И тут меня озарило тоже со злости. Вспомнил я старательскую легенду, что рассказывал нам Игорь Бандуреев на первом курсе. Там у одного из старателей, Алешки Фартового, за подлость Золотая Матушка с Батюшкой превращают золото в серый сланец с пиритом.
Я и подумал, что в этой старой сибирской легенде может быть заложено зерно истины. Но поделиться с Вами этими мыслями не решался — такие рассуждения в корне противоречат вашим идеям, верно? Игорю тоже бесполезно было говорить — у него уже в крови кварцевая Ваша теория.
А тут я решил: была не была, возьму несколько проб из сланцев, минерализованных сульфидами. Их считали пустыми, но вдруг?!
Поискали мы со Шмелем благоприятные на первый взгляд зоны. Отобрали почти что вслепую тридцать проб. И что же — сегодня я получил анализы. Девять проб из тридцати дали содержание золота куда выше, чем кварц на Кварцевом!
Это была сенсация в управлении. Сам Куликов приезжал к нам на Витим. Он мгновенно приказал переключиться на сульфидные сланцы. Стал говорить, что будет настаивать на включении меня в список первооткрывателей. Я в ответ намекнул ему, что сам-то он может не попасть в этот список, поскольку с полной очевидностью придерживался кварцевой теории. Но Куликов принял все это за шутку. А я всерьез сказал. И буду, если подтвердится наше открытие, настаивать на своем списке первооткрывателей. И вам с Игорем придется теперь туго, Илларион Борисович. Ничего не поделаешь, ваши прогнозы на Витим под большим ударом!..»
Журкин оторвался от письма и вдруг захохотал.
— Вот озорник, а? — сказал он и вытер кончиком пальцев слезинку. — Хо-хо-хе...
Но Игорю было не до смеха.
— Неужели это открытие? — выговорил он.
— Нет! — замотал всклокоченной головой Журкин. — Евгений Ильич рано затрубил...
— Но пробы! — заговорил Игорь. — Не поддельные же!
— Типичное повышение фона возле золотоносных жил, — твердо сказал Журкин.
— Выходит, сами жилы близко?! — вскрикнул Игорь.
— Да, — сказал Журкин, — если б не подняли панику, наткнулись бы еще в этом сезоне, может...
— Что же Куликов? — вырвалось у Игоря. — Куда он смотрел?
— Под ноги, — ответил Журкин. — А надобно взглядывать и на звезды!
Игорь заморгал, будто глаза разъедал журкинский дым.
— Выходит... Выходит, надо их срочно предупредить? — проговорил он. — Письмом или как-то иначе?
— Надо срочно ехать туда, — сказал Журкин, — и задать им перцу, чтобы огляделись!..
Он с хрустом развернул кальку, на которой была нанесена геологическая обстановка междуречья Витима и Шаманки. Ткнул чубуком в мыс напротив Шамана.
— Вот куда вышел наш уважаемый коллега и затрубил на весь белый свет, — проговорил Журкин, — вместо того чтобы перебраться на этот остров и там пощупать жилы...
— На этот остров, — сомлел опять Игорь, — на Шаман?
— На этот самый Шаман, — качнулся Журкин. — Очень подозрительный остров!
— Да, подозрительный, — эхом откликнулся Игорь, и перед его глазами встали скалистые замки, окрашенные зарей, темные зевы глубоких трещин, седые валежины и сахаристые обломки в ручье, — очень подозрительный...
— Вот и поезжай-ка, Игорь Петрович, в командировку в свой Витимск, — сощурился Журкин. — Подними все перчатки, что брошены нам, и заставь их надеть обратно, чтоб руки не обмерзли во время зимнего опробования!
Игорь кивнул и попятился от Журкина, как от могущественного волшебника, который прочтет и твои мысли, если захочет. Мысли эти путались в голове, сшибались, вихрились, но Журкин мог что угодно распутать — Игорь теперь не сомневался в этом. Ибо он не сомневался, что на Шамане их ждет долгожданная жила. Только ее уже, видно, один раз открыли. И никакие не геологи, не ученые, а простые старатели. Старатели, против которых воевали Бандуреевы! Если бы Журкин знал, как гнался тогда отец его за Васькой Гиблым Делом и Шмелем! А дело-то гиблое было на стороне преследователей!
«Нет! — одернул себя Игорь. — Еще ничего не известно! Но надо лететь и взглянуть правде в глаза!»
