Перехожу к тем семи замечаниям, которые сделаны моими рецензентами уже не постранично, а в тексте их отзывов. Начну в обратном порядке, с конца, с седьмого пункта замечаний и постепенно дойду до первого.
Пункт 7-й. «Как в первой, так и во второй части рукописи автор много раз пишет о выпивках. Нужно ли это?» (страницы 7,12, 94, 95).
Согласен с товарищами рецензентами. Не нужно. Поразмыслив, снял эти, пожалуй, действительно излишние упоминания на страницах 7,12, 94 и 95.
Пункт 6-й. «На страницах 147–157 подробно рассказывается о встрече с полковником, командиром дивизии. Его облик нарисован несколько странным, несвойственным командирам такого высокого ранга. Думается, что следует опустить большинство упоминаний о постоянных подмигиваниях полковника окружающим и, может быть, некоторые реплики в адрес сопровождавшей его женщины».
Подумавши, согласился, что, пожалуй, постоянные подмигивания полковника принимаются как слишком навязчиво подчеркнутая подробность поведения и на соответствующих страницах в семи случаях вычеркнул эти подмигивания. Сделал на этих же страницах и некоторую другую правку, в значительной мере соответствующую замечаниям моих рецензентов.
Что же касается их замечаний об облике описанного мной на этих страницах «Дневника» человека, то я не хочу спорить, действительно, человек этот, в общем-то, храбрый и боевой, был с некоторыми не только странностями, но и недостатками. Именно поэтому я и не назвал ни его имени, ни фамилии, дал ему и другое звание, и другую должность и сознательно сделал неясным, в какой именно армии был этот человек — в 65-й или соседней. Это сделано для того, чтобы никак не задеть человека, не дать никому возможности показать на него пальцем. Но такого типа хорошие люди с недостатками на фронте бывали, я их видывал; бывали они в разных должностях, в том числе и не в таких уж малых. В книге моей достаточно ясно сказано и даже подчеркнуто, что «с такими на фронте не часто сводит жизнь». А если говорить шире о том, как изображены у меня в книге командиры дивизий, то случай с этим полковником выглядит именно частным случаем рядом с теми глубоко положительными образами командиров дивизий, которые даны в моих дневниках. Назову хотя бы таких, как Утвенко, Горишный, Горшков, Мухин, Гуртьев, Кучеренко, Козырь, — я упоминаю только тех людей, о которых в моих дневниках говорится достаточно подробно.
Пункт 5-й. «Желательно уточнить вопрос о контрподготовке под Курском по книге „Курская битва“».
Этот совет я принял, книги «Курская битва» у меня под руками не оказалось, но я уточнил записанный в моих дневниках рассказ Пухова по книге Рокоссовского «Солдатский долг» (стр. 217) и соответственно внес две маленькие поправки.
Пункт 4-й. «Вряд ли есть необходимость в пространном цитировании газет, которые выпускались гитлеровцами для населения оккупированной ими территории, тем более что цитаты приводятся без авторских комментариев (стр. 32–34)».
В данном случае не могу согласиться с моими рецензентами. Во-первых, если говорить о комментариях, то они есть, потому я в тексте рукописи с беспощадной резкостью квалифицирую и эти газеты, называя их «рабскими листками», и их редакторов. Других комментариев, по-моему, не требуется, потому что приведенный мною монтаж цитат из этих листков, которые выпускали оккупанты, звучит самым уничтожающим образом и для самих оккупантов, и для их прихвостней. Издательский смысл моего цитирования образцов идиотской фашистской пропаганды достаточно ясен. Так обстоит дело по существу. А кроме того, это место моего «Дневника» дважды опубликовано ранее (см. книгу «Каждый день длинный», стр. 67–69).
Пункт 3-й. «На страницах 68–69 целесообразно опустить сравнение боевых действий на русско-германском фронте в Первую мировую войну и в Великую Отечественную войну».
