Связь между двусторонним ориентированием и боем очень наглядно показана в истории нацизма. С самого начала Гитлер твердил своим последователям, что «враги – повсюду». С тех пор как Гитлер пришёл к власти, Германия маршем шла на войны против настоящих или вымышленных врагов. Ещё до того, как эта война началась, всех, включая женщин и детей, призывали оказывать войне ту или иную поддержку. Для того чтобы поддерживать рост агрессивных настроений до начала войны, немцев толкали на борьбу с «врагами внутри страны»: в основном, с евреями, и с кем угодно, кто как-то пытался противостоять нацистам. Жестокость в отношении несогласных – евреев, католиков, протестантов – даже в так называемые мирные времена, показывает характерную военную истерию: чувство, что ничто не хорошо так, как «хорошо» должно быть, и ничто не плохо так, как «плохо» могло быть, и что нет никаких компромиссов. «Кто не с нами, тот против нас».

Исключая ссоры и яростные разногласия, в повседневном языке проявляется то, что можно назвать многосторонним ориентированием. У нас есть диапазоны суждения. Вместо «хорошо» и «плохо», у нас есть «очень плохо», «плохо», «неплохо», «нормально», «хорошо», «очень хорошо»; вместо «здравомыслия» и «безумия», у нас есть «вполне здраво», «достаточно здраво», «слегка дурновато», «дурно», и т. д. Если у нас только два значения, например, «законопослушание» и «нарушение закона», то у нас всего два способа действовать в отношении данной правовой ситуации; первых освобождают, а вторых, предположим, казнят. Человек, который проезжает на красный свет на перекрёстке при таком рассуждении – «такой же нарушитель закона, как убийца» и поэтому получит такое же наказание. Если это кажется абсурдным, то стоит вспомнить средневековые суды, на которых «правоверных» отпускали на свободу, а «еретиков» придавали смерти – и в результате праведники, которые допускали едва значительные теологические ошибки, благодаря христианскому рвению сжигались так же, как и те, кто отрёкся или опозорил церковь. С установлением дополнительных степеней нарушения закона, открываются дополнительные возможности, поэтому за мелкие дорожно-транспортные правонарушения полагается небольшой денежный штраф, за бродяжничество – десять дней заключения; за контрабанду – от двух до пяти лет тюрьмы; за крупное хищение – от пяти до десяти лет. То есть, степеней наказания существует столько же, сколько определяется степеней вины.

Чем больше число различий, тем больше имеется возможных образов действия. Это означает, что мы расширяем свои возможности реагировать подходящим образом на множество сложных жизненных ситуаций. Врач не делит людей на «здоровых» и «больных», он различает неопределённое количество состояний, которые можно обозначить словом «болезнь» и применяет неопределённое количество лечений или комбинаций лечений. Примитивные знахари применяли одинаковые свистопляски ко всем болезням.

Двустороннее ориентирование, как мы уже знаем, основано на одном интересе, тогда как у человека есть множество интересов: человек хочет есть, спать, общаться с друзьями, издавать книги, продавать недвижимость, строить мосты, слушать музыку, поддерживать мир, преодолевать болезни. Некоторые из этих желаний – сильнее других, и жизнь представляет постоянную проблему расстановки приоритетов среди этих желаний: «Мне нравится, когда у меня есть деньги, но мне кажется, что когда у меня будет та машина, мне это понравится больше». «Я бы хотел уволить забастовщиков, но мне кажется, намного важнее следовать законам». «Я бы хотел следовать законам, но мне кажется, важнее проучить этих забастовщиков». «Я не люблю стоять в очередях за билетами, но мне хочется посмотреть представление». Присвоение приоритетов многообразным и сложным желаниям в современной цивилизации требует тонко откалиброванной шкалы значений и дальновидности, чтобы добиваясь исполнения одних желаний, мы не препятствовали исполнению других. Способность смотреть на вещи в рамках более чем двух значений можно обозначить термином многостороннее ориентирование.

