А курортный город Сочи, особенно его пляжи, были в это время наполнены удивительными слухами. Все передавали друг другу сведения о каком-то необыкновенном человеке, который приехал сюда будто бы отдыхать, а в действительности занят этот человек неслыханным и очень прибыльным делом.

Ныряет он будто бы под воду, и есть у него какой-то электронный аппарат, с помощью которого он находит золотые кольца. Этих колец за время существования курорта трудящиеся потеряли многие тысячи. И добычливый дяденька носит на шее огромную вязку этих колец, а кто ему очень понравится, тому он дарит кольца. Денег за них не берет, и продавать найденные кольца отказывается.

Фантастические слухи? Совершенно фантастические! Как о летающих тарелках или о посетивших землю инопланетянах.

Так вот, мы с Валей познакомились с этим человеком. И никакая это не фантастика, а правда. Ну, только с очень небольшими поправками. Не было никакого электронного прибора, а просто обыкновенная маска для плавания под водой и трубка с загубником. И не было тысяч колец. Но тридцать два кольца были в самом деле. Они висели у этого человека на шее под рубашкой.

Не знаю, как другим, а мне этот дяденька, его звали Валентин Павлович, кольцо подарил. Тоненькое, серебряное, как будто обвитое ниточкой из самого настоящего золота. И с круглым выпуклым камешком немыслимой красоты. С бирюзой очень глубокого голубого цвета. Как будто это даже не камешек, а кусочек маминой пластмассовой мыльницы. И по размеру это колечко мне почти подошло. Только не на безымянный, как полагается, а на средний палец.

— Ты знаешь, почему в кольца вставляют камешки? — спросил у меня Валентин Павлович.

— Ну, наверное, для красоты.

— Для красоты можно было бы прикреплять и стеклышки или кусочки зеркальца. Я считаю, что это делают в память о Прометее.

— Почему?

— Ты слышала о том, кто расковал Прометея?

— Геракл. Геркулес.

— Как он его расковал, ты не запомнила?

— Ударил палицей по скале, к которой Гефест приковал Прометея.

— Молодец, — похвалил меня Валентин Павлович. — Правильно. Но оковы остались у Прометея в руках, и на оковах — куски камня, которые Геракл отбил от скалы. Вот, наверное, в память о Прометее, о том, что он дал людям огонь и свет, и стали вставлять в кольца камни.

Я не решилась спросить у Валентина Павловича, сам ли он придумал такую теорию или где-то читал о ней. Я видела у нас в Киеве, в Лавре, в музее ужасно древние кольца из археологических раскопок. Люди, которые их делали, по-моему, ни про какого Прометея даже слышать не могли. И все-таки в кольцах были разные цветные камни. И в египетских кольцах, ну еще при фараонах, видимо, тоже уже были камни. Но все равно теория Валентина Павловича мне понравилась, и кольцо мне тоже очень понравилось.

Взять у мамы деньги за подаренное мне кольцо Валентин Павлович категорически отказался. Он бы, наверное, подарил кольцо и Вале, потому что мы очень подружились, но он ведь не знал, что она тоже женщина, он считал ее моим младшим братиком и даже находил между нами сходство.

Я знаю, на какое кольцо Валя поглядывала с большим интересом и восторгом. На золотое с рубином, светившимся, как задний фонарик в автомашине.

Валентин Павлович сказал, что об этом кольце он написал письмо в Америку. Это было американское кольцо. На его внутренней стороне был выгравирован номер 89, стояла дата — 1973 и надпись Вест-Пойнт. Валентин Павлович рассказал нам, что такие кольца с определенным номером дают всем выпускникам американской военной академии в Вест-Пойнте, что по такому кольцу в США сразу узнают, что человек закончил военную академию, как у нас по белому эмалевому ромбику, и что совершенно невозможно понять, почему такое кольцо оказалось в море, на пляже в Сочи.

Валентин Павлович пригласил меня с Валей принять участие в его поисках колеи. Валя, конечно, не могла. Плавать в тельняшке было бы странно. А без тельняшки было бы не только странно, но еще и неприлично. Кроме того, она сразу бы саморазоблачилась.

