Одна ванная комната стоила нашего визита. Большое квадратное помещение, освещаемое через зарешеченные отверстия, нижняя часть стен расписана красивым разноцветным геометрическим узором, а выше изображены болота, река и полуобнаженные девушки. В полу имелись стоки и дренажное отверстие, и мы стояли в ваннах, а слуги лили на нас прохладную ароматизированную воду.

— Даже в самых безудержных мечтах я не думал, что буду принимать душ в подобном месте! — сказал Хети.

Мне говорить не хотелось. Вглядываясь в мозаику отражающего зеркала, которое висело на стене над ванной, я побрился бронзовым лезвием с ручкой в виде обнаженной фигуристой женщины. В маленьких горшочках с крохотными ложечками были разнообразные притирания и снадобья. Хети экспериментировал, опробовав весь ассортимент, пока я не сказал ему, что от него воняет как от девицы.

22

Надо мной нависла чья-то тень. Я вскочил, тряхнув головой, чтобы привести свои чувства в некий порядок. Стоявшие вдоль стен светильники были зажжены. Я заснул, как деревенский дурачок. С минуту я не мог вспомнить, где нахожусь.

— Пора. — Судя по его виду, Хети развлекался.

В миске лежали финики и смоквы, и я с жадностью сжевал горсть плодов. Сладкое во второй половине дня хотя бы внешне придает мне энергии.

Как могли мы привели в порядок свою одежду. Пареннефер медленно и нервничая вез меня к царскому дворцу в собственной повозке, Хети шел следом. Пареннефер принадлежал к тем возничим, которые, похоже, смотрят не дальше лошадиной морды. Он уж точно не смотрел вперед, чтобы узнать, что происходит на битком забитой дороге.

Бросив на меня один из своих внимательных, с наклоном головы взглядов, он спросил:

— Много вам рассказали о Тии?

— Я так понял, что по части красоты она в настоящее время не в лучшей форме.

— Не могу сказать. Но она прибыла сюда только для участия в Празднестве. Хотя фараон и построил для нее дворец и храм, она до сих пор не изъявляла желания посетить новый город. Я слышал, она считает, что это зашло слишком далеко — переезд в новый город, Большие перемены и прочее. Но теперь, когда все уже произошло, она чувствует себя обязанной поддерживать фараона. Думаю, все знают, что она по-прежнему имеет огромное влияние на Эхнатона.

— Ну так это всегда и бывает между матерями и сыновьями, — сказал я, думая о своей матери и ее мудром поведении.

— Разумеется, но дело не только в этом! — воскликнул он, словно я плохо заучил урок. — Во-первых, она сама имеет царский статус возлюбленной жены Аменхотепа Великолепного, Строителя памятников, отца Эхнатона. Но еще, и не в последнюю очередь, ее собственная семья пользуется наибольшим доверием на службе у царской семьи. И в самом деле, ее отец Юаа, который начинал царским колесничим, поднялся до поста самого доверенного советника Аменхотепа. А ее брат, Эйе, заведует сегодня ведомством своего отца и является чрезвычайно близким советником Эхнатона.

— Слыхал я об этом Эйе. Что вы о нем знаете?

— Он известен лишь в узком кругу; предпочитает, по-видимому, оставаться в тени. Его семья обвивалась вокруг царской фамилии подобно плющу, пока благодаря браку не стала в итоге неотличима от нее. Это могущественный союз.

От всех этих генеалогических построений стопорились мозги. Кто знает, каким образом в будущем распутаются сии цепочки наследственных прав и сделок власти? Как та или иная девочка будет продана очередной иностранной державе в обмен на недолгий мир или небольшую войну? Чьи имена переживут века, истории чьих жизней обратятся в пыль и развеются по ветру? Но я вынужден был четко все уяснить, иначе мог допустить какую-нибудь глупую ошибку в разговоре с женщиной, с которой скоро мне предстояло беседовать.

— Значит, Тия — вдовствующая царица. Ее отец был молодым человеком из занимающей хорошее положение семьи, который стремился наверх и стал очень могущественным. Ее брат Эйе остается во внутреннем кругу.

