Все могло быть иначе.

Насчет того, как со Сталиным, я вам расскажу потом, сейчас уже время позднее. Как у меня складывалось это дело, я вам расскажу следующий раз.

Шестнадцатого сентября я был назначен командующим

19-й армией. Прежний командующий 19-й армией, Конев, был назначен командующим Западным фронтом.

Для общей ориентировки, надо тут сказать, что штабом фронта все шесть армий были вытянуты в одну линию. Продолжением Западного фронта на юг — две армии: 43-я и 24-я — Резервного фронта. В тылу Западного фронта стояли еще армии Резервного фронта по линии: Ржев — Вязьма и далее на юг.

Обстановка представлялась мне таким образом. Два командующих фронтом — Конев и Буденный, не подчиненные один другому, а армии у всех вытянуты в линию. Резервов в армии почти нет. Полк на армию, какой это резерв? Это не резерв, по сути дела. У командующего фронтом три дивизии и две танковых бригады, разбросанные на довольно большом расстоянии друг от друга.

И когда я говорил с Иваном Степановичем, что вот, посмотрите, какое положение создается, два командующих, не подчиненных один другому, и резервов мало, нельзя ли, если не подчинить одного другому командующему, то как-нибудь разделить эти два фронта на какие-то составные части. Тогда бы командующие сами имели бы резервы у себя и расставили бы так, как они хотели. А резервы могли бы иметь большие — по две армии было бы у каждого.

Забегая вперед, надо сказать, что когда противник 30 сентября прорвал Брянский фронт Резервного фронта, то у командующего Резервным фронтом Буденного нет в резерве ничего. Значит, армии начинают откатываться на восток, а три армии его, стоящие от Ржева до Вязьмы, находятся на очень большом расстоянии, их он не может взять. А Конев, когда у него прорвали фронт между 30-й и 19-й, тоже не может их использовать — они ему не подчинены.

И уже в ходе событий Резервный фронт по Днепру также был прорван, и армии не могли быть использованы как следует.

Тут вина в этом, большая ошибка и большой просчет нашего Генерального штаба и Ставки. Безусловный просчет. Надо было это своевременно ликвидировать.

К. М. А перед ними кто-нибудь ставил этот вопрос, перед Ставкой?

М. Ф. Не знаю.

К. М. А вы говорили с Иваном Степановичем?

М. Ф. Я с Иваном Степановичем говорил, но не знаю, ставил он этот вопрос или нет. Я думаю, что он ставил этот вопрос. Ну ведь времени-то было очень мало, видимо, ему было не до этого, надо было познакомиться со всеми армиями.

К. М. По существу, он за восемнадцать дней до удара принял только фронт.

М. Ф. Да, только. Он еще с армиями-то не успел ознакомиться, поэтому не мог докладывать. Незнаком с армиями своими. Ведь надо с командующими познакомиться, со штабами познакомиться.

Вот, кстати, о назначении командующих и армиями, и корпусами, и дивизиями, и даже фронтами в такой сложной обстановке, когда назревало наступление противника, — это происходило с самого начала, с момента вторжения в нашу страну Гитлера, — сменяют командующих без всяких на то оснований. В частности меня. Я за четыре месяца боев командовал четырьмя армиями. Ну что я за командующий, скажите пожалуйста! Ты, говорят, справишься!

Ну у меня, может быть, семи пядей во лбу и не было, мне, может быть, так удавалось всё организовать, что я везде имел какие-то успехи, и меня как «лучшего» в кавычках всегда перебрасывали на главное направление. Ну мне, может быть, везло, может быть, мне это подходило. Но это было совершенно нецелесообразно. Я не успевал узнавать командиров дивизий, я не узнавал штабы. Я свой штаб не мог как следует изучить, на кого я мог положиться и кому я мог доверять с первого слова или с полуслова даже.