А я плавала вдоль берега рядом с Валентином Павловичем с ластами и в маске, которые мы взяли в бюро проката. Я всматривалась в песок, иногда даже разгребала его руками. Это невозможно азартное занятие. Но я не нашла ни одного кольца, только ржавую английскую булавку. Валентин Павлович в этот раз даже булавки не нашел. Он сказал, что кольца попадаются не так уж часто и что, по его расчетам, должны были попадаться и сережки, но вот ему найти хоть одну серьгу еще не случалось.

Но самое интересное в Валентине Павловиче были не эти поиски колец, а его настоящая профессия. Он работал в цирке. Фокусником. И чтоб не отставать от своего прямого дела, он постоянно тренировался.

Подойдет на пляже к какой-нибудь девочке лет пяти-шести, рукава рубашки у него закатаны, в руках ничего нет, покажет на чайку, прицелится в нее пальцем, скажет «пиф», и тут же из чайки выпадает «Тузик», завернутый в фантик, прямо на песок возле девочки. Валентин Павлович с таким цирковым поклоном даст конфету девочке, — подарок от чайки, так что никто не отказывался.

Или подойдет к трехлетнему голопузому пацану, осторожно шлепнет его по животу и вытащит у него из пупка яблоко, обмоет в море и потребует, чтобы пацан съел яблоко, снова отправил его назад, в живот.

При этом он не улыбался, только глаза у него щурились, как от сильного света. И когда какой-нибудь крохотный человечек говорил «спасибо», Валентин Павлович как-то неловко, ну как-то смущенно водил рукой по своим коротко подстриженным, ежиком, серым волосам. Волосы его казались серыми, наверное, потому, что среди черных волос было очень много, может быть, половина, седых.

А мы с Валей радовались и восхищались этими фокусами, и Валя потом призналась мне, что еще больше, чем артисткой, хотела бы стать фокусницей, как Валентин Павлович.

Так бы это все у нас и продолжалось, когда б не одно неожиданное происшествие.

На пляже стояла на четвереньках такая зеленая будка, такая избушка с прилавком наружу. Тут продавали мороженое. А продавщицей была женщина, похожая на картинку из «Алисы в стране чудес», — с такими же непропорционально короткими ногами, приземистым туловищем и мелкими кудряшками.

У продавщицы был сын-акселерат лет двенадцати, оболтус с оловянными глазами, который постоянно ныл басом за дверью этой будки: «Мам, дай руль…»

По временам продавщица мороженого приоткрывала дверь, совала своему сынку металлический рубль, тот хватал монету, исчезал, но спустя некоторое время появлялся снова: «Мам, дай рупь…»

Что он делал с этими рублями? Складывал их на покупку автомашины? Или покупал чебуреки? А может, он бегал в настоящее кафе и заказывал себе там пять порций шоколадного мороженого в металлических вазочках, шариками?

Мы с Валей проходили мимо будки. Валя босиком, мальчишеские босоножки сильно натерли ей ноги, и штаны она носила теперь другие, такие джинсы из тоненькой ткани, закатанные до колен. Вдруг Валя заныла басом, неотличимым от голоса сына продавщицы мороженого: «Мам, дай рупь… Мам, дай руль…» Двери приоткрылась. Из будки выглянула эта тетка-продавщица с металлическим рублем в руке. Она увидела нас, выскочила наружу и визгливо закричала на Валю:

— Это ты у меня на стенке каждый день мелом гадости пишешь?! — На боковой стенке, в самом деле, было написано очень плохое слово. — Я каждый день стираю!

Валя с немыслимым проворством пустилась наутек. Я за ней. Тетка — за нами. А людей вокруг сто миллионов, и бежать между ними совершенно невозможно. Валя за что-то зацепилась ногой, упала и громко и ужасно закричала от боли. Я бросилась к ней — помочь, но мороженщица нас догнала, схватила Валю за тельняшку, приподняла с песка и потребовала:

— Выверни карманы! Где мел?

Тельняшка задралась, стала видна забинтованная Валина грудь. Я хотела снова натянуть тельняшку, Валя ступила на ногу, совсем побледнела, со стоном упала на песок и замерла.

Вокруг толпились люди, мороженщица в испуге закричала: «Это не мальчик! Это переодетая бандитка!» Но столпившихся людей раздвинул Валентин Павлович: