Она повела бровью:

— Я ведь все и про всех знаю.

Ох, как надоели мне эти загадки.

Я еще раз глянула с сомнением на бутылочку. Эликсир через темное стекло очень уж напоминал кровь. Меня аж передернуло от омерзения. Но госпожа Ландорв  ответственно относилась к своему здоровью и абы кого не посоветует, а эту травницу она нахваливала. Что ж, посмотрим, если настойка поможет дяде Мариусу, то можно и забыть про странности мистрис Ниллин. В конце концов, она имеет дело с различными травками, мало ли чего надышалась во время приготовления своих зелий.

Я встала, чтобы уйти. Положила на стол серебрянную крону оплаты за настойку, направилась к двери.

— А для себя ничего не хотите взять, леата Трис? - остановила меня мистрис Ниллин.

— Для себя?

Да вроде бы мне ничего не надо. Болеть я никогда не болела, даже носом не простужалась, а что еще могло понадобится в лавке травницы?

— Девицы вашего возраста частенько всякие зелья и эликсиры покупают – для блеска глаз, густоты волос. Ухажеры-то любят тех, кто покрасивей да понарядней.

Я фыркнула от смеха. Что - что, а до красоты сестрицы Оливии мне все равно очень далеко, поэтому нет смысла пытаться сделать себя привлекательней с помощью подручных средств. У Ливи длинные густые соломенные волосы, завивающиеся крупными кольцами, яркие голубые глаза, обрамленные густыми ресницами, и коралловые пухлые губки, частенько изгибающиеся в капризной гримасе. Наследница герцога Иллийского была общепризнанной красавицей и соперничать с ней в этом я не смогу при всем желании.

Мои же волосы цветом похожи на деготь, а почти черный цвет глаз вполне обычен для наших мест. Ни травами, ни эликсирами этого не изменить и не исправить, а значит – чего ради тратить деньги?

Ну а насчет нарядов - благодарение папеньке, он меня этим не избаловал, так что я не привыкла ходить в красивых платьях и менять украшения от завтрака к обеду.

— Нет, спасибо, – отказалась я от предложения, - Красоты мне и своей хватает.

— Ну так может быть леате другие зелья нужны, - травница таинственно улыбнулась, - которые от нежданных плодов любви избавляют. Настойка валтиса, эссенция маравии, смешанная с двумя долями…

Я нахмурилась и жестом оборвала травницу:

— Этого добра мне тоже не надо.

— Плодов любви?

— Их тем более.

— Но, благородная леата…

— … ничего покупать больше не будет! – я ее резко оборвала и развернулась к выходу. Не понравились мне намеки этой странной травницы. Можно подумать, я выгляжу как легкодоступная девица.

— Что ж, тогда… - мистрис Ниллин протянула мне маленький пузырек, - вот возьмите просто в подарок.

— Что это? – я недоверчиво глянула на подарок.

— Вам пригодится, леата Трис, уж поверьте.

Я повертела в руках небольшую склянку. Глянула на этикетку с мелкими буковками и удивленно подняла бровь.

— Барилла? - я фыркнула и вернула склянку обратно на стол, - Мои волосы и так темные, зачем мне краска для них?

Мэвлийскую бариллу, настойку из травки с неприятным запахом тухлых яиц, очень любили цирюльники и куаферы, она придавала светлым кудрям яркий рыжий оттенок, делая их почти золотыми, а темным – благородный ультрамарин, сияющий на солнце.

Мистрис Ниллин вдруг жестко схватила меня за руку и буквально всучила мне склянку.

— Берите, леата, вам пригодится. От таких даров не отказываются! – она была настолько серьезна, что меня это сильно напугало. Казалось, травница хочет о чем-то предупредить, но не может. – Берите! – и сквозь силу улыбнулась, - В конце концов, сейчас при дворе герцога это самый модный оттенок, а скоро вы попадете на праздник. Так почему бы себя не побаловать?

На праздник? Интересно, по какому поводу? Неужели, мой день рождения?

Хотя, зная папочку, он из этого события действительно может праздник сделать - как же, избавляется от самой ненавистной из своих дочерей.

Я пожала плечами. Впрочем, почему бы и не взять. В конце концов, отдам Мирабелле, второй сестрице, ей-то уж точно пригодится.

