«Господи! Сделай так, чтобы он был у нас!» — подумала Настя, поднимаясь наверх в скрипучем лифте. Видно, Бог услышал ее! Потому что именно Павел и выглянул в прихожую, едва Настя переступила порог. Ее радости не помешал даже тот факт, что лицо его было хмурым и озабоченным. И только войдя в гостиную, Настя и сама почувствовала что-то неладное. Вопреки обыкновению, Мария Петровна не хлопотала возле стола в ожидании Настиного прихода. С побледневшим и заметно осунувшимся лицом, она лежала на диване, а возле нее суетилась Ромашка, перебирая какие-то пузырьки на маленьком, придвинутом к дивану столике. Настя охнула и с беспокойством уставилась на Пашу. Эти лекарственные пузырьки были слишком хорошо знакомы ей по маминой многолетней болезни.

— Сердце?! — В мгновение ока она оказалась возле своей хозяйки.

— Успокойся, Настена. — Мария Петровна улыбнулась. — Ничего особенного… Помнишь картину, где больной Некрасов принимает друзей? По-моему, похоже.

— Сердце — это всегда особенное… Павлик, что случилось?

Ответила ей озабоченно хмурившаяся Ромашка:

— Итог визита старого друга Самсонова!

— А-а-а… Теперь ясно, — покачала головой Настя.

— Глупости! Ничего тебе не ясно, — возразила Мария Петровна. — У меня это иногда бывает, и с визитом Самсонова никак не связано… Мы очень мило посидели, вспомнили былое…

— Вот-вот, — кивнула Ромашка. — Наверняка о Джоне говорили!

— О Джоне? — Настя недоуменно посмотрела на Снежану. — А кто это?

— Тайна сердца! — Мария Петровна сердито глянула на Ромашку и села вопреки попытке Павла помешать ей это сделать. — Вам, девушка, все-таки следует хотя бы изредка придерживать язычок!

— Простите, ради Бога… — Снежана смешалась и отошла к окну.

— Между прочим, не мешало бы позвонить Самсонову, — заметил Павел.

— Зачем? — Мария Петровна недоуменно посмотрела на него.

— Вы с ним сколько лет не виделись? Тоже мог переволноваться…

— Семнадцать. Ты за него не беспокойся, он из гестапо выбрался живым и здоровым. Всех нас переживет!

— И Капитан пропал, — пожаловалась неожиданно Ромашка. — Звоню ему, звоню, а трубку никто не берет… Вдруг тоже что-нибудь?!

— Не нагнетай! — Павел сердито глянул на Снежану. — А вы куда? Лежать!

— И не подумаю! — Мария Петровна и впрямь предприняла попытку встать. — У меня уже все прошло!

— Я кому сказал — лежать? Вот так-то лучше… А вы, Снежаночка, идите, отдыхайте… Мы с Настей тут подежурим.

— А-а-а… — усмехнулась Ромашка и направилась к двери. — Конечно, конечно…

Настя почувствовала, как краснеет под пристальным, со значением взглядом актрисы и мгновенно засуетилась:

— Я сейчас чай организую.

Но Паша, как назло, ее остановил:

— Погоди… Во-первых, чай готов. А во-вторых, Мария Петровна сейчас уснет… Ведь уснете, Мария Петровна?

— Ну ладно, — вздохнула учительница. — Если доктор настаивает…

— Доктор настаивает!

Настя удивилась, поскольку таких твердых и даже жестких интонаций до сих пор в Пашином голосе не замечала. И, покорно кивнув, кинулась на кухню, где ее и впрямь ожидал только что заваренный чай.

Спустя несколько минут они сидели вдвоем в Настиной комнате, чутко прислушиваясь через распахнутую настежь дверь к тишине в гостиной. Настя, разливавшая чай на правах хозяйки, уже было поставила перед Павлом чашку с душистым напитком, как вдруг какая-то мысль осенила девушку и она опустила чашку прямо посреди стола.

— Послушай… — Она посмотрела на него и внезапно покраснела.

— Что? — Павел с трудом отвлекся от собственный мыслей и вопросительно уставился на Настю. — Что с тобой?

— Ничего…

— Нет уж, говори, если начала!

— А ты не будешь надо мной смеяться?

— Ни за что! — искренне пообещал Павел. — И?..

— Я сейчас поняла, что такое счастье…

— Ого! — Он все-таки ухмыльнулся. — И что же это?

— Не скажу! Ты меня засмеешь…

— Клянусь, больше не буду! Ну скажи, а?