К. М. Тут в сентябре так получилось по существу, что Буденный с Юго-Западного направления дал Сталину телеграмму, что надо выводить войска, Сталин был этим недоволен, его оттуда снял, туда перебросил Тимошенко. Тимошенко, конечно, уже в этот момент ничего исправить там не мог, только знакомился с положением, уже сложившимся, на месте. А Буденного в это время перекинули на Резервный фронт, которого он тоже не знал…

М. Ф. А Конева назначили командующим, фронта он не знал. Ершаков только что прибыл на 20-ю, с 22-й его почему-то сняли. Лукин — с 20-й на 19-ю. Все новое получилось. И когда я принял армию, Конев уехал, распрощались мы с ним, я начал знакомиться с армией. Объезжаю дивизии. Во-первых, нет окопов полного профиля; артиллерия замаскирована, но артиллерийские позиции недостаточно оборудованы. Противотанковая артиллерия — надо было сделать укрытие надлежащее, тогда она могла бы принести какую-то пользу. Не было ходов сообщений. Были только отдельные ячейки сделаны в ходах сообщений на возвышенности. Тыловая линия не была оборудована. Инженерных средств очень мало, противотанковых средств почти нет. Я говорю о минах. Все пришлось заново налаживать.

Когда я приехал, сразу же созвал командиров и комиссаров частей и приказал немедленно приступить к отрытию окопов полного профиля, с брустверами. Обыкновенно рыли канаву, она простреливалась; если подходил танк, простреливал всю эту канаву вдоль и поперек, поэтому надо было рыть окопы…

К. М. Змейкой?

М. Ф. Не только змейкой. Бруствер, опять канава, опять бруствер. Эти вот траверсы, брустверы давали возможность ставить и пулеметы в укрытия. Ходы сообщения переднего края с тыловыми рубежами — змейками. Тоже полный профиль.

Была проделана большая работа. Пришлось вывести целую дивизию в резерв, чтобы у командующего была бы дивизия в резерве. Правда, пришлось слишком растянуть части, потому что части были укомплектованы на 30–40 процентов. То есть виноват, некомплектность была в частях — 30–40 процентов.

К. М. Что из себя представляла по численному составу и вооружению армия в момент, когда вы ее приняли?

М. Ф. Семь-восемь тысяч.

К. М. В дивизии?

М. Ф. Да. А нормально — двенадцать с половиной тысяч.

К. М. А сколько дивизий было у вас?

М. Ф. У меня было так. Коренные дивизии: 50-я дивизия — это очень боеспособная дивизия, сформированная целиком из пограничных войск; и красноармейский и командный состав целиком из пограничников; 89-я стрелковая дивизия; 91-я сибирская дивизия, которая формировалась в Томске; 166-я дивизия полковника Хальзюнова, это тоже сибирская дивизия; 244-я… виноват, 244-я была пограничная, а 50-я была сибирская дивизия.

И 134-я, 214-я, 45-я кавалерийская дивизия; 127-я и… танковые бригады. Авиации никакой, только по заявкам была авиация.

К. М. А танковые бригады, что из себя представляли?

М. Ф. Тут уже начали появляться танки Т-34 и КВ, отдельные, немного их было. А в основном БТ-7. Они очень быстро горели, броня их быстро пробивалась, и они быстро выходили из строя.

К. М. А снаряды были к КВ в это время?

М. Ф. Были, но мало.

Когда была проделана работа по укреплению оборонительных полос, особо было уделено внимание на предполье. Я слыхал, что Рокоссовский докладывал Коневу и Булганину такой проект: сделать предполье, на предполье оставить довольно сильные укрепления, сильными частями, а основные войска отвести на линию Днепра. Вы не проезжали по этой магистрали на Смоленск?

К. М. Бывал много раз.

М. Ф. Обратите внимание, что восточный берег возвышенный, а впереди громаднейшая долина. Очень удобные позиции были. Приехали туда Конев и Булганин, разгромили его. Я уже не предлагал этой вещи. Но я сделал другое.

Сделал большое хорошее предполье, а основную линию обороны сделал по реке. И в инженерном отношении хорошо укрепились, завалы сделали. Минные поля устроили в наиболее танкоопасных местах. Мин противотанковых было недостаточно. Для артиллерии, сделали дзоты, хорошие укрытия. То есть артиллерию в танкоопасных местах поставили, целые районы сделали противотанковые, укрытия. Правда, укрытия эти были не бетонированные, а одели в земляные дзоты так называемые, но они все же на первое время сыграли большую роль.