину, потерлась о мои ноги, породив каскад серебристых искорок, от которого мы оба вздрогнули. Я погладил ее. Нефертити улыбнулась, на этот раз более открыто.

— Ты ей нравишься.

— Она нравится мне.

— Но ты же не любишь кошек.

— Вкусы меняются. Как вы узнали, что она найдет меня и приведет к вам?

Кошка перешла к своей хозяйке, вспрыгнула к ней на колени и оглянулась на меня, немного наклонив голову и аккуратно подобрав хвост.

— Я не знала. Я верила.

Я снова почувствовал себя заблудившимся на неисследованной территории, где вещи не то, чем кажутся. Где истина — множественна. Где верой совершаются дела. Где я не знал, что мне известно.

— Я знала, что она вернется ко мне. И верила, что ты можешь последовать за ней.

— У меня страннейшее чувство, что я персонаж и вы пишете мою судьбу.

— Мы персонажи одной и той же истории. Я вынуждена была вызвать тебя к себе, потому что не знаю конца. Дело сдвинулось, но мы теперь находимся в самой середине этого трудного пути и можем узнать конец, только прожив предстоящее. Я знаю, какого завершения хочу для себя, но оно не бесспорно. Его не может быть, пока оно не воплотится, свершится, сделается настоящим. Книга живых, если хочешь. И для этого мне нужна твоя помощь.

Ее ум возбуждал; пока она говорила, я упивался оттенками выражения ее лица — быстрая смена эмоций, остроумие. У меня промелькнула мысль, что я наблюдаю за великой актрисой, глубоко чувствующей каждое слово, однако великолепно владеющей собой. К тому же я начал постигать кое-что еще: потребность в ней, затягивающую, как абсолютно темный колодец. Она отчаянно желала раскрыться, поведать свою историю, мотивы и, возможно, страхи. Ей нужен был кто-то, с кем она могла бы поговорить. И я вдруг осознал, что она одна, в утлой лодчонке, брошенная на произвол судьбы в море тревог. И просит моей помощи.