Посвящать кого-то постороннего в наш план представлялось верхом легкомыслия, так как в случае провала последствия становились совершенно непредсказуемыми, поэтому «камикадзе» должен был стать один из нас.

Гриша Чумаков тут же занял позицию, что, поскольку он является техническим руководителем проекта (Гриша брался достать «жучок»), его кандидатура должна быть автоматически исключена из претендентов на. Для ясности я хочу пояснить, что «жучок» представляет собой просто кусочек микронной пленки размером сантиметр на сантиметр, и достать его может любой. На самом деле — это деталь разведывательного зонда, рассчитанная на работу в течение сорока лет в диапазоне температур от минус двести до плюс двести и при соответствующих перепадах давления. Дело чуть не дошло до драки. Решили тянуть жребий, потом вспыхнул спор о выборе пути падения для кандидата в. Валик предложил дебош в баре напротив Астрошколы, чем окончательно подорвал проект. Похоронил.

Какая странная судьба идей! Не менее странная, чем человеческая судьба. Этим утром, лежа без сна и глядя, как разгорается за окном небо на востоке, я думал о том, как причудливо могут сплестись нити фортуны. В конечном итоге события повернулись так, что Алексей получил возможность попасть в кабинет декана, более того, даже приклеить «жучок» у него под столешницей, но это стало следствием совершенно новой идеи. Шансов на успех она имела не больше, чем все предыдущие. Алексей вдруг загорелся мыслью выиграть у декана крупную сумму денег. Очень крупную. В преферанс. Эта игра имеет несколько разновидностей, и Алексею в одно время начало просто фантастически везти в «ленинградку с призами и бомбами». В «ленинградке» можно очень крупно выиграть, как, впрочем, и крупно прогореть, если фортуна вдруг не возлюбит вас. Но для того чтобы сыграть с деканом за одним столом, надо было попасть в высший круг игроков, карточную элиту города Днепропетровска. О проекте «жучок» к тому времени забыли почти безвозвратно. Суть новой идеи состояла в том, что декан, проиграв сумму, которую не в состоянии будет отдать, расплатится с нами информацией.

Алексею надо было подняться на несколько ступеней в картежной иерархии, дабы попасть в лигу «А», где бы он смог сесть за один стол с деканом. И Алексей настолько рьяно принялся за дело, что забросил учебу и тренировки, и начал быстро катиться к той опасной черте, за которой ему грозило реальное исключение. В мире карточных отношений он поднимался гораздо медленнее, чем скатывался вниз в учебе. Причем непонятно, куда девались все его многочисленные выигрыши. Со слов Алексея можно было понять, что суммы эти соизмеримы с годовыми окладами вице-президентов крупных банков.

Карточная авантюра едва не обернулась для Алексея катастрофой. Об учебе он теперь и слышать не хотел, в глазах появился лихорадочный блеск, целыми днями вместо того чтобы заниматься, он разбирал какие-то карточные комбинации, ел торопливо, оставляя после себя грязную посуду, от наших увещеваний он отмахивался рукой и бриться начал через день. Ночами он исчезал из общежития.

В конце концов, все закончилось разговором в кабинете декана. С ним Алексей так и не сыграл. Зато пронес и приклеил под уголком стола «жучок». Нетрудно представить наше разочарование (это мягко сказано), когда выяснилось, что «жучок» не передает из кабинета никакой информации, то есть вообще никакой, даже температуры воздуха. Это остается для меня загадкой и по сегодняшний день. «Жучок» был исправен и работал достаточно надежно, мы успели его испытать. Скорее всего, кабинет был защищен от прослушивания неизвестным нам способом. Горечь поражения отнюдь не скрашивала та мысль, что мы переживаем стандартную для Косморазведки ситуацию, когда заброшенный на неисследованную планету зонд отказывался по непонятным причинам работать.

