И славный доктор свирепо посмотрел на черных колоссов, неподвижно стоящих вдоль стен. Однако, пришел китайский офицер, проводивший их сюда, и сделал им знак следовать за ним.

Он ввел их в соседнюю палатку, выстланную коврами, на которых лежали подушки. Дверь её вела в отгороженную часть лагеря.

Внутренность палатки была очень мрачна, но пленники вошли туда, не раздумывая.

— Вы можете свободно входить и выходить. Вам только запрещается далеко отходить от палатки! — сказал по-русски китайский офицер.

Они не ответили ничего. Но, когда он проходил мимо Ковалевской, — та тихо шепнула ему несколько слов. Почти не остановившись, офицер сделал легкий кивок головою, в знак, что он понял, и ушел.

Совершенно разбитые пятичасовым парадным маршем и только что разыгравшейся драматической сценой, пленники расселись и разлеглись на коврах.

— Теперь мы можем начать «диалоги мертвецов!..» — заявил Ван-Корстен, язык которого никогда не любил быть праздным: —добренький Тимур подарил нам двое суток. У нас найдется, чем их наполнить. Мало умирающих на своем смертном ложе могли бы вспомнить столько интересного, как мы! Герман, предлагаю тебе стенографировать, пиши последние беседы, и мы испросим у Тимура разрешение отослать их в Европу. Хотя, быть может, он пожелает их издать сам!.. В таком случае — мы завещаем ему наши авторские права. И так, милостивые государи, заседание открыто!

Шутливый монолог доктора возымел обычное действие, и озабоченно нахмуренные лбы разгладились.

— Вы, доктор, председательствуете лучше, чем кто-либо на свете! — улыбнулся Боттерманс.

— Слава Богу, я не боюсь смерти, но меня возмущает мысль, что наша гибель не принесет никому пользы!

— Безусловно, было бы лучше, если бы мы умерли месяц тому назад, сказал Меранд: —но что поделаешь, дорогие друзья мои, этот необычайный человек совершенно верно характеризовал наше положение — нас увлекает рок! Вы слышали, с какой уверенностью он говорил о будущем? Сколько в нем веры в самого себя. Его гордость величава и наивна в одно и то же время, он даже и не допускает мысли, что мы можем ему противоречить. Он цивилизован наполовину, но его культурность не простирается так далеко, чтобы сохранить нас в живых, если мы ему будем бесполезны!

— Короче говоря — мы не более, как простые камешки, по которым едет его победная колесница!

— И однако я не вижу — зачем этой колеснице давить нас. Мы — пленники, мы не имеем никаких шансов убежать… Сохранив нас в живых — он имел бы хороших свидетелей своего триумфа, в котором он так уверен!

— Милый Боттерманс, наши мысли по поводу разных вещей могут не сходиться с мыслями этого человека, — заявил Меранд: — его сила, по-моему, заключается в возбуждении всех этих азиатских племен, которые как бы «идут за ним», но, в сущности, увлекают его за собою… прикрываясь им, действуют буддизм и многочисленные китайские тайные общества. Он говорил о ламах. Мы уже их видели подстрекающими толпы, встречаемые нами до прибытия сюда. Даже сегодня утром я видел их в большом количестве, позади рядов армии. Их легко узнать по желтым митрам и красным доломанам. Верьте мне это религиозное движение, крестовый поход наизнанку!

— Тем не менее — китаец по природе скептик, — заметил Германн: —борьба против миссионеров есть больше результат ненависти к образованию, боязни социальных реформ, чем преданности учению Будды или Конфуция!

— Что с этого! На религиозной почве или нет— желтое нашествие больше не миф. Ведь, о нем говорят во Франции вот уже тридцать лет! С самого начала мы имели дело с китайскими рабочими, это была прелюдия. Теперь мы получим Тимура и его головорезов!

И Ван-Корстен погрозил кулаком в пространство.

— Во всяком случае, Меранд, — продолжал он: — Тимур хотел вас спасти, и вы должны быть ему признательны за это. Я теперь понимаю, что это были за вестники, понуждавшие вас спасаться. Почему вы их не послушались? По крайней мере, Европа знала бы уже, что ее ожидает!