Должен сказать, что мне это — наоборот — кажется нецелесообразным. То сравнение боевых действий на русско-германском фронте в Первую мировую и Великую Отечественную войну, которое содержится в моей рукописи, — есть повторение и развитие мыслей на эту тему, высказанных в моей статье, напечатанной сначала в журнале «Иностранная литература», а затем в моей книге «Разговор с товарищами» (1970 год). Статья эта называлась «Вопреки или благодаря» и являлась полемикой с американским журналистом Солсбери, который в своей статье о моем романе «Живые и мертвые» пытался поставить под сомнение роль советского строя в победе, достигнутой нами в Великой Отечественной войне. Цель моей статьи была — опровергнуть его ложные утверждения и показать, что мы выиграли Великую Отечественную войну не вопреки советскому строю и партии, а благодаря им. Эта же точка зрения проведена мной и при сравнительном анализе боевых действий в Первую мировую и в Отечественную войну на страницах 68–69 моей рукописи.
По-моему, нет причин опускать это место. Добавлю, однако, что мои рецензенты не без пользы для меня обратили мое внимание на эти страницы, и я, перечитав их, внес некоторые полезные, на мой взгляд, уточняющие дело формулировки.
Пункт 2-й. «На страницах 41–42-й, 67-й, на наш взгляд, не следовало бы односторонне подчеркивать „драп“ 41-го и летний „драп“ 42-го года, поскольку в то время было и другое, более важное — слава Бреста, Могилева, Смоленска, Одессы, Севастополя, Ленинграда».
Что касается страниц 41–42-й моей рукописи, то на этих страницах речь о «драпе» не идет. На них приведена запись рассказа человека «весьма героического», старого казака Парамона Самсоновича Куркина о тяжелом, с боями, отступлении их дивизии на Северном Кавказе в 1942 году. Запись этого рассказа как раз изобилует многими героическими подробностями, хотя речь в нем идет об очень тяжелом и трудном периоде войны.
Кстати сказать, очерк, основанный на этой подлинной записи, был опубликован мною в печати в разгар войны, в 1943 году, впоследствии опубликован, тоже во время войны, в моей книге «От Черного до Баренцева моря» (книга 3-я), и ни тогда, ни сейчас ничто в этом рассказе не вызывало и не вызывает у меня никаких сомнений. По правде сказать, я подумал, что эти страницы моей рукописи названы в отзыве по какому-то недоразумению.
На странице 67-й моей рукописи слово «драп» действительно упомянуто, но именно — упомянуто, а не «односторонне подчеркнуто», как это несправедливо сказано в отзыве. Именно на этой же самой странице рукописи сказано о том, как мы стояли насмерть, и о нашей силе, и о нашем духовном здоровье, и о том, как мы гнали обратно на Запад немцев, — все это есть на той же самой странице, так что ни о какой односторонности нет и речи.
Однако я тем не менее со вниманием отнесся к замечанию моих рецензентов, и хотя мне раньше казалось, что все то, что я хотел сказать, сказано достаточно ясно, я еще поработал над текстом и внес в него дополнительные уточнения, исключающие какие бы то ни было сомнения в том, что я в действительности имел в виду сказать в данном случае. Добавлю, что, по правде говоря, это одно-единственное из всех замечаний моих рецензентов показалось мне как-то обидно по отношению ко мне сформулированным: неужели необходимо было мне напоминать, что в 41–42-м году была «слава Бреста, Могилева, Смоленска, Одессы, Севастополя, Ленинграда»? Неужели же я этого не помню? Если бы не помнил, наверное, бы не делал картины «Бессмертный гарнизон» о Бресте, не писал бы «Живых и мертвых» о Могилеве, не писал бы повести «Левашов» о защитниках Одессы, не писал бы «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», — короче говоря, в этом, единственном случае мои товарищи рецензенты заговорили со мной как-то недостаточно по-товарищески.
Пункт 1-й. «Места рукописи, посвященные партийным и государственным деятелям — И. В. Сталину (стр. 88, стр. 162–167), Н. С. Хрущеву (стр. 48, 51,52), А С. Щербакову (стр. 131-а, 132,162–167), У. Юсупову (стр. 1–3) целесообразно согласовать с Институтом марксизма-ленинизма».
Следует или не следует согласовывать с Институтом марксизма-ленинизма данные места моей рукописи, очевидно, в конечном счете решать не мне. Однако хочу высказать свою личную писательскую точку зрения и дать некоторые фактические справки.
