Не представляясь, портниха смерила меня изучающим взглядом и скривила губы.

Да, знаю, я - не идеал, я - не Оливия, для которой мистрис Рауф шила последние десять лет. У меня небольшая грудь и узкие бедра, темные волосы непонятного оттенка – то ли каштанового, то ли  просто коричневого, обычные карие глаза. Правда, кожа белая, почти  прозрачная, прямой  нос и точеные скулы, но кто это замечает, когда рядом золотоволосая красавица Ливи?

При  виде мистрис Рауф Марисса вытянулась в струнку, а затем буквально упала на пол в реверансе. Что и говорить, среди слуг портниха слыла почти легендой, сумев пробиться из простых городских швей в привилегированную группу избранных мастеров-ремесленников. Еще, конечно, не госпожа, но уже и не служанка. Умело и со вкусом одевая семью герцога и его приближенных, она смогла добиться безграничного уважения со стороны его светлости и обожествления от всех остальных.  

Мистрис Рауф, не замечая подобострастного реверанса Мариссы, подошла к окну.

- Госпожа Лиатрис, ты зря оделась, - портниха отдернула тяжелую штору, - я не буду измерять тебя через платье.

Она ногой подвинула мне небольшой пуфик и кивнула  на него головой, - мол, вставай. Я сбросила туфли и в одних чулках вскочила на табурет. Мистрис Рауф повернулась ко все еще склонившейся в глубоком реверансе горничной:

- Так, девушка, – скомандовала белошвейка, - раздень свою госпожу и разверни вон то зеркало к свету.

Марисса поднялась на  ноги и услужливо бросилась  выполнять приказ. Тяжелое зеркало в  массивной дубовой оправе повернула к окну, с меня почти рывком содрала платье. Спасибо, хоть по доброте  душевной оставила мне панталоны и корсет.

И застыла ледяной статуей, ожидая новых приказов своей богини. Но та уже не обращала на усердного адепта никакого внимания, и вовсю занималась моей оголенной персоной.

- Руку. Вторую. Плечо. Наклонись. Повернись…

Белошвейка  отдавала мне короткие приказы, что делать, и я  беспрекословно подчинялась. Рулетка с лентой мелькала в ее руках, змейкой хищно меня обвивая. Сначала мистрис Рауф полностью меня измерила, затем, взяв в руки карандаш  и стопку бумаг, начала набрасывать силуэт моего будущего платья. Она рисовала, бесцеремонно разглядывая меня со всех сторон, ругалась как портовый грузчик, комкала  черновики и бросала на пол. Марисса подбирала мятую бумагу, чтобы выбросить, но я  заметила, что пару листков с эскизами хитрюга все-таки запрятала в корсаж. 

-    С тобой придется повозиться, госпожа, - буркнула мистрис Рауф сквозь зубы, когда наконец, результат на бумаге ее удовлетворил. Скомандовала Мариссе, чтобы та принесла из комнат Оливии альбом с образцами и начала подбирать мне ткань для наряда. Я заикнулась было, что привезла немного материала с собой - не зря ж обогатила нимрисского купца на двадцать семь талеров. Но мистрис Рауф мельком глянула на купленные ткани и одним махом их отвергла:

-    Это тряпки для черни, не для дочери герцога.

Особенно ее возмутил яркий бирюзовый шелк, гладкий, блестящий, не ткань, а сказка. Она грубо швырнула его в сторону двери:

-    Какой глупец тебе его продал? Это ведь не твой цвет абсолютно. Да еще и так вульгарно блестит!

-    Но, мистрис Рауф, это же шелк...

-    Только алый! - рявкнула на меня портниха, - И парча!

-    Но это низерийский шелк! Я отдала...

-    Ты дочь герцога, госпожа, тебе не к лицу считать монеты! - мистрис Рауф гордо задрала подбородок, - Только алая парча и винный бархат!

Я обреченно кивнула, соглашаясь. Парча и бархат тоже хороши, но в красном я была чересчур яркой и вызывающей. Привлекающей слишком много внимания, которого мне совсем не хотелось.

И еще мне было искренне жаль шелка. Нежный, удивительно красивый, струей льющийся в пальцах. Марисса подхватила с пола ткань, что одиноко валялась у самого порога тусклой бирюзой, и, подмигнув мне, утащила ее в спальню.

Издевательства надо мной продолжались до самого ужина...

