— Таким образом, товарищи, перед нами встает ответственная задача эффективно разведать Шаман и в кратчайший срок сдать новое месторождение рудного золота, которое так необходимо сейчас нашему государству!
Шквал аплодисментов расшевелил разведчиков. Казалось, вот сейчас геологи сорвутся с мест, образуют круг, как около костра, и начнут высказываться по всем наболевшим вопросам, как умеют в тайге, от всей души, со всей страстью, со смаком и злыми солеными словечками. Но стулья в зале были привинчены к полу, а геологов приковала к стульям неведомая сила значительности происходящего. В штольнях света, пробивающегося между занавесей и штор на окнах, быстрей заискрились пылинки. Они напоминали пляшущих комаров, которые не кусаются. Производственно-техническое собрание заканчивалось чинно, как именины у бюрократа. «Неужели про Игоря не вспомнят сегодня? — раздумался Женя. — Неужто места ему не найдется в сегодняшнем разговоре?»
— Насколько велика потребность в нашем месторождении, — сменил наконец на трибуне оратора сам Силищев, — можно судить по тому факту, что нам отпущены средства, о которых мы так долго мечтали... И с завтрашнего дня вся геологическая группа начинает Большое Проектирование!
Снова раздались аплодисменты, но Силищев поднял руку, усмиряя ликующих геологов.
— Кроме того, — сообщил начальник управления, — нам предложено составить список первооткрывателей Шаманского месторождения... — Он обвел зал прицельным взглядом, точно засомневался, хорошо ли привинчены стулья к полу, и продолжал торжественным голосом: — Руководством управления решено рекомендовать как первооткрывателей следующих товарищей... Доцента Иркутского горного института Журкина Иллариона Борисовича, Куликова Матвея Андреевича, главного геолога нашего управления и большого патриота поисков коренного золота, а также народного судью Витимского нашего района, активного поисковика-любителя Лукина Дмитрия Гуровича.
Силищев прихлопнул свои бумажки ладонью и поднял взгляд за поддержкой. Зал ответил аплодисментами. Даже перед глазами Жени начали вспыхивать, словно белые ракеты, искристые пылинки. Фейерверк был полный.
— Товарищи, — обратился Силищев к залу, — если у кого-нибудь есть возражения или добавления, просим высказываться по этому списку...
— Все правильно! — раздались голоса.
— Нормально!
— Оставить одного Куликова!..
Женя вздрогнул, узнав бас Слона. Нет, здесь уже не до Игоря! В такой праздничной обстановке кто же вспоминает о неприятном. Во всяком случае, под занавес такое не оставляют. А может, Куликов еще встанет и скажет об Игоре, предложит составить обращение собрания к суду? Нет, не собирается! «Да он же оправдывает Гарькину характеристику! — хотел крикнуть Женя на весь зал. — Действительно, метасоматоз получается!» А ведь, кроме него, некому больше сказать про Игоря с высокой трибуны. И Куликов, может, сказал бы в другой раз, но сегодня... ведь в списке их трое. А из троих могут оставить двух или даже одного! Да, кажется, прав Гарька, ой как прав, получается. Где-то он там, впереди, сидит и тоже сейчас думает о Куликове. Так же, если не хуже. «Надо идти, пока не поздно, — решил Женя. — Попробуй потом объясни Гарьке, что руководство управления все равно не оставит своего бывшего поисковика без помощи коллектива, что Куликов наверняка обмозговывает какой-то план действий...» Нет, трудно объяснить это будет Гарьке: более подходящего момента для общественной коллективной защиты не найти!
И когда Женя решил отступить на лестницу, кто-то поднялся в первых рядах и откашлялся. Женя прильнул к щели и увидел всклокоченный хохолок Гарьки. Это был он, беда и выручка, Гарий Иосифович Наделяев.
— Товарищи, — засипел Гарька, — я здесь посторонний человек, но достаточно хорошо ознакомился с историей открытия и с людьми... И мне представляется, что вы как-то необыкновенно легко списали со счета некоторые фамилии. Например, старателя Чурсеева...