— Ладно, — сдалась она. — Счастье — это… сидеть с любимым человеком и пить чай… Еще, смотреть в окно на ночной город, на огоньки, а после…

— И что же после? — Голос Павла вдруг стал хрипловатым.

— А после лечь в постель!

Выпалив эту фразу, она одновременно почувствовала, как екнуло от ужаса ее сердце, а горячая волна залила лицо, которое Насте немедленно захотелось закрыть руками. Она бы и закрыла, если бы Пашин голос не был таким отрезвляющим.

— М-да… — Он откашлялся. — Послушать тебя, так можно подумать, что тебе не восемнадцать, а все тридцать восемь.

Она осторожно посмотрела на него и перевела дыхание.

— Я просто говорю, что чувствую, но ты, наверное, прав: внутренне я очень взрослый человек…

— А я — наоборот.

— Знаю…

— Что ты знаешь?

— Что ты еще пацан!

Они рассмеялись, и обстановка за столом мгновенно разрядилась.

— Да-а, — признал Павел, — с тобой трудно соскучиться… Кстати, совсем забыл: я же тебе тут кое-что приготовил!

Павел достал откуда-то из-под стола свой дипломат и извлек из него пачку бумаги.

— Держи, сиротинушка! Это компьютерная распечатка адресов и телефонов всех Викторов Васильевичей Петровых, проживающих в столице нашей Родины!.. Семьсот двенадцать человек!

— О Боже! — Настя всплеснула руками. — Так много?

— Пусть тебя утешает мысль, что Ивановых было бы еще больше.

— Думаешь?

— Не думаю, а знаю: я проверил из любопытства!

— И один из этих Петровых — мой папа?

— Очень может быть!

— Паша… Ой, Пашенька, можно, я тебя поцелую?!

— Ни за что!

Поняв, что Настя именно с этим намерением и вскочила из-за стола, доктор Павел Ветров ощутил что-то похожее на панику. Нужно сказать, на свете нашлось бы не так уж мало прекрасных дам, которые ни за что бы не поверили своим глазам при виде Павла, сбегающего от девушки, вознамерившейся его поцеловать!

Но факт остается фактом: молодой и, несомненно, доказавший не раз на деле свое мужество доктор именно так и поступил: сбежал. Оставив растерянную, не знающую, плакать ей или смеяться, Настю посреди комнаты…

В конце концов Настя, повинуясь врожденной жизнерадостности, весело рассмеялась вслед позорно ретировавшемуся Павлу.

Наконец она успокоилась и взяла в руки распечатку. Неужели ее детская мечта действительно так близка к осуществлению? И все это благодаря ему, Павлу… Конечно, семьсот двенадцать человек — это очень много! Но она, Настя, упорная. Будет изо дня в день понемногу обзванивать всех подряд и рано или поздно найдет. Обязательно найдет своего отца!

Дон Антонио обвел глазами притихших женщин: улыбавшуюся чему-то своему Марию Петровну, уютно устроившуюся в уголке дивана. Бледную Ромашку, с грустным замкнутым выражением лица. Настю… Даже эта юная «чирикуша» и та выглядела сегодня какой-то напряженной… Очередной четверговый вечер, во всяком случае, в начале, явно не заждался.

— Среди роз один барбос… — пробормотал Антонио, имея в виду явно себя. — Где все мужчины?

— Кедыч задерживается, — вздохнула Ромашка, — а у Капитана телефон не отвечает…

— А Паша? — Настя вопросительно посмотрела на Снежану, но та лишь пожала плечами.

— А Паша, Анастасия, вообще-то, не член нашего тесного кружка, — пояснил Дон Антонио. — Хотя видеть его мы всегда рады!.. А ты, Ромашка, зря за своего Капитана волнуешься. Не стоит!

— Почему?

— Потому что легче от наших волнений никому не бывает. Зато нам самим…

— Перестань! — Она снова пожала плечами. — Абсолютно верные, но при этом абсолютно пустые слова!

— Знаешь, — Мария Петровна повернулась к Снежане, — я сейчас как раз вспоминала, как мы с Капитаном познакомились. Это было… Да, точно, зимой восьмидесятого. Представьте себе — ночь, жуткий мороз, а моя машина намертво застряла на пустой дороге в абсолютной Тмутаракани… Ну, приготовилась я там до утра торчать, а что поделаешь? Сижу. И просто так включаю-выключаю фары: три длинных — три коротких… И вдруг вижу какую-то фигуру в тулупе, капюшоне — только усы торчат! Оказывается, он стоял у окна своего деревенского домишки, который гордо называет дачей. Ну и увидел, что кто-то сигналы «СОС» подает… Мы с ним потом всю ночь на его кухне чай пили…