— Ну, где же наш старикан? — подал опять свой заспанный голос Слон. — Солнце встало выше ели, время спать, а мы не ели.

— Может, его орел по дороге перехватил? — хихикнув, заметил Борис.

Шутка вызвала смех, но тут же все стали озираться. Бориска напомнил про змей.

И орлы и змеи примелькались им здесь. Они сопровождали в маршрутах. И сейчас в белесом небе над сопкой кругами ходил орлик. Он выискивал добычу. Близость человека, взрывы, грохот буровых вышек, рев машин и бульдозеров отпугивали его. Но больно уж соблазнительны были скалы на склонах сопок. На горячих камнях нежилось много жирных змей. В любой щели тут могла оказаться гадюка. Как будто тайгу вырубали для их размножения.

— Мудрее любой змеи старик наш, — продолжал Слон. — Знал же, как окрутить нас... Дедом Морозом прикинулся...

— Идет! — Борис показал молотком вниз. — Ишь, как кузнечик скачет.

— Бодрый старик, — сказал Слон, — долгожитель.

На желтой, завивающейся в гору дороге мелькала капроновая шляпа Журкина. Он бодро шагал, помахивая молотком. Иногда останавливался, разбивал кусок породы, поднимал образец к глазам и снова шагал в гору.

— И зачем это мы связались с ним? — снова запричитал Слон. — Нашел негров... На буровой ухайдакаешься, да еще по жаре собирай ему тут образцы. У меня в деревне плечи так никогда не болели, как здесь от этих свечей. Надо же, десять метров стальная свечка — ее на вынос по мазутной слизи, не спавши, не евши, а потом на чужую диссертацию материалы набирай... Ну, выбрал специальность, в Тайшете расскажи — засмеют.

— И я бы в гробу видел его диссертацию, — поддакнул Женя. — Он профессора зарабатывает себе, в академики метит, а мы с какой стати на него упираемся?

— Ну и давайте скажем ему сейчас, — не выдержал Борис. — Так, мол, и так, тема ваша нас не волнует, хотим у себя в Сибири практиковаться, ближе к своим условиям, устройте нас на практику в Витимск...

— Это дело надо спускать на тормозах, ребята, — вмешался Игорь. — Нельзя так открыто — вдруг он рассвирепеет!.. Надо представлять, что такое диссертация для нашего времени!

— Так что, мы должны из-за его диссертации пять лет на одном и том же месте вкалывать? — повысил голос Слон.

— Ни кругозору, ничего! — выкрикнул Женя.

— Так мы здесь и состаримся вместе с ним, — сказал Слон. — Надо заявить ему, пока не поздно.

— Не изменит же он ради нас тему диссертации, — заметил Игорь.

— А почему бы и нет? — спросил Борис. — Пусть он считается с нашими пожеланиями.

— Он столько лет собирает материал, — проговорил Игорь. — И вдруг все это бросить?!

— Пусть бросит, — сказал Женя. — Зато подвинет проблему коренного золота у нас там...

— А вдруг он не успеет на нашем материале защититься? — предупредил Игорь.

— Мы там ему поможем, — ответил Женя. — С большим энтузиазмом, ей-ей!

— Как сейчас, — усмехнулся Игорь.

— Да много ли потеряет наука, если он не защитится совсем? — воскликнул Женя. — На черта ему эта диссертация, когда он там нужнее!

— Ты это и скажи ему, — посоветовал Игорь.

— И скажу! — Женя вскочил и начал одеваться. — Все скажу начистоту. Пусть он не думает, что мы слепые исполнители!

— Правильно, Женя, — поддержал Слон. — Давай правду-матку!

— Давай, Женя, давай, — поддакнул Борис, — со всей принципиальностью!

— Ну, что ж, — сказал Игорь, — попробуй.

— Поддержим, — заверил Слон.

— Только рубить не надо сплеча, — заволновался Борис, — можно и культурно сказать, обходительно, старость надо уважать...

Все поднялись, собирая прожженные, замасленные и порванные брезентовые костюмы. И когда Журкин выбрался на гребень сопки, вся пятерка выстроилась в тени под обнажением.

— Душновато, друзья мои, — заметил Журкин, обмахиваясь шляпой. — Но такова уж судьбина нашего брата полевика — то в жаре, то в холоде, то под дождичком, то под комариками...