Игорь быстро отступил к двери, выслушал издалека указания насчет бухгалтерии и шмыгнул в коридор. А там уж ноги сами понесли его по знакомым переходам, останавливая у дверей с табличками «Бухгалтерия», «Деканат», «Касса»...
Через час он был возле современного здания с рекламными объявлениями в витринах: «Летайте самолетами Аэрофлота — быстро, выгодно, удобно!.. Самолет экономит время!»
Ему как раз необходимо было выиграть время. Потому что не ровен час, кто-нибудь из них там догадается тоже, что на Шамане!..
Игорь подошел к кассе, на ходу протягивая деньги. На север билеты оказались на сегодняшний день. И миловидная кассирша выдала ему длинную похрустывающую бумагу.
— Везет же иногда людям, — поблагодарил Игорь кассиршу.
— Счастливого полета! — улыбнулась она.
Теперь надо было собрать чемоданчик и ехать в аэропорт.
— Стой! — замер Игорь. — На почту!
Он пересек улицу и нырнул в беспрерывно хлопающие двери главпочты. На всякий случай надо было проверить, нет ли писем «до востребования». Чтоб не вышла б в Витимске неувязка: «Я тебе послала письмо, но тебе, видно, не до того, заработался!»
Игорь показал в окошечко свою физиономию. Работницы «до востребования» уже не проверяли у него документов. Сегодня дежурила суровая дама в очках. Она, не глядя, покопалась в пачке писем и протянула Игорю конверт с разноцветными зубчиками по краям. Сердце Игоря дрогнуло, когда он увидел почерк. Это был Любин почерк, напоминающий кардиограмму. И Игорь отступил в угол, пропахший клеем, и быстро вскрыл письмо.
«Здравствуй, Игорь.
Не писала тебе долго, потому что обдумывала случившееся. Да, я научилась думать, анализировать, сопоставлять, взвешивать. Видно, дружба с тобой не прошла даром. Я стала расчетлива, не хуже, чем ты. И вот результат! Я поняла, что пора пришла кончать нашу дружбу. Мы в том возрасте, когда человек должен разбить свой табор. Я поняла, что нам с тобой не по пути, Игорь. В тебе много сил, и я эту силу любила. Бессознательно я тянулась к тебе, как вымирающий цветок стремится к дикой родне, чтобы дать крепкое жизнестойкое потомство. Сейчас я это стала понимать умом. Недаром я повела тебя к маминой могиле в тот наш день! Я давала тебе понять, что надо возмещать такие человеческие утраты. Чтоб на этой холодной земле жили здоровые наши дети. Много детей!
Но ошибалась в тебе, наверное. Ты решил сам распорядиться своей силой, и волей, и разумом. Все это ты пускаешь для возвышения собственного «я». Что ж, Игорек, сгорай на своем поприще! Добивайся степеней и званий! Я не помяну тебя недобрым словом. Просто ты не выдержал одного испытания — не дотянул до воскресенья, не хватило души на субботу! И я уступаю тебя тому, что тебе милее и нужнее, с чем можно жить без души и сердца, — научной формуле! Наверное, тебя и такого кто-то полюбит, а я больше не могу!
Не думай, что пишу я с бухты-барахты. Нет, у меня было много времени для раздумий и наблюдений. Боюсь, в оголтелого человека ты там превратишься, хоть защити десять диссертаций! Прощай.
Люба».
Игорь покачнулся, будто в голову ударил хмель. Стены зашатались, полетели в воздух лепехи чернил со стола, ручки со сломанными перьями, кисточки с сосульками клея на конце и сами люди замельтешили со страшной силой... Игорь зажмурился и вспомнил про открытие. И будто магнитом все оттянулось на место. Люди по-прежнему царапали что-то в почтовых бланках плохими перьями, стояли в очередях, неторопливо уходили.
Игорь облокотился на карниз перед окошечками и стал, не торопясь, обдумывать положение. Люба нанесла ему сильный удар, ничего не скажешь. Но он устоит. Потому что открытие сейчас в его руках. Он привезет его в Витимск с научной кафедры! А победителей не судят! И тебе придется еще, извиняясь, брать свои скоропалительные слова обратно, Любовь Дмитриевна!
Он стоял и думал, пока взгляд не прошелся случайно по стрелкам почтовых часов. Был второй час! Он и не заметил, как пролетело время. До посадки оставалось тридцать минут. В общежитие поздно бежать.
