— Дядя у него заболел… — Дон смотрел на девушку так подчеркнуто сурово, что было неясно: правду он говорит или нет. — И тетя тоже…
— Что — вот так, сразу и оба?
— Нет, это развивалось долго! Они все на ногах перенесли, а надо было соблюдать постельный режим… Теперь вот осложнения!
— А Снежана Кимовна за ним почему выскочила? У нее тоже — того… Дядя с тетей больны?!
— А Снежана Кимовна… да вот она!
Ромашка и впрямь вернулась, и к Настиному удивлению, на лице актрисы вместо сдержанной и такой благородной холодности застыла маска настоящей, неподдельной злости.
— Ну что, довольны?!
Сейчас она отнюдь не походила на запомнившуюся Насте принцессу! В дверях стояла взбешенная фурия, только что руки в бока не уперла. И больше всего Насте сделалось жаль беспомощно ахнувшую Марию Петровну:
— Ой, миленькая… Мы-то тут при чем?
— Ну, конечно, это все я устроила себе сама! Боялась показаться вам смешной, шипела на него… А он, может, впервые в жизни доверился, открылся…
— И пропустил удар! — подсказал Дон.
— Ну как так можно?! — Насте показалось, что Снежана сейчас бросится на Антонио, словно дикая кошка.
— Это называется — с больной головы на здоровую! — сердито вмешался Кедыч. — Сама же его отшила, а теперь…
— Хватит! Никто тут ничего не понимает, только советы дают… Не квартира, а Дом Советов!
И в следующую же секунду дверь хлопнула еще раз, а Настя всплеснула руками:
— Она же прямо в тапочках на улицу ушла!
— Да не на улицу, — Мария Петровна вздохнула. — Она живет здесь, прямо над нами… И вообще, Ромашка права. Сколько раз я зарекалась не вмешиваться в чужую жизнь?!
— Успокойтесь, дорогая, дело не в этом, — Дон Антонио ласково посмотрел на расстроенную хозяйку. — Наша Снежаночка просто привыкла быть всегда в центре внимания. А центр внимания сегодня несколько сместился…
Настя почувствовала, что краснеет, и опустила глаза.
— Ох, Дон, не смущай девочку… И вообще, у меня к тебе сегодня будет просьба!
— Ну наконец-то, Марьюшка Петровна, хоть раз в жизни! И?..
Антонио, словно у него было по меньшей мере четыре глаза, а не два, ухитрился одновременно заметить то, что не углядела Настя: оказывается, в комнате уже никого, кроме них троих, не было. Кедыч и Павел, видимо, ушли по-английски, не прощаясь… Ох уж этот Павел, странный какой-то…
— Ты меня слышишь, Настена? — Дон Антонио склонился прямо к ее уху. — Я думал, ты уйдешь с ним… Но раз уж ты одна, мы могли бы завершить этот вечер у меня…
— Антон, ты меня слышишь?
— Марьюшка Петровна, я весь внимание!
«Врет и не краснеет», — подумала Настя, почему-то не чувствуя никакого протеста, хотя этот наглец незаметно сжимал ее руку. Но она ошиблась, Антоний не врал, он действительно прекрасно расслышал слова хозяйки.
— Я всего лишь прошу устроить эту девочку на какое-нибудь теплое местечко… Пусть поработает.
Настя вспыхнула и вынула свою руку из его ладони.
— А что эта девочка умеет?
Настя прерывисто вздохнула и посмотрела Дону прямо в глаза:
— Да в общем, если честно… Ничего.
— Ну, тогда ей одна дорога…
— Антон!..
— Марьюшка Петровна, я совсем не о том, о чем вы подумали. Хотя… Думаете вы правильно. Если у девочки нет профессии, Москва ее заставит заниматься древнейшим ремеслом…
— Не заставит! — возмутилась Настя.
— Просто в данном случае, Настурция, считай, что тебе повезло!
И словно из воздуха в руках у Дона появилась изящная «сотка».
Пока он набирал номер, женщины молча смотрели друг на друга.
— Алло, Дикуша? Это я. Ну, как там у тебя?.. Правильно, молодец!.. А девочки довольны? Ну и славно… Слушай, завтра утром я пришлю к вам одного хорошенького человечка… Фу, как ты испорчена!.. Ха-ха!.. Ну все, лады. Цулу!
— И куда же ты ее определил?
Мария Петровна все еще подозрительно смотрела на Дона.
— В гнездо порока! Ну ладно-ладно… Настя, работать будешь в центре, почти на Тверской. В салоне красоты «Виктория»… Держи!
