— А она ничего, хорошенькая, — заметил один из мужчин.

— Точно, — поддержал его другой.

С этим трудно было не согласиться. Фигура у девушки была просто превосходная. Всё, что до настоящего момента было хорошо скрыто под кожей и мехами, которые она носила, вплоть до самых её нежных и соблазнительных мест было выставлено на всеобщее обозрение.

— Все сюда, полюбуйтесь на Боадиссию, связанную, как тарск! — крикнул кто-то.

На призыв отозвались ещё несколько мужчин, и даже некоторые из свободных женщин, подошедших посмотреть на необычное зрелище. Боадиссия, которой, я разрешил встать на колени вертикально, корчилась, пытаясь вытянуть руки из верёвки. Впрочем, без особого результата, она была беспомощна.

— Теперь Фэйка продолжит танцевать, — объявил я. — А Ты, если не нравится, можешь глаза закрыть, или попроси, я Тебе их завяжу.

Девушка сердито помотала головой и, угрюмо насупившись, уставилась в землю.

— Если ещё что-нибудь крикнешь, заткну рот кляпом, — предупредил я. — Поняла?

— Да, — зло выплюнула она.

Тут, краем глаза, на шее Боадиссии и кое-что заметил. На тонком кожаном шнурке, продетом сквозь пробитое отверстие, висел маленький медный диск.

— Что это? — поинтересовался я, указывая на это странное украшение.

Девушка лишь плотно сжала губы, всем своим видом показывая, что говорить со мной она не желает. Тогда я опрокинул её на спину и, наклонившись над ней, поднял кулон, рассматривая в неровном свете костра. Боадиссия не сопротивлялась. Впрочем, у женщины связанной таким способом остаётся очень немного возможностей к сопротивлению. К тому же, она уже поняла, что за попытку подобного можно заработать небрежный наказующий удар. Пробитый медный диск, нанизанный на шнурок, был небольшим, около дюйма диаметром, с выбитой буквой «Тау» и номером.

— Что это? — спросил я Генсэрикса, указывая на диск.

— Мы не знаем, — ответил он. — Он был уже привязан к её шее, когда, несколько лет назад, мы нашли её крошечным младенцем, завёрнутым в одеяло, около разгромленного каравана.

— Уверен, Ты задавалась вопросом об этом, — сказал я Боадиссии, но она лишь отвела взгляд, всё так же не желая говорить со мной. — Это должен быть ключ к твоей личности.

Я выпустил кулон, и он мягко упал в ложбинку между её грудей. Этот диск на его шнурке теперь было всё, что она носила, пожалуй, за исключением верёвки на запястьях и щиколотках.

Посмотрев на всё ещё стоявшую на коленях Фэйку, спина которой светилась яркими отметинами, оставшимися ей на память от внимания со стороны свободной женщины, я бросил ей:

— Теперь Ты можешь продолжать танцевать, Фэйка.

— Да, Господин, — ответила она.

Мужчины одобрительно крикнули, и с удовольствием ударили себя по левым плечам. Через мгновение Фэйка, живая и чувственная, свободная от страха перед свободной женщиной, и почувствовавшая плеть, напомнившую ей о том, что могло бы стать последствием неудачи в ублажении свободных мужчин, продолжила предлагать себя, нетерпеливо и радостно, изумительно и покорно, для удовольствия владельцев. Вскоре я уже был столь возбуждён, что едва мог терпеть. Больше всего хотелось, схватить свою рабыню, и поскорее вернуться с ней в лагерь извозчиков. Время от времени я бросал взгляды на связанную Боадиссию, лежавшую на боку и во все глаза наблюдавшую за Фэйкой. В её глазах плескался страх от понимания, что значит быть женщиной на самом деле.

После нескольких анов, уже ближе к рассвету, я возвратился в лагерь извозчиков. Утомленный Фэйка, спотыкаясь, плелась позади меня. Крошечная туника, перекинутая через левое плечо, не скрывала её тела, покрытого синяками. У самой границы лагеря я повернулся к ней лицом и сказал:

— У меня есть дело для Тебя на моих одеялах, которое следует закончить прежде, чем Ты ляжешь отдыхать. После этого я свяжу Тебя на всю ночь.

— Да, Господин, — улыбнулась рабыня.

