И Меранд весь отдался мысли о бегстве, возможность которого мучила его с тем большей силой, чем казалось ему более близкой и осуществимой.

Его тело оцепенело, но ум напряженно работал. Лихорадочное возбуждение овладело им.

Шум в зале совета затих, и медленно проходившие минуты молчания казались ему самыми долгими и самыми трудными часами за все время его узничества. Несколько раз ему начинало мерещиться, что портьера раздвигается, и чьи-то грубые руки его схватывают.

Вдруг легкий свет проник в его тайник. Занавес приподнялся и чей-то голос окликнул:

— Меранд!

Ни один звук не вылетел из его стиснутого горла, онемевшие члены свинцом тянули его к земле.

Взволнованный колос повторил:

— Меранд!

— Я здесь! — наконец, с трудом ответил он.

Он тяжело поднялся.

— Пойдемте!

— Это вы, Надя?

— Да, поспешите!

Силы вернулись к Меранду. Его рука схватила руку Нади, он притянул к себе молодую женщину, прижал ее к себе в неудержимом порыве и прошептал:

— Благодарю!

Надя отшатнулась и поспешно потащила его за собой по прежней дороге.

На горизонте уже занималась бледная заря, но Самарканд еще тонул в ночном тумане.

В то время, когда Меранд и Надя уже собирались выйти из потайного хода, ведущего в коридор — легкий шум заставил их скользнуть обратно и захлопнуть за собой дверь.

Послышались шаги, которые затем стихли.

Надя осторожно приоткрыла дверь. Коридор был пуст. Торопливо почти добежали они до комнаты Меранда.

Очутившись там, они переглянулись. Оба они были смертельно бледны.

— Благодарю! — сказал он еще раз. — Будьте же готовы завтра следовать за нами!

— Увы! Как же я могу узнать в точности час бегства! Я могу выходить ночью, но вы не сумеете меня уведомить. Оставьте меня на милость Божью! А вы — ступайте, спасайтесь и спасите Европу!

— Нет, вы отправитесь вместе с нами! — твердо заявил Меранд. — Вы придете сюда к десяти часам. Тимур, ведь, уедет!

— А Капиадже?

Меранд мгновенье колебался и сейчас же решительно воскликнул:

— Приводите и ее. Она убежит с нами!

К Наде подошла служанка и дернула ее за рукав.

— Мне надо идти… Итак, до завтра… До свиданья!

И в том же порыве, который побудил Меранда поцелуем выразить ей то, что он по-прежнему считал ее другом и не сомневался в ней больше— она схватила обе руки молодого офицера и поднесла их к губам, затем стремительно убежала.

Шаги, которые Надя и Меранд слышали в коридоре, и которые задержали их за дверью потайного хода — принадлежали Боттермансу.

Боттерманс совершенно ничего не знал о новых надеждах, которые, благодаря открытию существования аэронефов, зародились в сердцах Меранда и доктора. Он даже не знал, что Меранд а призывал к себе Тимур. Но нечто вроде предчувствия вдруг почему-то зародилось в его душе. Он уловил взгляды, которыми обменивались Меранд и доктор, и почувствовал, что они что-то скрывают от них и обдумывают новые сведения, известные только им одним, а так как образ Нади преследовал его непрерывно, то он и ассоциировал этот образ с тайной, существование которой угадывал.

Едва только он улегся в постель, как с ним начались обычные кошмары. Взволнованный сновидением, которое разбудило его, он вдруг услыхал как бы звуки отдаленных голосов, стук дверей, глухие удары. Но глаза его вскоре смежились снова под тяжестью нездоровой дремоты, и он снова забылся.

Вскоре снова его одолели кошмары, и утомление этого полусна было так изнурительно, что Боттерманс предпочел встать совсем и подойти к окну. На востоке белела уже бледная полоска зари, но крепость еще была погружена в ночную тьму.

Он оделся и, чтобы прогнать нервное лихорадочное состояние от бессонницы, вздумал выйти из своей кельи и направиться на террасу, которая была предоставлена пленникам для ночных прогулок. Тогда-то и послышался Наде и Меранду испугавший их шум. Терраса была пуста.

