— Ты можешь опустить голову, — сказал офицер, оторвавшись от своих бумаг и посмотрев на девушку, но как только она с облегчённым вздохом это сделала, вдруг резко спросил: — Кто Ты?

— Леди Евфросинья их Торкадино, — ответила она, но под его суровым взглядом, осеклась и быстро исправилась. — Четыре-три-семь.

— Что-то ещё? — уточнил он.

— Нет, — замотала девушка головой. — Нет!

Солдат подхватил её за волосы и, резким рывком вздёрнув на ноги, толкнул к цепи. Не прошло и нескольких инов, как девушка уже стояла на коленях среди прочих своих сестёр по несчастью, а её горло плотно обнимала цепь, замкнутая на замок.

— Вы думаете найти всех женщин согласно своим спискам? — поинтересовался я у офицера.

— По крайней мере, большинство из них, — ответил он. — Хотя, конечно, некоторые могут ускользнуть от нас, но думаю, лишь на какое-то время.

— Многие попадутся на воротах, — добавил Минкон. — Они же не будут знать, что попали в списки. Их прямо там разденут, свяжут, поставят им номер и доставят к месту сбора.

— Послезавтра, кстати, всем гражданским лицам, не имеющим на то права запретят находиться в пределах стен, — сообщил офицер. — Наказание для пойманных мужчин будет быстрая и благородная казнь, попавшейся женщине грозит быть скормленной слинам, или, если она окажется достаточно миловидной и достаточно страстной, чтобы понравиться, возможно, неволя.

— Так что мало смысла в попытке скрыться в городе, — усмехнулся Минкон. — В конце концов, все дома будут обысканы. К тому же, когда они, рано или поздно проголодаются, им придётся выползти на улицу, чтобы поискать еду, хотя бы ночью. А дальше, дело за слинами.

— Понятно, — кивнул я.

— Принимая во внимание ситуацию в Торкадино, — заметил чиновник, — очень маловероятно, что кому-то из женщин, попавших в наш список, удастся скрыться. Ведь стены, ворота, да и весь город под нашим контролем.

Я кивнул. Действительно у женщин из его списка, при тех условиях, что в настоящее время сложились в Торкадино, было мало шансов на спасение. Безусловно, многие из них ещё не были рабынями. Практически, у гореанской рабыни, должным образом идентифицированной, заклейменной и заключённой в ошейник с именем её хозяина, нет никаких шансов на побег. Даже если она сбежит от одного владельца, что крайне маловероятно, то она, скорее всего, просто угодит в цепи другого, который может оказаться гораздо хуже. К тому же, новый владелец будет знать, что она — беглая рабыня и, скорее всего, будет относиться к ней с большой жестокостью и держать с соблюдением самых строгих мер безопасности. Он наверняка позаботится, чтобы у него остались её вещи, дабы можно было поставить слина на след беглянки. Не надо забывать, что наказание за второй побег может оказаться куда серьезней, вплоть до скармливания слинам или подрезания подколенных сухожилий, после чего женщину ждёт участь рабыни-нищенки.

— И что станется с этими женщинами? — полюбопытствовал я у офицера.

— Большинство из них будет продано оптом нашим подрядчикам, — пояснил он.

— Как и большая часть других трофеев? — уточнил я.

— Да, — сказал он. — Основные контракты на большую часть предполагаемой добычи были заключены ещё несколько недель назад.

— Разумеется, — сказал я.

Я обратил внимание на одного из солдат. Он прохаживался среди женщин вдоль линий цепи. То одной, то другой он подносил свою плеть к губам, и пленницы покорно целовали её.

— Но некоторые из этих женщин весьма соблазнительны, — заметил я. — А номер 437, например, даже чрезвычайно привлекательна.

— Её мать, 261, также довольно хороша собой, — усмехнулся он. — Бесспорно, часть из этих женщин, самые лучшие, как более дорогая добыча, не достанутся подрядчикам. Их сохранят, чтобы распределить среди солдат, чуть менее красивые пойдут рядовым, а те, что посмазливее офицерам.

Я понимающе кивнул. Это было в порядке вещей.

— Я уже сделал примечания относительно нескольких из них, — поведал офицер, указывая на свои бумаги, — включая и номера 437 и 261. Заранее-то, когда они ходили в одеждах сокрытия, никто не мог сказать которые из них самыми красивые.