О чем разговаривал декан с Алексеем неизвестно, но после встречи с ним Алексей навсегда забросил карты (если вы с этим не сталкивались, поясню, что излечить втянувшегося картежника так же тяжело, как втянувшегося наркомана), на неделю исчез из Школы, по-моему, он просто пропил остатки своих выигрышей (подозреваю, что к тому времени фортуна уже отвернулась от него и он стал не столько крупно выигрывать, сколько крупно проигрывать)… Наверное, действительно пропил остатки выигрышей, потому что явился в понедельник на занятия со слегка опухшим лицом и мешками под глазами, но взялся за учебу и через две недели догнал группу.

Следствием всей этой возни вокруг декана стало рождение идеи абсолютно нового направления. Первым ее высказал Юра Заяц. Это была, без преувеличения, идея следующего поколения. Суть ее лежала на поверхности, просто ни у кого не хватило то ли ума, то ли духу ее подобрать.

У декана была секретарь. Звали ее Женевьева. Фамилии, пожалуй, не вспомню. Если вы сейчас представили зеленоглазую красотку с белозубой голливудской улыбкой, должен вас разочаровать. Все женское обаяние ее приходилось на имя и еще голос. Когда вы слышали по телефону: «С вами говорит секретарь декана Женевьева» (с непередаваемыми обертонами), в воображении без особого труда тут же возникали самые разнузданные картины. Встреча с оригиналом оборачивалась для большинства шоком.

Во-первых, ей было около тридцати пяти (против наших семнадцати — восемнадцати на втором курсе). Бледная кожа со следами оспин на висках, бесцветные волосы, такие же бесцветные, неопределенного цвета глаза, низкий лоб, плоская грудь — одним словом, картина малопривлекательная. Говорят, она родилась на Марсе, в возрасте трех лет родители перевезли ее на Землю, но до конца к земному притяжению она так и не приспособилась. Походка ее слегка напоминала утиную, а когда Женевьева куда-то спешила, сходство возрастало до гротеска. Попятно, что мужским вниманием она была не избалована.

На этом и был основан план Юры. Безусловно, через руки Женевьевы проходила поистине бесценнейшая информация. Оставалось только протянуть руку и взять ее. Я имею ввиду Женевьеву. Но если вам кажется, что это так просто — протянуть руку, смею вас уверить, попробуйте, это не каждый сможет. А ситуация между тем складывалась почти как в классике — чем дальше, тем страшней. И начался выбор кандидата…

За окном совсем рассвело. Часы на столике у кровати показывают 6:10. Я перевернулся на бок и включил радио. Передавали блюз в исполнении оркестра под руководством Жана Пейгано. Под такую музыку хорошо танцевать в полутемном баре, зарываясь носом в душистые волосы и обнимая ее все крепче и крепче. Я вздохнул. Сегодня в три часа дня у меня назначена встреча с Женевьевой…

Оля умела задавать отнюдь не детские вопросы. Это был у нее настоящий талант или бич? Бывало, как спросит что-нибудь и смотрит на тебя по-детски ясным, невинным взглядом, только в уголках губ подрагивает не то что усмешка — легкая тень усмешки, да в глубине глаз, если присмотреться, видно, как прыгают веселые искорки-чертики. Пока мы с ней гуляли по зоопарку, переходя от клетки к клетке, она молчала, с одинаковой сосредоточенностью изучая как зверей, так и надписи над клетками, от названия животных до запрещающих надписей: «Близко НЕ подходить!», «НЕ кормить!»

В центре зоопарка — площадка молодняка. Время приближалось к двум часам.

— А когда они вырастут, тоже будут жить в клетках? — спросила Оля, рассматривая резвящихся братьев-медвежат на песчаном склоне.

В мою сторону она даже не покосилась.

Я выбрал уклончивое: «Наверное».

— До самой смерти? — Теперь она повернула ко мне свою головку (солнце светит сквозь растрепавшиеся волосы, просвечивает ухо) и смотрит на меня не по-детски серьезными глазами.

Я прочистил горло.

— Откуда я знаю?

Оля молчит, не мигая, смотрит на меня. Такой же взгляд у мамы, когда она пытается уличить меня в невинной лжи.

— Здесь им хорошо, — выдал я первое, что пришло в голову. — Здесь их кормят и поят. Ухаживают, — добавил я после небольшого раздумья.

— Но ведь им, наверное, ужасно скучно: жить вот так в клетке до самой-самой смерти.