Поблагодарила травницу и только снова повернулась к двери, как услышала:

— Ты очень похожа на свою мать.

Кровь схлынула с моего лица. Я замерла, решив, что мне показалось, а потом развернулась очень и очень медленно.

— Что?

— Ты похожа на нее, Лиатрис, - знахарка сминала в руках белое полотенце, делая из него тряпку.

—   Никогда! - я с силой сжала руки, совершенно забыв про склянки, - Никогда больше со мной о ней не говорите! Эта женщина бросила новорожденного ребенка, поэтому она для меня умерла!

—   Трис, ты не права, - она ошарашенно ахнула, - Ты много не знаешь!

—   Моя мать умерла, когда мне было два часа от роду, - отчеканила я, чувствуя, что еще немного и не выдержу. Комок подкатил к горлу, слезы вот - вот хлынут из глаз.

—   Трис...!

Хватит с меня этих таинственных намеков и непонятных разговоров. Я резко развернулась и вылетела из домика проклятой травницы.

Я подхватила поводья Дымка, взлетела в седло и дала шенкелей. Жеребчик на меня удивленно покосился, тряхнул недовольно головой, но пошел медленным шагом. В отличие от взбешенной хозяйки, он-то понимал, что в воскресный торговый день на главной городской площади особо не разгонишься.

- Ну, пошел! – я едва могла сдержаться, мне так хотелось побыстрее уехать от этого дома и его проклятущей хозяйки, - Поехали, Дым! – меня уже ничто не могло удержать, и я замахнулась, - А, ну, пошла, тупая скотина!

Хоть и понимала, что Дымок не виноват, но мне нужно было на ком-то сорваться!

Эта травница, мистрис Ниллин!

Да как она посмела! Что она понимает?!

«Трис, ты не права!»

«Трис, ты многого не знаешь!»

Известного мне вполне достаточно, чтобы возненавидеть женщину, которая меня родила.

Мать?! Да какая она мать?

Да, она дала мне жизнь… И все!

Она бросила меня через два часа после родов! Сбежала за пределы герцогства и оставила своего ребенка на попечении чужих людей.

Да мне тетушка Мартина, моя кормилица, гораздо ближе и родней, чем вторая жена его  светлости!

Я много не знаю?! Давайте, мистрис Ниллин, расскажите мне трагическую историю маменьки в духе женских романов – несчастная любовь, злобная соперница, преследование врагов, что там еще в списке самых серьезных для героини  происшествий?! Я ведь должна ее пожалеть, проникнутся, посочувствовать! Ах, она бедная-несчастная, ах, она не имела другого выхода, так что ли?

А обо мне эта героиня подумала, когда сбегала от гнева папеньки?

«Любимая» матушка обязана была предполагать, как он отреагирует на ее побег и кому в итоге достанется за этот поступок.

Да отец же меня всю жизнь ненавидит и гнобит: что где случилось - Трис виновата! Она же вся в мать, яблочко от яблоньки… и все в таком духе!

Ненавижу! Их обоих ненавижу! Одну – за то, что бросила, второго – за то, что оставил!

Дымку надоело, что я постоянно дергаю его поводья, и он в итоге упрямо встал. И место выбрал замечательное: прямо посреди проезжей части. Я, вся в эмоциях от сказанного травницей, поначалу не обратила на это внимание, но затем - один раздраженный возглас, второй, потом меня довольно ощутимо ударили по лодыжке.

- Эй, ты, чего встала?! Двигайся! – услышала я сквозь кровавое облако бешенства, - Слышь, ты, кобыла!? И мерина своего убери отсюда!

Мы застыли в узкой улочке в окружении толпы прохожих. Люди сновали туда –сюда: торговцы, покупатели, просто глазеющие по сторонам, кто с тяжелыми свертками в руках, кто налегке, но со слугами. Впереди показались две повозки, доверху набитые товарами, которым уж точно не понравится стоящая на дороге лошадь. Я повела Дымка в сторону и прижалась к стене. Глубоко вздохнула, приходя в себя, и обняла жеребца за шею.

- Прости, я не хотела тебя обидеть.

Конь постриг ушами и сделал вид, что ничего не заметил. Я хмыкнула – упрямец какой! Как будто я не знаю, что он вовсе не тупая скотина, которую начал демонстрировать.