Многостороннее ориентирование проявляется в практически всех интеллектуальных и даже не особо интеллектуальных социальных диалогах. Редакторы ответственных газет, таких как New York Times, PM, Kansas City Star, Chicago Daily News, Milwaukee Journal и писатели уважаемых журналов, таких как Fortune, The New Republic, Common Sense или Atlantic Monthly сознательно избегают двустороннего ориентирования, как признака необразованности. Они осуждают Гитлера, но и не забывают упомянуть о причинах, которые привели к гитлеризму, а также о фашистских тенденциях в нашей стране. Они критикуют политическое руководство, но и говорят об их положительных достижениях. Они даже могут поддержать войну, но укажут на ограниченность войны, как способа решения проблем. С нашей точки зрения, не так важно, по каким причинам – например, из-за нерешительности – они избегают рассуждений в рамках ангелов и демонов. Важно – то, что они это делают, и тем самым оставляют возможность для рассмотрения различий, примирения конфликтующих сторон и проведения справедливых оценок. Некоторым не нравится такое «хождение вокруг да около», и они настаивают на «чётком да или нет». Это люди, которые режут гордиев узел; они избавляются и от узла, и от верёвки.

Более того, многие свойства демократических процессов предполагают многостороннее ориентирование. Даже древние судебные процедуры, суды присяжных, ограниченные выводами «виновен» и «невиновен», не настолько двусторонние, как может показаться. Для того чтобы предъявить обвинения, приходится выбирать из большого числа возможных. Кроме того, вердикт присяжных и приговор судьи может быть изменён за счёт «обстоятельств, смягчающих вину». Современные административные трибуналы и посреднические советы не связаны необходимостью выносить чёткий вердикт «виновен» или «невиновен» и располагают полномочиями заключать мирные соглашения между сторонами, что говорит о более высокой степени задействования многостороннего ориентирования, чем в случае суда присяжных, и соответственно, для некоторых целей, о большей эффективности.

Очень мало законопроектов одобряется демократическим парламентом в той форме, в которой они изначально представляются. Соперничающие партии обсуждают их до бесконечности, договариваются, идут на компромиссы, и за счёт такого процесса они часто приходят к решениям, более подходящим общим нуждам, в отличие от предложенных изначально. Чем более полно развита демократия, тем гибче её ориентирование, и тем больше она способна примирить конфликтующие интересы людей.

Ещё более многосторонне ориентирован – язык науки. Вместо того чтобы говорить «горячо» и «холодно», мы приводим температуру в градусах по фиксированной согласованной шкале: – 20° F., 37 °C., и так далее. Вместо того чтобы говорить «сильный» и «слабый», мы приводим силу в напряжении и мощность в лошадиных силах; вместо «быстро» и «медленно», мы приводим скорость в километрах в час или в метрах в секунду. Вместо того чтобы ограничивать себя двумя или даже несколькими возможными ответами, у нас есть бесчисленное количество за счёт использования числовых методов. Можно сказать, что язык науки предлагает бесконечно-стороннее ориентирование. Располагая средствами подстраивания действий бесконечным числом способов, под конкретную ситуацию, наука способна решать задачи и стремительно развиваться.

Не смотря на все рекомендации многостороннего и бесконечно-стороннего ориентирования, стоит помнить о том, что в выражении чувств двустороннее ориентирование – практически неизбежно. В двустороннем ориентировании есть глубокая «эмоциональная» истина, которой обусловлено его применение в ярких выражениях чувств, особенно тех, которые взывают к жалости или помощи в борьбе. «Покончим с трущобами и добьёмся лучших жилищных условий» (“Down with the slums and up with better housing” – дословно – «Вниз с трущобами, вверх с лучшим жильём».) «Билет на корабль СЕЙЧАС – это пропуск в жизнь! Тысячи преданных антифашистов встретят смерть от болезни и голода этой зимой». Чем ярче выражение, тем чётче границы между «добром» и «злом».