Залп был особенно ужасен не только из-за неожиданности. Это был первый залп за многие сотни лет. И всю энергию, которую Страж копил эти сотни и сотни лет, он вложил в выстрел. Оружие это было незнакомо Земле — ударная волна, разрушающая внутриядерные связи в атомах. Страж не промахнулся. Но расстояние было слишком велико, оно хоть и не ослабило залп, но за ту лишнюю миллисекунду, пока ударная волна дошла до «Лидохасса», успело сработать защитное поле, охватив звездоскаф непроницаемым экраном. Однако залп был обвальной силы. Он подтолкнул нас на сотни километров. Полет «Лидохасса» перешел в беспорядочное вращение.

Перегрузка убила их. Всех трех одновременно. 30 или 40g в течение считанных секунд. Рен Сии, потому что у него и так было слабое сердце, а Горовица и Безансон… Толчок вырвал их из полурасстегнутых лямок и сбросил на пол. Когда у меня прояснилось перед глазами, я увидел, что осталось от них: рваное окровавленное тряпье. Они лежали рядом. Законы инерции одинаково швыряли их по рубке. Они умерли несколько секунд назад, но кровь, выдавленная нечеловеческой перегрузкой, уже успела пропитать их комбинезоны.

Я старался как можно меньше касаться их, когда переносил их обратно в перегрузочные ложа. Собственно, я решил, что это конец. На обзорных экранах — сплошной серебристый туман из-за свечения защитного поля, принявшего на себя большую часть ударной энергии. Автоматика не работала. «Лидохасс» двигался какими-то рывками, ничего не видя и не слыша: ни преследующего нас Стража, ни надвигающегося метеорного потока по курсу. Температура в рубке подскочила градусов на тридцать. Тянуло какой-то гарью. И вдруг… экраны прояснились.

Страж больше не стрелял. Отчасти потому, что накопители все медленней наполнялись энергией (следствие не возраста и усталости, а сражения тысячу лет назад, когда не обошлось без повреждений), а отчасти потому, что Страж понял: пришельцу уже не уйти. Расстояние между ними быстро сокращалось. Преследуемый корабль начал двигаться беспорядочными зигзагами, так что, наверное, взять его будет легко.

«Лидохасс» вписался в движущийся поток астероидов в последнюю секунду. Глупости это были про маневрирование в метеорном рое. Не смогу я маневрировать с нарушенной магнитной балансировкой двигателей. Компьютер выдавал какие-то отрывочные цифры скоростей и дистанций, но они только сбивали с толку, так как поступали с огромным опозданием. На нижние экраны наплывал огромный иссеченный тенями бок астероида. Я буквально кожей чувствовал холод шершавых ледяных склонов у себя под ногами. Удар! «Лидохасс» врезался опорой в верхушку скалы. Стой! Я метнул взгляд на альтиметр. Что ж ты врешь так, однако? К счастью, скорости уже уравнялись. Стоп. Все.

«Лидохасс» замер на ночной стороне огромной каменной глыбы весом миллиарды тонн. Осталось ждать несколько минут. Попытка у меня будет только одна.

Я старался не смотреть в сторону инерционных кресел, где, стянутые перегрузочными лямками, скалились в полутьму рубки кровавые ошметки. Тусклые влажные блики, не лица — маски. С берегов Стикса.

Сейчас… Сейчас. Надо приготовиться.

Я положил ладонь поверх считывающего сенсора, который должен был открыть бронестекло над гашетками аннигиляционных торпед. Четыре гашетки — четыре самонаводящиеся боеголовки, страшный заряд, способный уничтожить планету в два раза больше Земли.

Сейчас. Сейчас, ребята. По торпеде за каждого из вас и одну за меня. Сейчас. Ну! Ну же! Бронестекло не двигалось с места. От невероятной догадки вдруг перехватило дыхание, словно из рубки исчез весь кислород. Я покрылся холодным потом. Автоматика не работала. Все. Конец.

Я уже видел в своем воображении: вот между этих скал он вспухает над близким горизонтом подобно черному грибовидному облаку. Проклятье! В десантном мезонаторе есть «мутант», чтобы вскрыть бронестекло, но я наверняка не успею. Будь оно все проклято! — Я обхватил голову руками, — Ничего хорошего не могло выйти из этой экспедиции. Ни-че-го! И этот Шейхман — сволочь! Ублюдок! Он ведь знал, что нельзя посылать с нами женщину. Знал! Чего он хотел добиться? Случайных смертей? Будь ты проклят, Шейхман! Из-за тебя мы все погибнем. Все погибли!