Силищев по-стариковски мудро и кротко улыбнулся в ответ, объяснил:
— Видите ли, уважаемый товарищ, поиски коренного золота в нашем районе велись сразу по нескольким направлениям, много фамилий можно зачислить в список первооткрывателей, однако совет управления, составляя список первооткрывателей, учитывал удельный вес каждого, кто внес свою лепту в открытие. Считается, что на золото больше никто не тянет!
В зале раздались аплодисменты. Гарька, потрясая тетрадью, пытался что-то еще сказать, но Силищев объявил собрание закрытым. И все повскакали с мест, перекидываясь словами и закуривая.
— Подумаешь, тот или другой получит.
— Главное — золото!
— Теперь пошла работа!
Некоторые останавливались возле Гарьки, объясняли что-то ему по-свойски, похлопывали по плечу, звали куда-то, предлагали сигареты, другие же со смешками уходили от этого сиплого чудака с полуразбитыми очками и красным шарфом на шее. Мимо Жени, стуча валенками, утепленными сапогами, бурками, камусами, покатилась веселая лавина. Женя и не заметил, когда пронеслись Борис Петрович и Слон.
Гарька шел последним, задумчиво похлопывая авторучкой по тетрадке.
Женя шагнул ему навстречу и протянул руку.
— Жека! — схватился за него Гарька. — Слышал, геолух?!
Женя кивнул, прикусывая губу.
— Я хотел к Игорю перейти, — сказал Гарька, — да подступ долгий делал... А надо было брать быка за рога!
— Самим-то не поздно! — Женя столкнул Гарьку с площадки, потащил вниз по лестнице и объяснил на ходу: — Только я был уверен, что Куликов использует сегодняшний момент.
— Эх, надо было мне овладеть инициативой! — зашелся Гарька.
— Да, на бога надейся, а сам не плошай, — поддакнул Женя.
На вешалке одиноко маячило Гарькино пальтецо, да Женин полушубок чернел на подоконнике. Они оделись, не прерывая разговора.
— Слава богу, что ты хоть на шаг отступил, — Гарька раскрутил тетрадку и протянул ее Жене. — Подпишешь это!
Женя развернул тетрадь и на первой странице прочитал сочинение, написанное колючим почерком.
«Мы, нижеподписавшиеся, просим освободить Игоря Петровича Бандуреева! Преступление, совершенное им, тяжко — он убил отца. Однако не только отца, но и правонарушителя. Ибо деяния, творимые Бандуреевым Петром Васильевичем в своей семье, а также во вверенном ему доме инвалидов, есть преступления против человечности.
Мы считаем, что Игорь Петрович Бандуреев проявил должную непримиримость к горлохвату, пользовавшемуся своим положением при попустительстве товарищей, которые рекомендовали Петра Васильевича на должность директора дома инвалидов.
Один вид пьяного отца мог переполнить чашу терпения сына и вызвать состояние сильного душевного волнения и даже аффект.
Мы считаем, что суд выразит высшую справедливость, вернув несчастной матери сына, а самому Игорю Бандурееву свободу, которую он, несомненно, оправдает талантливым, творческим и упорным трудом на благо родного края!»
Ниже шла одинокая подпись Гарьки, похожая на ежа.
— Пожалуй, можно и самим начать, сказал Женя, встряхнул авторучку и аккуратно расписался рядом с Гарькой. — Предложат в управлении что-нибудь еще, это приложится.
— А твои друзья подпишутся? — спросил Гарька, закручивая снова тетрадку. — Если пойти сейчас?
— Попытка — не пытка, — уклонился Женя.
Он распахнул перед Гарькой дверь, скрывая лицо от глаз литератора. Женя знал, что на его лице проступает любое волнение, хоть ты намертво стисни зубы. А не волноваться сейчас он не мог — не был уверен, что Слон и Борис Петрович поддержат их.
И Женя поспешил вырваться из управления на мороз. «Эту гору нам не обойти по горизонтали, ребята, — мысленно обратился к своим однокашникам Женя, — тут или подъем — или вниз!..»
— Это, конечно, компромисс, — засипел Гарька, — но докапываться до истины нет ни времени, ни возможностей... А вообще-то я не оставлю так это дело... Ишь ты, первооткрыватель объявился! Угодных к рукам прибрал, неугодных размел, с сильными подружился... и — кум королю!..