Вскоре мы были около фургона того возницы, который довёз нас досюда. Подле фургона, лежала голая, прикованная к правому колесу цепью за шею, та самая крестьянская девушка, Тула. В лунном свете я заметил, что на её шее, под цепью, поблёскивает рабский ошейник.

— Ты что здесь делаешь? — удивлённо спросил я Хурту.

— Я еду с Вами, — сообщил он. — Мир хочу посмотреть, удачи поискать.

— И на чём Ты собираешься ехать, мир смотреть? — полюбопытствовал я.

— На том же на чём и Ты, — усмехнулся парень.

— Понятно, — улыбнулся я.

— Я продал своего тарлариона в лагере, — признался он, — выручив несколько монет. Мне показалось не практичным, тащить его с собой. Кажется, я видел здесь нескольких таких же поблизости от фургонов. К тому же, я понятия не имею, ни куда мы пойдём, ни что мы будем делать.

— Дорога, которую я планирую, будет трудной, — честно предупредил я, — и вполне может быть опасной.

— Превосходно, — обрадовался Хурта.

Я удивлённо посмотрел на него.

— Просто не люблю скучать, — объяснил он.

— Понятно, — протянул я.

— Ты же не возражаешь, если я буду сопровождать Тебя, не так ли? — уточнил он.

— Ни сколько, — заверил его я.

— Ну, тогда этот вопрос полностью улажен, — кивнул он.

— Если вдруг захочешь пойти своим путём, можешь не стесняться и сделать это в любое время, — сообщил я, ибо, честно говоря, у меня не было ни малейшего желания подвергать парня опасности.

— Ну, если Ты настаиваешь, — сказал он.

— Боюсь, что должен.

— Ну тогда, я принимаю твоё условие.

— Хорошо, — кивнул я.

— Ты ставишь жёсткие условия в нашей сделке, — весело заметил алар.

— Спасибо, — проворчал я.

— И кстати, половина моих монет — твоя, — заявил он. — Можешь смело ими пользоваться.

— Весома щедро с твоей стороны, — заметил я.

— Так же, как половина твоих — моя, — добавил Хурта.

— С чего это? — удивился я.

— Но мы ведь будем путешествовать вместе, — заметил он.

— И сколько же монет есть у Тебя? — полюбопытствовал я.

— Что-то около семнадцати медных тарсков, — обрадовал меня парень, — и ещё два бит-тарска.

— И это — всё? — удивился я.

— Ага, — кивнул он.

— Но, Ты же продал своего тарлариона, а вчера вечером Генсэрикс дал Тебе, как впрочем, и мне, серебряный тарск, — напомнил я.

— Верно, — признал он, — но большей частью пришлось пожертвовать, чтобы раздать кое-какие набежавшие долги. Ты же не хотел бы, чтобы я оставил фургоны, оставив за собой кредиторов, не так ли?

— Пожалуй, что нет.

— Кроме того, я купил себе вот этот превосходный меч, — заявил алар, обнажив клинок, и с лёгкостью махнул им, чуть обезглавив проходившего мимо извозчика.

Это был длинный, сужающийся к острию меч, среди народа фургонов называемый спата. Благодаря своей длине, он полезнее гладиуса для рубки со спины тарлариона. Кроме него среди вещей Хурты нашёлся и короткий, острый меч, подобный гладиусу, несомненно, находящийся с ним в отдалённом родстве, называемый аларами — сакрамасакс. Это оружие, уже более полезно в пешем, особенно ближнем бою.

— Соответственно, у меня осталось только семнадцать и два, — сообщил он, вкладывая меч в ножны. — А у Тебя сколько?

— Несколько больше, чем у Тебя, — ушёл я от прямого ответа.

— Замечательно, — обрадовался Хурта. — Возможно, нам понадобится каждый бит-тарск.

— Это ещё почему? — осведомился я, подозрительно глядя на него.

— У меня большие планы, дорогие пристрастия, — пояснил парень. — А, кроме того, я — алар, а мы алары — щедрый, благородный народ.

— Это — известный факт, — поддержал его я.

— Нашу репутацию необходимо поддерживать, — заявил Хурта.

— Несомненно, — пробормотал я.

— Не беспокойся, если случится нужда, я всегда могу заехать какому-нибудь доброму малому по голове и позаимствовать его кошелёк.

— Уверен, Ты не ведёшь себя так в своём лагере, — заметил я.

— Нет, конечно, — несколько удивленно сказал он. — Но ведь они — алары, как и я, а не какие-то посторонние городские люди.