— Вы же знаете, дорогой доктор, что офицер не покидает своего поста и не уходит со своего судна первым. Между прочим, я вовсе не так уверен, как вы, в том, что вестников посылал Тимур. Какой резон был бы ему задержать вас и предоставить убежать мне? А если бы он захотел спасти нас всех — ему достаточно было бы во время нас предупредить…

— Значит — это все-таки тайна! Все только тайны! И, к сожалению, у нас уже не будет времени их разгадать! Наиболее ясно для меня то, что желтое нашествие нас первых принесет в жертву азиатскому Ваалу!

— Только бы этот Ваал не пожрал Европы! Конечно, я верю в наши армии… Но первое столкновение должно быть жестоко! Я полагаю, что степи уже наводнены желтолицыми, русские захвачены врасплох и разбиты… Но Европа должна объединиться. Это легко, так как всеобщий мир царит уже в ней несколько лет. И белая коалиция выступит против желтой… Ах, если бы только можно было предугадать — по какой дороге дотечет эта желтая лава нашествия… По Туркестанским ли и Закаспийским степям?.. По Памирам ли и Малой Азии?.. И чем эти орды будут прокармливаться? Каким образом этот человек мог двинуть эти несметные массы людей? Каким образом он мог приготовить этот огромный материал, как он мог собрать в своем государстве столько оружия, пушек, припасов, чтобы снарядить свою армию. И в его распоряжении есть даже железные дороги! Мы явились для того, чтобы создать новый путь через Азию — а натыкаемся на него с противоположной стороны, и вагоны Тимура подвозят азиатов! Несомненно, что на службе у Тимура есть много европейцев, авантюристов, способных на все, в поисках за добычей… Он и нас считает из того же сорта…

Германн, доктор и Боттерманс молча слушали Меранда, как вдруг поэт вскричал:

— Где-же, однако, наша спутница… Её что-то не слышно…

— Она, наверное, уснула. Подобные потрясения слишком сильны для женских нервов, и я заметил, что она сильно измучена всем! — сказал доктор.

Боттерманс встал, чтобы посмотреть на подушки, лежавшие в полутемном углу, где раньше находилась молодая девушка.

— Её здесь нет — пролепетал он через несколько мгновений взволнованным голосом.

— Так, значит, она вышла подышать немного свежим воздухом. Здесь положительно можно задохнуться…

После этого все поднялись и вышли из палатки видимо, встревоженные.

В нескольких шагах, у изгороди, стоял на часах монгольский солдат. Он приставлен был наблюдать за исполнением распоряжения, данного китайским офицером, чтобы пленники держались поблизости отведенной им палатки. Ковалевская не могла бы отойти далеко. Но её не было.

В то время, как её товарищи входили в палатку, молодая девушка осталась сзади, чтобы переговорить украдкой с китайским офицером, и, притаившись за портьерой, прислушалась, не окликнет ли кто-нибудь из своих.

Полутьма помогла её намерениям, — и в самом деле пленники сначала не заметили её отсутствия.

Вскоре к ней вернулся китайский офицер и сделал знак следовать за ним.

Он поспешно проводил ее в ту же самую палатку, где состоялось свидание пленников с Тимуром. Черной стражи там больше не было.

— Подождите здесь! — сказал офицер.

Молодая девушка уселась на нечто вроде массивного сундука, украшенного резьбой, и закрыла лицо руками, как бы для того, чтобы лучше сосредоточиться. Поступок, на который она решилась без ведома своих товарищей, был внушен ей сознанием полной безнадежности их положения. Разумеется, все, чего она могла надеяться достигнуть, это — продления тяжелой агонии, только на это и могло удаться склонить железную волю «Господина». И она делала невероятное усилие сдержать свое нервное напряжение и сохранить полное присутствие духа во время разговора, который ей предстоял.

Надя все еще сидела в своей удрученной позе, когда появился снова китайский офицер, неся большой белый платок из шерсти и шелку.