А вот с травмами человечество никогда не справится.

Олимпиада Семеновна говорит, что великий хирург Пирогов назвал войну травматической эпидемией. Но сейчас, по ее словам, травматическая эпидемия образовалась и без войны. Она привела жуткую цифру. Только от автомобильных катастроф ежегодно на земном шаре гибнет 500 тысяч человек и 10 миллионов попадают в больницы.

Мой папа добавил к этому еще несколько потрясающих цифр. По его словам, население земли сейчас увеличивается на три человека в секунду. А только с конвейера одного нашего завода в Тольятти, который выпускает эти самые «Жигули», каждую минуту сходят три автомашины. И ведь таких заводов в мире много. Значит, автомашины рождаются еще быстрее, чем люди.

— Но травмы наносят не только автомашины, — сказала Олимпиада Семеновна. — Я, Николай Иванович, покажу вам наши отчеты. И вы поймете, что просто обязаны написать об этом.

Папа пришел навестить меня днем, один, без мамы, он был свободен после дежурства в редакции, и Олимпиада Семеновна стала уговаривать папу написать в газету о детском травматизме.

— Это важнейший, это государственный вопрос!

В моей старой школе были очень неровные стены. Краска с них быстро облупливалась. Придешь в сентябре в школу — стены даже блестят, а уже в октябре видна прошлогодняя краска. Она всегда была темнее. Может быть, поэтому в наших коридорах и даже классах висело так много плакатов? Они закрывали пятна.

На некоторых плакатах было написано, что дети должны быть очень осторожными, не прыгать, не кататься на санках с горок, не взлетать высоко на качелях и ездить на лыжах лишь в присутствии старших.

А папа считает, что это неправильно. Если все дети будут осторожными, то откуда же возьмутся космонавты? Или просто летчики? Как подберут людей для такой ответственной и рискованной специальности, как пожарные? А спорт? Бокс? Футбол? Прыжки на лыжах с трамплина? Да просто мотоцикл или автомашина?

Конечно, я понимаю, некоторая осторожность нужна. Но как отличить, где осторожность, а где трусость? Очень трудно отличить. Иногда, наверное, просто невозможно.

Поэт Ольга Чугай написала удивительные стихи:

Мы с папой думаем, что дети должны лететь на опасность. Это в их природе. Наверное, это и в природе тех взрослых, которые сохранили в себе важнейшую для человечества, для его развития детскую черту способность к безрассудному риску. Когда б не эта черта, люди, может быть, до сих пор жили бы в пещерах, как троглодиты. И в этом травматологическом центре, на мой взгляд, как раз и собраны такие дети и такие взрослые.

Олимпиада Семеновна совершенно не согласна с такой папиной теорией. Но Олимпиаде Семеновне нравится мой папа. По лицу у нее ничего не видно, а в словах тем более, но я это все равно знаю.

— Ты, Оля, фантазерка, — сказала она, обращаясь ко мне, но возражая папе. — И великий утешитель. В самом деле, все это не так романтично. Мой опыт, а он большой показывает, что на восемьдесят процентов, ну, в крайнем случае, на семьдесят, в наш центр люди попадают из-за алкоголя. Из-за пьянства.

— И в нашем корпусе? И грудные дети?

— И в нашем корпусе. И грудные дети. Нетрезвый отец садится за руль и разбивает автомашину, а он забирал ребенка из детского сада. Молодая мать отпраздновала с друзьями именины, крепко уснула и не услышала, что ребенок плачет, что поднялся в своей постельке и вывалился на пол. Эпоха научно-технической революции, — продолжала Олимпиада Семеновна, — вступила в непримиримое противоречие с алкоголем. Вся современная техника, я уже не говорю о технике заводов, фабрик, строек, шахт, даже техника, которая окружает человека в повседневной жизни: электрические утюги, пылесосы, электробритвы и мопеды, рассчитана на то, что пользоваться ею будут трезвые люди. Что может быть проще в обращении, чем телевизор? Но если ткнуть руку не туда, куда следует, — обожжет или даже убьет током высокого напряжения. На многих приборах и машинах в наше время ставят специальные устройства — «фулпруф», защиту от дурака, защиту от неумелого человека. Но «фулдрункард» — защиту от пьяного поставить невозможно. Ведь действия пьяного никто не может предугадать.