— Да, — сказал Пареннефер. — Его отец, который был не только могущественным, но и достойным человеком, с юного возраста обеспечил своему сыну доступ в гущу событий. Думаю, он был самым молодым за всю историю Главным возничим.

— А какие отношения связывают этого человека с Нефертити, Великой женой фараона? — спросил я.

— Не знаю.

И с этими словами он замкнулся в себе, лицо его выражало не больше, чем запечатанная гробница.

Я размышлял над услышанным, пока мы ехали в вечернем свете по кипящим жизнью улицам. Вот человек в самом сердце царской семьи. Его семья сделала все, чтобы обеспечить преемственность и улучшение данного союза. Похоже, они добились поразительных успехов. И однако же, я ничего не знал ни об этом человеке, ни о его власти.

— Он здесь, в городе? — спросил я у Пареннефера.

Тот словно бы удивился, что я все еще думаю об Эйе.

— В настоящее время, по-моему, нет. Насколько я знаю, он постоянно перемещается между Фивами, Мемфисом и Ахетатоном. У него собственное казенное судно. Но мало кто знает о его передвижениях. Уж точно не я.

Мы прибыли к царскому дворцу. Пареннефер торопливо провел нас через ворота, надменным взмахом рук заставив стражу исчезнуть, и по длинным коридорам повел нас в глубь комплекса. Мы сворачивали за угол, когда он внезапно задержал меня в тени.

— Будьте осторожны в словах во время разговора с царицей-матерью, — сказал он. — Она наслаждается страхом. У нее язык крокодила. Она может обратить вашу жизнь в прах. Она выйдет к вам вместе с принцессами. По-видимому, она настаивает на своем присутствии во время вашей беседы с ними.

— Этого мне только не хватало, — заметил я, кляня себя за то, что по глупости не предусмотрел такого поворота.

Мы подошли к двери, Пареннефер постучал, нас впустили. Я услышал знакомые звуки — девчоночьи крики и препирательства, прерываемые, судя по всему, бесполезными наставлениями какой-то женщины. Няньки и слуги суетились вокруг, напряженные и усталые.

— Принцессам, должно быть, пора спать, — заметил Пареннефер с более тревожным, чем раньше, видом. — Великолепно. Я должен идти. Оставляю вас в надежных руках наставницы. А вот и она. — Затем он снова на меня посмотрел и тихо добавил: — Мы прибыли рано. Я подумал, лучше приехать пораньше.

Я понял его. Он надеялся дать нам немного времени наедине с принцессами до прихода Тии. Я с благодарностью пожал советнику руку.

К нам подошла озабоченная женщина средних лет, обеспокоенная столь ранним нашим появлением. Она была не готова. Едва она открыла рот, чтобы поздороваться, как ее перебил резкий крик; сине-красный кожаный мячик вылетел из открытой двери, неточно пущенный взбешенной рукой раскапризничавшегося ребенка, и ударился о горшок с растением. Земля разлетелась по полу. Дверь захлопнулась.

Женщина покраснела.

— Сюда, быстро уберите это.

Подбежавшие слуги принялись заметать грязь.

— Принцессы настолько полны чудесной радости жизни, что одна мысль о том, чтобы идти спать, выводит их из себя, — продолжала она, обращаясь ко мне. — Они устают и в результате уже не отвечают за себя так, как, я уверена, на самом деле пожелали бы.

Я правильно истолковал слова женщины и попытался помочь ей выбраться из данной ситуации.

— Мои девочки ведут себя точно так же. Хотя обещание рассказать сказку может ненадолго их утихомирить.

Она кивнула.

— Но с другой стороны, нужно быть осторожными, так как царственная бабушка считает литературу ненужным возбуждающим средством, которое может размаять детей на всю ночь.

— Могу я увидеть их сейчас, до того, как они лягут спать?

— Мне дали строгое указание начать беседу только в присутствии вдовствующей царицы.

— Ну а я уже приехал. И они, похоже, готовы лечь спать. А не могу я хотя бы познакомиться с ними?

Женщина со страхом покачала головой, но тут в дверях появилась девочка. Меритатон. Я помнил ее по церемонии.