— Возможно, — дёрнув плечами, признала она.

— Останься с фургонами, — снова предложил он.

Боадиссия растерянно посмотрела на Хурту, потом на меня, и снова на Хурту. Её рука непроизвольно теребила маленький медный круглый кулон, свисавший на кожаном шнурке с её шеи. Тот самый диск, который был найден вместе с ней, тогда ещё бывшей младенцем, оставленным у разгромленного каравана, и найденной там аларами. На диске были выбиты буква «Тау» и цифра.

— Нет, — наконец сказала она.

Тем временем ещё один фургон обогнул нас и покатил по дороге. На вопросительный взгляд Хурты, я лишь пожал плечами. Она была хорошенькой, и она была свободной. Полагаю, она могла делать всё, что она захочет. В конке концов, она не была, как Фэйка и Тула, ничем, клеймёным домашним животным.

— Ну а деньги-то у Тебя хоть какие-нибудь есть? — со вздохом спросил Хурта.

— Нет, — развела она руками.

— Ты носишь это платье так, как это делают женщины аларов? — уточнил он.

— Да, — кивнула Боадиссия, краснея.

Зима пока не началась, ещё только заканчивался Се-Кара. Соответственно это платье было всем, что она сейчас носила. Под ним девушка была совершенно нагой.

Хурта подошёл к ней и принялся развязывать шнурки, державшие ножны, из которых торчала расписная, эмалированная рукоять кинжала.

— Ты что делаешь? — попыталась возмутиться она.

— Забираю кинжал, — пояснил парень. — Собираюсь оставить его здесь, на обочине дороги. Не волнуйся, бесхозным он не останется. Кто-нибудь, да найдёт его.

— Но я же тогда буду беззащитна! — запротестовала Боадиссия.

— Послушай меня, женщина, — сказал он, — такая вещь, скорее может убить Тебя, чем защитить. Будет лучше, если у Тебя этого не будет.

— Но без него, я же буду совсем беззащитной, — попыталась настаивать девушка.

— Точнее Ты была беззащитна с ним, — объяснил Хурта, — просто Ты не знала этого. Ты что, действительно думаешь, что кто-то, кто намеревался взять Тебя, или навредить Тебе, изменил бы свои намерения, увидев это крошечное оружие? Не обманывай себя. В лучшем случае, он просто развеселился бы, а в худшем, мог бы разозлиться и, отобрав твоё оружие, воткнуть Тебе же в сердце. В любом случае, Тебя ждало бы строгое наказание за попытку ношения этого.

— Но как я теперь смогу защищаться? — растерянно спросила девушка.

— Как все женщины, — пожал он плечами.

— Женщины! — воскликнула она.

— Ну, Ты же именно ей и являешься, Боадиссия, — напомнил он.

— Но чем могут защититься женщины? — спросила она.

— Послушанием, и полным повиновением, — пояснил Хурта.

— Понятно, — буркнула Боадиссия.

— Возвращайся к фургонам, — опять предложил парень.

— Нет, — отказалась она, и под его строгим взглядом добавила: — Я хочу идти с Вами.

— Если Ты пойдёшь с нами, то пойдёшь как женщина, — предупредил Хурта.

— То есть, я буду беспомощна, беспомощностью женщины, — сделала логичный вывод Боадиссия.

— А Ты всегда была такой, — заметил парень, — просто среди фургонов, Ты этого не понимала.

— Значит, в плане моей защиты я должна буду полностью зависеть от мужчин, то есть от Вас, — сказала она.

— Конечно, — согласился Хурта. — И такая защита распространяется на Вас, как на свободную женщину.

— Понятно, — сказала она.

Рабы являются имуществом. Таким образом, будут они защищены или нет, зависит от решения свободных людей, к ним это относится точно так же, как к защите или её отсутствии любого другого имущества, независимо от того, что это могло бы быть, мешок золота или ящик сандалий, тарларион на привязи, вуло в клетке или связка рыбы. Многие караванщики спасали себя, оставляя своих прекрасных рабынь в пустыне, чтобы замедлить преследование мародеров. Точно так же, немало торговых судов спаслось от захвата пиратами, выбрасывая за борт красоток, слишком соблазнительных, чтобы у похотливых морских разбойников поднялась рука оставить их на корм акулам. Уж лучше потерять часть груза, чем весь, причём, вместе с судном и своими жизнями, так или примерно так рассуждают они.