Я ударил кулаком по бронестеклу. Кулак спружинил, а бронестекло вдруг скользнуло в сторону. В мгновенье ока я будто протрезвел. Все остальное произошло так быстро, что я едва успел нажать на «пуск». Только что на инфракрасных экранах горизонт был чист, и вот над силуэтами скал стремительно несется, обходя меня по спирали и продолжая тормозить, крохотный непрозрачный диск.

Он успел увернуться от трех из четырех торпед, хотя летели они не намного медленней луча света. Кроме того, произошло еще что-то. Даже единственная боеголовка разнесла бы его в пыль. Нет, не в пыль, превратила бы его в поток фотонов.

Вспышка на секунду ослепила экраны, а когда снова появилось изображение, огромная темная чечевица, утратив целеустремленность хищника, беспорядочно вращаясь, приближалась к астероиду. В центре нее остывала багровая воронка от взрыва, так что чечевица была похожа на черный вырванный глаз.

— Мы подбили его, ребята, — прохрипел я. Горло пересохло. — Мы подбили его!

Вдали полыхнули три вспышки. Это самоуничтожились остальные три торпеды.

Страж медленно приходил в себя. Для того, кто прожил миллионы лет, сорок часов не имеют значения, как мгновенье, как вздох. Одновременно с тем, как включились поверхностные анализаторы, его мозг очнулся, и Страж вспомнил. Его оглушили. Одна из четырех торпед попала в панцирь. Несмотря на фантастическую крепость внешней эмали, защищенной полем отталкивания, взрыв разрушил кристаллическую структуру внешних слоев, а ударная волна частично порвала полициклические связи нервной системы.

Страж попытался разобраться в своих ощущениях. Дублирующие системы работали удовлетворительно. Страж обшарил анализаторами пространство. Он по-прежнему находился в поясе астероидов. Корабль, который он преследовал, завис над ночной стороной Чарры на высоте тысячи километров. Страж чувствовал внутри него движение живой органической субстанции, с бессмысленным упрямством цеплявшейся за жизнь. Что двигало ею? Страх смерти? Стражу было все равно. Страх смерти был для него отвлеченной математической абстракцией. Как и любопытство.

Что ж. Двигатели отозвались на приказ нарастающей тягой, и глухая боль прокатилась внутри Стража — ранее неизвестное ему ощущение. Однако, если взрыв как-то и сказался на ходовых качествах, внешне это было не заметно. Что ж. Через час все будет кончено…

Я заметил его, как только он вышел из пояса астероидов: тусклая точка, похожая на сошедший с ума метеор, рванувший против общего потока. Летел он, как и прежде, с взрывоподобным ускорением.

У меня больше не было сил ни бояться, ни проклинать. Я уже перешагнул барьер обычных человеческих эмоций. К этому времени мной владела только безмерная усталость. Я похоронил свой экипаж в поясе астероидов и с трудом дотянул «Лидохасс» до стационарной орбиты вокруг Чарры в надежде, что меня подберет следующая экспедиция, обещанная Шейхманом. Больше «Лидохасс» ни на что не годился. Ни защищаться, ни подать сигнал о помощи, ни тем более разогнаться до сколь-нибудь приличной скорости он не мог. Осталось только ждать. Помощи. И вот и эту возможность у меня отбирали. Мой последний шаг был плодом отупевшего от безысходности контуженого мозга. Безусловно, если бы я был в состоянии трезво проанализировать свою идею, я бы отбросил ее, как совершенно безумную и через час умер наверняка даже не почувствовав боли. Или какое-то гипнотическое наваждение гнало меня вперед?

Идея заключалась в следующем. Оставить звездоскаф (не для того, чтобы обмануть Стража, его такими фокусами не проймешь, а чтобы хоть чуть-чуть задержать его) и на мезонаторе погрузиться в океаническую воронку, пока она никем не охраняется. В какую часть Вселенной меня вынесет — неизвестно. Если Страж оставит преследование, у меня будет время сориентироваться с помощью кибермозга мезонатора.