— Ну, теперь-то это определить труда не составляет, — улыбнулся я.

— Это точно, — согласился он.

Я полюбовался на коленопреклонённых женщин. Все прошлые недели они ходили по своим делам, и по своей наивности даже представить себе не могли, что они уже включены, как скромные предметы в планы своих будущих владельцев. Несомненно, они уделяли много внимания таким важным для них вопросам, как соперничество друг с дружкой, поиск развлечений, свой внешний вид, домашние делам и проблемы. И всё это время они не знали, что уже высохли несмываемые чернила, которыми их имена были вписаны в листы конфискаций. Я рассматривал их, некогда гордых, а ныне стоящих на коленях и скованных цепью. На верхней части левой груди каждой из них красовались цифры. Это были номера, которые следовали за их именами в списках захвата. Теперь это были их имена. Они были присвоены им ещё несколько недель назад. Но только теперь, к своему ужасу, они вдруг узнали об этом и обнаружили, что они буквально надписаны на их телах.

Я увидел, что солдат поднёс плеть к лицу номера 437. Девушка изогнулась и поцеловала её.

— Идёмте, — позвал Минкон. — Нам надо идти в Сэмниум.

И мы последовали за ним, Хурта, я, Боадиссия и Тула с Фэйкой на пеньковых верёвках в руке алара.

— Я смотрю, тут появились новые тела, свежие, — заметил я.

— Само собой, — кивнул Минкон.

Мы стояли у подножия низких широких ступеней Сэмниума, здания высшего совета, который теперь, как оказалось, служил штабом новых хозяев Торкадино. Эти ступени простирались перед зданием на всю длины галереи.

— Кто они? — осведомился я.

Вдоль Авеню Админиуса перед Сэмниумом, теперь на тех же просмоленных верёвках висело около двухсот — трёхсот новых тел.

— Коллаборационисты, изменники, те, кто придерживались стороны Коса, предатели союза с Аром, — объяснил Минкон.

— Похоже, с ними поступили также как раньше со сторонниками Ара.

— Конечно, — согласился Минкон.

— Подозреваю, что некоторые из них, — предположил я, поглядывая на мрачные ряды тел, покачивающиеся на просмоленных верёвках, — сделали всё возможное, чтобы привести к гибели тех, кто висел здесь прежде.

— И это правда, — подтвердил Минкон.

— Ветры над Торкадино подули в другую сторону, — усмехнулся я.

— Это точно, — кивнул Минкон.

— Похоже, Твой капитан находится на оплате Ара, — заметил я.

— Это Ты сможешь оценить сам, — сказал он, — и очень скоро.

— Я? — удивился я.

— Да, — подтвердил он.

— Не понял, — сказал я.

— Следуйте за мной, — велел он, и я вместе со всей нашей компанией шагнули вслед за ним на ступени Сэмниума. Лишь перед входом я остановился и, оглянувшись, бросил взгляд на тела висельников. На миг в памяти всплыла девушка на цепи, номер 437. Её мать, теперь — 261, перед своим пленением была важной персоной, казначеем одного из коммерческих советов Торкадино, Совета по Специям. Подозреваю, что пользуясь положением и, несомненно, влиянием, она своими действиями поддерживала Кос. В этой поддержке, кстати, нет ничего необычного для людей, состояния которых были нажиты в таких операциях, как импорт, экспорт, торговля на иностранных рынках, и, вообще, внешняя торговля, особенно на берегах и островах Тассы. Это понятно. Флоты Тироса и Коса, практически контролируют зеленые волны блестящей Тассы. Они властвуют над многими из самых известных и удобных торговых маршрутов. Немногие побережья лишены внимания их патрулей. Немногие из портов могли бы отнестись с презрением к их блокаде. Номер 261, однако, кроме соображений прибыли, была ещё и гражданкой Торкадино, а Торкадино поклялся в верности союзу с Аром. В результате, не важно, какая у неё была причина, беспринципность или жадность, но она предала свою клятву на Домашнем Камне. За подобное преступление, мужчин карают смертной казнью. Но она была не мужчиной, а всего лишь женщиной, таким образом, она оказалась не в списке проскрипций, а только в списке конфискаций. Именно её пол спас жизнь этой предательницы. Если бы она была мужчиной, она бы висела сейчас на Авеню Админиуса.