Все это звучало очень логично. И все-таки была в этом какая-то жестокая неправда. Она меня очень возмутила.

— А пожарный? Если, спасая ребенка, споткнулся в дыму на лестнице и поломал себе ногу? А футболист, которому, когда пробивали штрафной, попали мячом в лицо и свернули нос набок. А парашютист, который неудачно приземлился?

— Все это бывает, Оля, — сказала Олимпиада Семеновна. — Но чаще бывает иначе. И детские травмы чаще всего возникают по нашей вине, — снова обратилась она к папе.

Она рассказала, что почти половину травм головы дети получают в результате игр во дворе. Везде есть деревянные доски-качели. Малыши сваливаются с сидений. Доски бьют их по головам. Нужно сиденья готовить из отслуживших свой срок резиновых покрышек легковых автомашин.

Дети часто балуются на верхних площадках деревянных горок и летят вниз. Площадки нужно огородить перильцами. Ей, Олимпиаде Семеновне, часто приходится извлекать из детских задиков большие занозы. Дерево на желобах набухает от дождя, расслаивается. Нужны не деревянные, а пластмассовые желоба.

У маленьких детей на голову приходится около четверти веса тела. Когда малыш свесится с коляски или когда он учится ходить — голова перевешивает, и он падает на голову. Нужно, чтобы промышленность выпускала всевозможные фиксирующие, поддерживающие приспособления.

Детей нужно учить не только ходить и бегать. Их обязательно нужно учить падать. Вот гимнасты, например, или лыжники умеют падать так, чтобы ничего у себя не поломать. Но маленьких детей этому никто не учит.

Ножи, вилки, ножницы и другие колющие и режущие инструменты — сколько из-за них несчастий. Необходимо специально обучить детей обращаться со всем этим. А двери со стеклом… Считается, что это красиво. Но это просто ужасно. Дети не замечают этих стекол, разбивают их, калечатся…

— Вот об этом нужно, обязательно нужно написать в газете, — сказала Олимпиада Семеновна. — Чтоб там, где это возможно, избежать рискованных ситуаций, которые Оле и этой ее поэтессе кажутся такими необходимыми.

Я подумала, но не сказала вслух, что еще важнее было бы написать в газете об академике Деревянко. О Светиле. О том, как он создал этот огромный травматологический центр по тому же принципу, как до сих пор создавали только предприятия, выпускающие электронно-счетные машины или самолеты: небольшой институт и при нем громадный завод. Так же построил свой травматологический центр и академик Деревянко: ортопедический институт и при нем целый ряд корпусов гигантской больницы.

Я уверена, что он с самого начала понимал — со временем все болезни будут затихать, исчезать, а количество травм не только не уменьшится, а наоборот, увеличится. Если даже на земле не останется ни одного пьяницы. И если даже в газетах каждый день будут писать о детских качелях и деревянных горках.

Вот странно, по-моему, и неправильно на земле распределяются слава и известность. Я и мои одноклассники узнали бы в лицо любую артистку кино… И артиста тоже. И театральных артистов мы знаем очень многих. Мальчики знают всех хоккеистов и футболистов.

Кто еще пользуется такой большой славой? Дикторы телевидения? Некоторые поэты? Ну, еще, может быть, победители соревнований по фигурному катанию на коньках или по художественной гимнастике?

Но такие люди, как Светило — академик Деревянко известны только тем, кто себе что-нибудь поломал или повредил, или тем, у кого в семье что-нибудь такое случилось.

А о Валентине Павловиче, хотя он тоже ученый, кандидат медицинских наук, заведует отделением в травматологическом центре, собирает в море потерянные кольца и умеет делать замечательные фокусы, о Валентине Павловиче знают вообще очень немногие люди.