Тимур предоставил Наде пройти свободно к пленникам для нужных ему переговоров с ними. Стража могла и спать, и не особенно прилежно их стеречь — настолько была очевидна невозможность бежать. Их лучшей стражей с обеих сторон были пропасть и эспланада, одинаково смертельные для пленников.

Сторож на террасе должен был, главным образом, мешать европейцам подходить близко к балюстраде со стороны эспланады, во избежание того, чтобы их не увидели люди, проходящие через сад во дворец, да и вообще остальное население Самарканда.

Но когда наступила ночь, никто уже не приходил во дворец, кроме домашних, которым был известен лозунг для входа в частные апартаменты. Сад тогда бывал пустынен. Решетка огромных входных ворот запиралась и, если еще сквозь эту решетку редкие ночные прохожие и могли видеть строение в конце сада, то на этом расстоянии невозможно было различить ни физиономий, ни одежды.

Боттерманс, облокотившись на край парапета, рассеянно вперил свой взор в темные группы деревьев и цветов, от которых в ночном воздухе волнами разливалось благоухание.

Молчание царило в саду такое же глубокое, как и во внутреннем дворе. Ни одно дуновение ветерка не шевелило листвы, и что показалось Боттермансу очень странным, — нигде не было видно часовых— ни в саду, ни на террасе. Обыкновенно же и там, и там стояло хоть по одному солдату из простой предосторожности.

Боттерманс нисколько не помышлял о бегстве. Но это непривычное безлюдье возбуждало еще более его и без того напряженные нервы. Утомленный бессонницей, он был просто склонен галлюцинировать. Ему стало казаться, что перед ним мелькают какие-то тени, и малейший шорох заставлял его вздрагивать от головы до ног. Что-то непонятное ему самому привлекало его внимание к фасаду дворца, выходящему в сад и, как он знал, смежному с той частью дворца, которую замыкал Тимур.

И вдруг то, что ему только мерещилось, стало действительностью. Напротив террасы, во внутреннем дворе, появилась белая тень, быстро скользя по направлению к воротам.

Боттерманс насторожился, не отрывая глаз от белой тени. Когда он подошел к решетке, он различил в неясном полусумраке женский плащ, окутывающий высокую, стройную фигуру.

И помимо его воли, у него вырвался внезапный крик:

— Надя!

Едва только это имя сорвалось с его уст, как его охватил ужас от этого звука его собственного голоса. Почему он закричал? Почему он позвал Надю? Не сходит ли он окончательно с ума? Какое безумие — предполагать, что Надя станет бродить по ночам в этих местах!

Но, услыхав этот крик, женщина мгновенно остановилась и обернулась. Затем она торопливо отскочила в тень, отбрасываемую зданием.

Услыхала ли она его? Была ли это Надя? Томительная дрожь пробежала по телу молодого человека. Он страшно побледнел и повторил свой оклик более сдержанным, но еще более взволнованным голосом:

— Надя, это вы?

Но женщина ничего не ответила на зов и поспешно снова направилась к решетке.

В том состоянии нервного возбуждения, в котором находился Боттерманс, не нужно было слишком многого, чтобы совсем потерять голову. Одна мысль овладела им всецело, не оставляя места ни для чего другого — узнать, была ли эта белая тень Надя, или просто одна из рабынь. Не дав себе даже труда хотя бы прикинуть на глазомер высоту балюстрады от земли, он вскочил на парапет и с закрытыми глазами ринулся вниз, в сад.

При шуме, который он произвел своим прыжком, женщина обернулась еще раз, посмотреть, в чем дело, но увидев неподалеку от себя силуэт неизвестного ей человека, подбежала к решетке, открыла маленькую калитку, устроенную сбоку, у больших ворот, проскользнула в нее и помчалась через эспланаду, забыв в своем испуге просто-на-просто толкнуть за собой дверцу калитки, чтобы ее механически захлопнуть.

Скачок Боттерманса был смягчен густой травою. Выйдя из-за деревьев, он увидел беглянку уже за оградой. Без колебания, он выбежал через открытую калитку и пустился за нею вдогонку.