— Что это? — Настя с недоверием взяла кусочек картона, протянутый ей Антонио.
— Визитка хозяйки, там адрес.
Только тут она по-настоящему и поняла, как и до какой степени ей повезло! Салон красоты… Салон красоты! САЛОН КРАСОТЫ!.. В одно мгновение перед ее мысленным взором промелькнуло нечто празднично-прекрасное, яркое — то ли подиум, то ли зал, а посередине этого блеска — она, Настя!..
Но в данный момент она оказалась вовсе не на подиуме, а… на шее Дона Антонио, на которой повисла в порыве благодарности.
— Вот это ты молодец! — Дон, как выяснилось, тоже был в восторге. — Умей быть благодарной — и получишь все… Ну что, поехали? А то гости — это хорошо…
— Антон! — Мария Петровна смотрела на него по-прежнему если и не сурово, то строго. — Настя останется здесь. У меня.
— Мария Петровна, мне неудобно… — Настя почувствовала, как краснеет. — Я…
— Все, разговор окончен, вопрос решен… Антон?
— Сдаюсь! — И подняв руки, Дон Антонио попятился в сторону прихожей…
А Мария Петровна, словно и не произошло ничего особенного, деловито указала пальцем на визитку, которую Настя все еще растерянно вертела в руках.
— Прочти-ка вслух, а то я без очков — пас…
— Конечно! Вот: «Виктория». Салон красоты. Фитнес-центр. Пластическая хирургия. Ой, я забыла спросить, кем меня возьмут!
— Ну пока, наверное, точно не директором! — И, улыбнувшись Настиному смеху, хозяйка дома кивнула в сторону кухни: — Посуду мыть умеешь?
— Конечно! Мария Петровна, а я правда вам тут сегодня не помешаю?
— Почему только сегодня? Поживешь пока у меня, маленькая комната все равно пустая… Вдвоем веселее, верно? Поработаешь, осмотришься, а там видно будет… Так ты, говоришь, любишь мыть посуду?
— Умею, а не люблю! — рассмеялась Настя. — Мыть я люблю полы, это легко… А посуду мы с мамой дома всегда по очереди мыли: день она — день я. Я… так по ней соскучилась! Я имею в виду маму, а не посуду.
— Только по ней?
— А по кому же еще? Отца у меня нет.
— Умер?
— Надеюсь, жив и по-прежнему где-то здесь, в Москве… По правде говоря, я в юности мечтала его найти…
Мария Петровна не выдержала и фыркнула, как девчонка:
— А сейчас у тебя, видимо, зрелость!
— Конечно! Это я только с виду такая наивная, с детской стрижечкой… А внутри очень и очень взрослая!
— Похоже, тебе и впрямь пора спать, а то ты, девонька, уже почти бредишь… Пойду постелю!
«Боже мой, — прошептала Настя, проводив глазами Марию Петровну, — знала бы мамочка, как мне сегодня повезло! О Господи, какой прекрасный день!..»
День был, с Настиной точки зрения, настолько прекрасен, что, даже оставшись одна в уютной маленькой комнате, она никак не решалась его завершить.
Дождь на улице давно кончился и теперь с приоткрытого балкона тянуло влажным, пронизанным незнакомыми запахами, воздухом.
Ноги сами вынесли ее на балкон, и девушка замерла, потрясенная целым морем огней, раскинувшихся у ее ног. Там, внизу, лежала огромная Москва, никогда не засыпающая, со своими шумами, огнями, прохожими, еле угадывающимся стуком колес и глухим подземным дыханием метро. Москва… Москва!..
— «Как много в этом звуке для сердца русского…» — начала было Настя то ли цитату, то ли только что придуманную ею строчку и вздрогнула, так как увидела вторую дверь, выходящую на балкон. Дверь, за которой, между прочим, горел свет.
Конечно, подглядывать нехорошо, об этом Настя прекрасно знала! Но иногда любопытство оказывается настолько сильным, что мгновенно находит для себя вполне подходящее оправдание. Этот самый Павел, которому она, можно сказать, спасла жизнь, поступил с ней, как минимум, неприлично! Сам привел и сам же ушел, оставив ее одну… Чем же это он там занят?
Тихо подкравшись к освещенной двери, девушка заглянула в нее и… едва сдержалась, чтобы не завизжать: прямо на полу, посреди довольно уютной и чистенькой комнатки лежал… Паша. Он напоминал труп или человека, потерявшего сознание! Неужели удар по голове оказался серьезнее, чем им всем показалось?!