— Итак, Ты всё ещё хочешь идти с нами? — спросил Хурта.

— Да, — ответила Боадиссия.

— Ты идёшь с нами как женщина? — уточнил он.

— Да. Я пойду с Вами как женщина.

Хурта отбросил кинжал вместе с его ножнами на обочину дороги. Боадиссия грустным взглядом посмотрела ему вслед. Взяв девушку за руку, я подвёл её к задку фургона, где прижимая свою голову к земле, на коленях стояла Тула.

— Она — свободная женщина, — сообщил я Туле. — Она будет путешествовать с нами.

— Госпожа, — проговорила Тула, и чуть-чуть приподняв голову, прижалась губами к сандалиям Боадиссии.

Следом я провёл Боадиссию к своей рабыне. И Фэйка, некогда бывшая Леди Шарлотта из Самниума, высокородная леди того города, аристократка по рождению и воспитанию, происходившая из одной из его самых именитых семей, одной из самых богатых на улице Монет, покорно прижала свои губы к сандалиям Боадиссии, целуя обувь свободной женщины.

— Госпожа, — прошептала она.

— Что? — властно переспросила Боадиссия.

Задрожавшая Фэйка поспешно снова прижала свои губы к сандалиям Боадиссии, и уже громче произнесла:

— Госпожа.

— Поскольку Ты — свободная женщина, то эти рабыни находятся в твоём распоряжении, — сообщил я Боадиссии. — Но с другой стороны Тебе они не принадлежат. Соответственно Ты не можешь искалечить их, причинить им серьёзный вред или нанести травму, если только не окажется, что они неким малейшим образом выказали непослушание или вызвали недовольство.

— Я поняла, — кивнула Боадиссия.

— Но даже в этом случае, — добавил я, — предполагается, что Ты сначала получишь разрешение их владельца.

— Этого требует обычная вежливость, — согласилась девушка.

— Конечно, Ты можешь рассчитывать, на его понимание и сочувствие, и уважение к твоим пожеланиям, как исходящим от свободной женщины.

— Понятно, — кивнула Боадиссия.

— В случае менее значимых провинностей, — продолжил я, — когда будет достаточно рутинной порки, Ты можешь, как любой свободный человек, по своей прихоти и, не спрашивая владельца, подвергнуть их наказанию. Это будет полезно для них, чтобы помочь рабыням не забыть, кем они являются на самом деле.

— Я поняла, — улыбнулась Боадиссия.

Обе рабыни задрожали. У рабыни есть некоторая возможность защиты против страстного и сильного мужчины, в виде женственной покорности его власти и жажде, жалобного и безнадёжного помещения своей красоты и служения к его ногам. Но она была свободной женщиной, и от неё эта защита была сомнительной, если не сказать иллюзорной.

— Ой! — вскрикнула Боадиссия, когда Хурта подхватил её под руки и легко забросил в кузов, где усадил на фургонный ящик.

— Ну наконец-то, — буркнул Минкон. — Мы уже давно должны быть в пути.

Надо заметить, что другие повозки из этого лагеря уже удалились больше чем на пасанг от нас.

— Теперь нам их никогда не нагнать, — проворчал Минкон.

— На ноги, порабощенные шлюхи, — скомандовал я.

Тула с цепью на шее и Фэйка с верёвкой тут же вскочили.

— Я могу говорить, Господин? — спросила Фэйка.

— Можешь, — разрешил я.

Она осторожно потрогала свои серёжки. Трудно было не заметить, что она была невероятно рада иметь их. Мало того, что они были красивы, даже не смотря на то, что действительно были не дороги, но в гореанских глазах, они полностью, глубоко и категорично подтвердили её статус. Я видел, как она была взволнована тем, что носит их. Какую рабыню они сделали из неё!

— Господин, а можно мне иногда давать рабский шёлк? — спросила она.

Я улыбнулся. Никто кроме рабыни не надел бы рабские шелка. Они так дразнящи, красивы и прозрачны, что кажется, делают женщину ещё более нагой, чем нагая, и таким образом, доводят мужчину почти до безумия от страсти, что он едва может контролировать себя, что он едва может думать о чём-то другом, кроме как сжать в своих объятиях её тело, и сорвать эту тонкую преграду, чтобы увидеть её полностью обнаженной, беспомощной и своей.