Клепсидра показывала почти семь вечера, пора идти на ужин. Папенька крайне не любит, когда кто-либо из семейства опаздывал к ужину, а учитывая, что мне сегодня уже приласкалось от его светлости, то повторения такой любезности как-то не хотелось. 

Из комнаты я в буквальном смысле выползала. Все-таки стоять на постаменте на протяжении двух часов с постоянными указаниями мистрис Рауф «повернись, нагнись, подними руку…» - это изощренный тип издевательств. Я поневоле зауважала Оливию, она-то проводит время с портнихой-садисткой гораздо больше моего.

Ноги немного подрагивали от усталости, поэтому шла я медленно, приветственно кивая в ответ на поклоны встречающихся слуг, как вдруг… 

- Трис!!

Дикие вопли заставили окружающих нервно вздрогнуть.

Я обернулась. Ко мне со всех ног неслись два ярких шарика в шелковых оборочках – Беата и Алейна, мои младшие сестры-близняшки. Им было всего по шесть лет, но от их проказ порой шатался весь замок. Свою няню Селину они оставили далеко позади, ее силуэт я заметила только у лестницы на этаж.

- Трис, Трис, Трис! – они догнали меня и запрыгали вокруг, мельтеша и пританцовывая, - Ты приехала, Трис!

- А мы тебя так ждали, Трис!

- Наконец-то!

- Почему так долго, Трис?

- Мы тебя в окно каждый день глядели!

- Бета мне даже ноги сегодня отдавила! – Алейна показала сестре язык. 

- А ты не подвинулась! –  Беата ткнула ту кулачком.

- Ты мне каблуком прям по пальцам!

- Да ты сама виновата!

- Замолчи!

- Нет, ты замолчи!

- Трис, ну скажи ты ей! – тянула меня за юбку Алейна.

- Трис ничего не будет говорить! – а это уже Беата с другой стороны.

- Трис?

- Трис!!

- Ну, Трис?

От верещания и постоянного мельтешения у меня аж голова закружилась. Беата в синем платье с розовыми хризантемами по подолу и Алейна в таком же зеленом, но с желтыми ромашками, превратились в большой разноцветный клубок, который крутился, подпрыгивал, вертелся кувырком и дергал мое платье. И при этом визжал от радости, кипел от возмущения, смеялся и ругался даже на меня. 

- Трис, ну что ты молчишь?

- Потому что я запретила ей говорить!

- Да ты вообще вредина!

- Нет, это ты вредина!

- Трис!

- Ну Трис же!

- Ты нам сказку на ночь сегодня расскажешь?

- Ну пожалуйста, Трис!

- Ну, Трис! 

- А то Селина рассказывает так неинтересно, что мы засыпаем!

- Ну пожалуйста! – этот кружащийся калейдоскоп не давал мне даже слово вставить.

- Так, стоп! – прикрикнула я на них. 

Близняшки застыли в тех позах, что застал их мой окрик. Беата подпрыгивала на одной ноге, хватаясь за мою руку, Алейна в попытке дотянуться до моей шеи, надеюсь, чтобы обнять, повисла на моей юбке. Я ровно поставила одну и отцепила от платья другую.

- Во-первых, я тоже вас очень рада видеть!

Девчонки снова принялись скакать вокруг меня, но я грозно нахмурилась и строго оборвала их восторги:

- Во-вторых, сказка будет, но только после того, как Селина мне доложит, что вы съели весь ужин! 

И круговорот начался по новой, только теперь уже от возмущения и обиды.

- Ужин?

- Я не хочу ужин!

- Я тоже не хочу!

- Ну, Трис!

- Ну пожалуйста!

- Ну что ты вредничаешь?

- Там опять небось будет молоко!

Близняшки скривили мордочки гримасами различной степени противности:

- Фу!

- Молоко!

- Гадость!

И переглянувшись, синхронно закивали.

- Вы даже не знаете, что подадут на ужин, - резонно заметила я.

- Все равно ничего вкусного! – скорчившись в брезгливости, ответила Беата, а Алейна ей вторила:

- Будет гадость!

- Забавные девчушки! – раздался вдруг насмешливый мужской голос, - Кажется, это младшие дочери его светлости.

- Да, брат, Беата и Алейна, - лениво вторил ему второй мужчина, - Нам их не представляли.

- Но я наслышан.

- Неудивительно, - усмехнулся второй, - Они очень… яркие девочки.