— И уже какое-то время вы не получали от нее весточки?

— Нет, но, понимаете, она занята. Мы и не ждем. Без сомнения, она слишком много работает! Я знаю, их там загружают работой.

Отец неуверенно улыбнулся.

— У меня к вам личный вопрос. Есть ли у нее родинки? Вообще какие-то отметины на теле?

Отец озадачился.

— Родинки? Не знаю. Зачем вы пришли сюда со всеми этими вопросами? Почему полицейский сидит в моем доме и расспрашивает меня о моей дочери?

Теперь он выглядел напуганным.

— Я надеюсь ее найти.

— Если она вам нужна, почему вы не пойдете в гаремный дворец и не спросите там?

— Потому что, боюсь, ее там нет.

До них начала доходить правда. Онемевшая и застывшая как статуя мать остановилась в дверях комнаты и медленно указала на свой живот:

— У нее есть шрам, как звездочка. Здесь.

Я покинул этот дом, погрузившийся в молчание, от которого, я знал, он никогда не оправится. Мягкое лицо отца, недоумевавшего, зачем я пришел к нему в дом и лишил его отрады в старости, исказилось, как разбитое камнем. Отказ матери верить в случившееся был естественным. Горечь сына со временем перерастет в чистую ненависть к богам, которые допустили жестокое уничтожение невинной жизни. Я лишь сказал им, что она убита — сообщить остальное у меня не хватило духу, — но я пообещал вернуть им тело для подобающих похорон. Все, что я смог оставить этим людям, помимо страдания, был скарабей. Я надеялся, что он покроет расходы на хорошие похороны и все необходимые ритуалы. К тому же амулет, насколько я понял, принадлежал этой девушке. Самое меньшее, что я мог сделать, — это убедиться, что ее не бросят гнить в могиле где-то в пустыне; только не после того, что уже пережили ее родные.

Мы выехали из затихшего теперь поселка. Спустя некоторое время я нарушил молчание:

— У нас хотя бы есть ответ, Хети. Мы знаем уже немного больше, чем раньше.

— О связи убитой девушки с гаремным дворцом.

— Совершенно верно. Сейчас же отвези меня туда. Мне нужно со всеми поговорить.

— У нас есть полномочия, но все равно сначала придется сообщить в управление гарема.

Я вздохнул. Как все сложно!

— Нам нельзя терять время. Давай вези.

Хети сморщился, как пойманный на лжи ребенок.

— Что?

— Возможно, вы забыли? О приглашении?

И тут до меня дошло. От Маху. Поохотиться. Сегодня днем. Я выругал себя за то, что имел глупость согласиться.

— У меня появилась первая существенная зацепка за несколько дней, и ты думаешь, что я стану тратить время на охоту? Да еще с Маху?

Хети пожал плечами.

— Перестань пожимать плечами! Мы едем прямиком в гаремный дворец.

Хети явно встревожился, но тем не менее подчинился моему приказу и направился в город.

Мы как раз въезжали на окраину, когда вдруг, откуда ни возьмись, из боковой улочки появился Маху на собственной колеснице. Его уродливый пес, как никогда похожий на символ человеческой души, стоял рядом с ним, положив передние лапы на поручень.

Я в ярости повернулся к Хети:

— Ты сказал ему, куда мы едем?

— Нет! Ничего я ему не говорил.

— Но ты же у него служишь, и он появился именно тогда, когда мы наконец-то нащупали какой-то след. Странное совпадение, тебе не кажется?

Хети уже собирался огрызнуться, когда Маху проорал надо мной:

— Как раз вовремя! Уверен, вы не забыли про охоту.

Резко дернув поводьями, он помчался вперед.