Женя твердо взглянул Журкину в глаза и сказал:

— Илларион Борисович, мы не боимся трудностей. Но предпочитаем жариться под своим, сибирским солнышком, и лучше бы нас мочили свои дожди, и комары пусть бы звенели витимские...

— Всего хлебнуть успеете, — ответил Журкин. — Все только начинается у вас, мальчики мои.

— А мы считаем, что теряем здесь время понапрасну, — продолжал Женя. — Канителимся на мелочной работе, в то время как могли бы у себя заниматься более важным делом...

— Я понимаю вас, Евгений Ильич, — проговорил Журкин, набивая трубку. — Но к сожалению, взяться за более важное дело в Сибири не могу, а вас отпустить просто не имею права теперь...

— Почему? — вмешался Слон.

— А вот сейчас я вам объясню, любезные. — Журкин подошел к скале и постучал молотком по глубокой выемке. — Только сначала прошу ответить на один вопрос... В результате какого тектонического нарушения образовалась эта выбоина? Даю вам пять минут, это больше чем достаточно.

Он закурил трубку, хитро косясь на задумавшихся учеников. Все впились глазами в стенки этой выбоины, ища на них следы скольжения, тектонической глины или, на худой конец, ледниковых шрамов. Но не было ни первого, ни второго, ни третьего...

Женя хмурился, понимая, чем все это кончится.

— Пять минут прошло, — подал голос Журкин. — Никто не отгадал?

Женя покрутил головой.

— Ну вот, — сказал Журкин, поблескивая капельками зрачков, — раз такого пустяка не можете определить, как же вы будете искать месторождения?

— Признаков никаких, — промямлил Слон.

— Есть признаки, — заявил Журкин, усмехаясь в бороду. — Поглядите сюда!

Он ткнул ручкой молотка в круглую ямку над головой.

— Что это, по-вашему?

— Так это стакан от шпура, — отозвался Игорь. — Все ясно, Илларион Борисович, скалу эту взрывали!

— Правильно, — поклонился Журкин. — Взорвали навес аммонитом, опасно висел над дорогой...

— Ха-ха, ха-ха-ха! — рассмеялся Игорь.

— Вот это де! Хо-о-о! — раскрыл рот Слон.

Борис залился мелким смешком.

Женя кисло и виновато улыбался.

— Ну что, за работу, мои молодые друзья! — объявил Журкин. — Будем повышать свой геологический уровень, дабы не остаться полуучками, чтоб в учеников моих никто никогда не посмел ткнуть пальцем.

Доцент вынул из накладного кармана старого френча компас в медном футляре и стал объяснять, как надо классифицировать трещины и замерять элементы их залегания.

— Сделаем по пятьдесят замеров и пойдем отдыхать, — сказал Журкин.

Все разбрелись по обнажению, обстукивая молотками каждую плоскость и трещину, спугивая змей.

Игорь пристроился рядом с Журкиным. И Журкин чаще обращал внимание на замеры Бандуреева.

— Обработав замеры разных типов трещиноватости по статистическим законам, — объяснял Журкин громко, чтобы слышно было и отдалившемуся Жене, — мы получим родственные группы трещин. Их взаиморасположение на круговых диаграммах укажет нам направление стресса, основные системы, оперяющие разломы и контролирующие оруденение...

«Бинь!» — раздался стеклянный звон на самом гребешке скального останца, где работал Слон. К ногам Журкина упали осколки компаса.

Блеснули стекляшки, стрелка, кусочки зеркала и пластмассовая крышка.

— Вот черт! — над гребнем появилось лицо Слона под цвет кирпича. — Выскользнул из пальцев, будто угорь. Тоже компасы делают, лишь бы спихнуть...

— Помогайте кому-нибудь записывать, — сказал Журкин. — Придется разбросить вашу норму на остальных.

Слон, чертыхаясь, спустился со скалы. Он потолкался возле одного, другого и пошел с Женей.

Теперь раздавались только их голоса. Женя приставлял компас к поверхности трещины, потом сообщал напарнику азимут и угол падения. Слон записывал элементы залегания в геологический дневник. Вдруг они заспорили насчет какой-то трещины.

— Пиши «гладкая»! — настаивал Женя.

— Где это ты видишь гладкость? — артачился Слоя.

— Я тебе говорю — пиши! — требовал Женя.

— А ты сначала клешней ее ощупай, — советовал Слон.