17

Компания охотников собралась у главной речной пристани — узкого сооружения из досок, недавно положенных на опоры из камня и дерева. Длина пристани составляла локтей пятьсот, ширина — примерно пятьдесят. С нескольких барж выгружали каменные блоки, а тяжело осевший, переполненный паром ставил паруса, чтобы перевезти через реку, с восточного берега на западный, взрослых и детей, животных и гробы. Из других судов в это время дня здесь стояли только прогулочные корабли — один из них особенно элегантный, с двухэтажной надстройкой, такого я никогда раньше не видел, его опущенные мачты лежали на стойках. Среди же прогулочных судов перемещалось множество яликов с маленькими полотняными парусами, ярко-синими и красными. Над волнами разносились обрывки изысканных фраз и взрывы смеха.

Со стороны группы охотников доносились иные звуки: напористые, энергичные голоса, пробовавшие себя на фоне многозначительной тишины, ощутимого напряжения. Типичная группа молодых людей из знатных семей и горстка сотрудников полиции. Самодовольные и мужественные, держатся уверенно, взбудоражены, воинственно настроены.

Хети снова попытался убедить меня, что не имеет отношения к вмешательству Маху. Я не мог этому поверить.

— Я уже начал тебе доверять, — сказал я и отошел к группе мужчин. Ноги казались тяжелыми, как речной ил. Я попал в ловушку протокола в тот самый момент, когда мне нужно было идти по новому следу.

Маху представил меня.

— Рад, что вы к нам присоединились, — добавил он с грубым сарказмом. Вот человек, у которого любое слово звучит как угроза.

— Спасибо за приглашение, — ответил я, вложив в голос как можно меньше воодушевления.

Он не обратил на меня внимания.

— Я слышал, вы ковырялись в поселке ремесленников. У вас на руках пропавшая женщина и мертвый полицейский. Время идет.

Я не собирался ничего ему сообщать.

— Удивительно, как вещи, с виду не имеющие друг к другу отношения, на деле оказываются тесно связаны.

— Неужели? Возможно, вы сумеете тесно связать свой прицел с летящей уткой или еще с чем-нибудь.

По рядам присутствующих волной пробежали снисходительные смешки. Мужчины более или менее успешно сымитировали хищную ухмылку Маху. В своих новеньких одеяниях для охоты они казались собравшимися на диковинный маскарад. Их мускулатура была результатом тщеславных ухищрений, а не труда. Охота для них была времяпрепровождением, забавой. Необходимость, этот простой и истинный бог, никогда их не посещала. Солнечное освещение сильнее подчеркнуло тени на высокомерных лицах. Здесь были главы ведомств, отпрыски аристократических семейств — все из высшей знати.

Несмотря на недвусмысленно враждебное отношение к Большим переменам, даже я должен признать, что одно из их следствий — появление новых возможностей для широких слоев общества. Для таких людей, как я. Я происхожу из так называемой простой семьи. И насколько же это слово не соответствует содержанию: простые люди заботятся друг о друге, изобретают способы выжить, получают удовольствие от незамысловатых радостей. Знатные же фамилии — поколение за поколением — держатся за свои ведомства земной власти и запертые хранилища с богатствами нашей земли так долго, как время течет в водяных часах. Они держатся за свое, словно богатство может защитить их от всего. И, честно говоря, защищает — от нищеты, от большинства страхов, от нужды, от сужающихся или исчезающих горизонтов жизненных возможностей; от беспомощности, унижения и голода. Но только не от страданий и уязвимости перед несчастьем, которые поражают всех, будучи неотъемлемой частью человеческого существования.

Маху перебил мои мысли, словно читал их.

— Что ж, время летит. Давайте рассаживаться по лодкам. Удачной охоты.

Мы направились к нескольким тростниковым лодкам. Наготове стояли слуги со своими яликами, призванные помогать нам на охоте. Я вырос, ходя под парусом на этих очаровательных суденышках — таких простых и ладных. Мы стали разбиваться на пары. Рядом со мной возник с озабоченным видом Хети, но не успел он шагнуть в мою лодку, как один из присутствующих остановил его с грубостью, изумившей нас обоих. Впрочем, я совсем не желал тратить еще час, слушая нытье Хети. Незнакомец назвался Хором. С ним была кошка на кожаной шлейке. Животное сразу же прыгнуло на нос лодки и уселось, вылизывая переднюю правую лапу и выжидающе, критически поглядывая на меня.