— Я полностью согласен с мнением Энн, — подтвердил Джеки, — и отчетливо представляю себе, с чем мы столкнемся. Знаю, что шансы наши невелики. Но, может быть, мы и добьемся своей цели, А пока что перед нами стоит несколько ближайших задач: убедить какого-нибудь хорошего врача-негра поехать в Миссисипи, чтобы работать там на пользу здравоохранения, а не ради денег; превратить местную негритянскую церковь в школу для взрослых с минимумом религиозных обрядов. И главное — постараться последовательно применять достижения химии и физики, садоводства и педагогики в той местности, где издавна господствуют невежество, нищета и болезни.
Судья Мансарт не сводил глаз с молодых энтузиастов, и к горлу его подступал нервный комок. Он вспомнил о всех их предшественниках. Сколько их было? Брук-Фарм, Нью-Хармони, Хоупдейл, Зоар и Орора. Ну и что же? — думал он. Падая, мы снова поднимаемся, да и вообще без затраты усилий никогда ничего не добьешься, пусть даже вначале эти усилия и кажутся безнадежными.
— Поезжайте, — сказал он, — а мы всегда готовы помочь вам и советом, и делом.
Миссис Мансарт добавила:
— Это просто замечательно! Ах, если бы у меня в молодости была такая же высокая цель!
С лестницы донесся шум, и раздался резкий звонок.
— Это наша орава, — подмигнув, сказал Джеки и бросился открывать дверь.
В квартиру ввалилось около десятка белых юношей к девушек. Они были навеселе, и даже, пожалуй, чересчур; со смехом и шутками они окружили Джеки и Энн. Впереди всех вбежала высокая, удивительно красивая и нарядно одетая девушка. Она обняла и расцеловала Джеки.
— Джеки, милый! Я так рада видеть тебя и Энн! Значит, вы и есть та самая девушка, которой удалось наконец поймать его в свои сети? О, да вы просто очаровательны — этот цвет, это платье! О, да вы просто очаровательны! Честное слово, у вас отличный вкус. Кто его шил?
А мы здорово повеселились! Эта новая оперетка — забыла ее название — просто прелесть! А потом поужинали в Сторк-клубе — там было божественное шампанское. Ну а к вам мы зашли, чтобы проводить на самолет, раз уж вы не хотите побыть здесь подольше. А потом мы еще что-нибудь придумаем — до рассвета. Не забудь, Джеки: отец Хода купается в деньгах, и мы не знаем, куда их девать. Если вам нужны будут деньги там, в Миссисипи, для этой вашей безумной затеи, обязательно напишите мне. Не забудь, Джеки, пиши запросто или телеграфируй!
Вся компания исчезла так же быстро, как и появилась. Энн ушла последней. Она поцеловала Бетти и крепко обняла ее.
— Я буду заботиться о нем, — шепнула Энн на прощанье.
Бетти молча опустилась в кресло, устремив взгляд на дверь.
— Ах эти дети! — вздохнула она.
Судья вдруг спохватился:
— Я совсем забыл показать Джеки письмо Аделберта! Придется послать ему вдогонку.
— Пожалуйста, вложи заодно в конверт и это, — сказала миссис Мансарт. — Тут копия письма, которое президент Трумэн получил от одной моей знакомой.
Судья прочел:
«Уважаемый господин президент!
В мои руки попал — и я сейчас познакомилась с ним — доклад Международной женской комиссии по расследованию зверств, совершенных войсками США и Ли Сын Мана в Корее.
Господин президент, еще никогда за все сорок лет своей жизни я не была так потрясена и не испытала такого ужаса, как сегодня, прочтя это документ, свидетельствующий о крайнем моральном разложении наших обезумевших на почве эротики солдат в Корее.
«…двадцать шесть больных заживо сожжены в здании госпиталя, загоревшемся от напалмовой бомбы… Убито тридцать матерей с детьми… Систематически расстреливались из пулеметов местные жители, пытавшиеся тушить пожары… Дети, спасавшиеся из горящих домов, расстреливались пулеметным огнем с пикирующих самолетов… Взорваны больницы, трамваи, мосты, водопроводы… На улицах хватали женщин и девушек и отправляли в публичные дома для солдат… Один кореец был избит американцами за то, что скрывал от них свою жену… Американские солдаты водили ее, обнаженную, по улицам. Северокорейских военнопленных выводили в поле, обливали керосином и заживо сжигали… Леса на нагорных склонах уничтожались американскими напалмовыми бомбами… Пленные женщины избивались американцами, двадцать из них изнасилованы…
Немало людей убито патронами, которые американские солдаты взрывали у них во рту… В одном лишь Кинвоне 2903 женщины изнасилованы американскими и лисынмановскими солдатами… Их загоняли на рисовые поля, насиловали и убивали…»
Скажите же вы, всесильный президент, до каких пор будут продолжаться эти жестокости, убийства, истребление, пытки, калечение и уничтожение детей и взрослых, этот геноцид, это издевательство над правосудием?
«Лидеры» Америки становятся — как они сами называли во времена второй мировой войны виновников подобных действий — военными преступниками, совершающими гнусные преступления против человечества, за которые нм еще придется держать ответ и, может быть, даже поплатиться своей жизнью по приговору возмущенной мировой общественности.
А когда поведут на суд эту презренную клику оголтелых антикоммунистов, замысливших истребить с помощью атомной бомбы все живое на земле и уничтожить цивилизацию, которая создавалась в течение тысячелетий миллионами людей, то во главе шествия пойдет — быть может, закованный в кандалы — человек, который был в силах прекратить все эти ужасы, но не прекратил, — Гарри С. Трумэн. И это совершится… если только вы не предпримете каких-то решительных действии, и притом немедленно, пока еще не слишком поздно.
Если же день суда все-таки наступит, господин президент, вы сможете вспомнить об одном длинном, на восемь страниц, письме, написанном в среду 19 сентября 1951 года, в котором этот «страшный финал» был «предсказав» малоизвестной и посмертно забытой ничтожной особой.
Умоляющая Вас опомниться Вина»
Глава восемнадцатая
В Африку!
Послав письмо деду, Аделберт позвонил по телефону своему другу д’Арбусье и принял приглашение, которое сам же недавно отклонил, — побывать на собрании Демократического объединения Африки. Ему захотелось попять, какие планы строят эти люди и что наполняет их таким энтузиазмом, такой уверенностью в своих силах. Мысль о распространении русского коммунизма в Африке, конечно, слишком фантастична, но все же какой путь намерены избрать африканцы? Может быть, это нечто такое, что способно его заинтересовать? Хотя вряд ли. У Аделберта не было большого тяготения к Африке. Вообще говоря, он не испытывал особого расположения к чернокожим низам и чувствовал себя таким же чуждым арендатору-негру из Джорджии, как и чернорабочему-англичанину. Оба казались ему принадлежащими к какой-то иной расе.
Собрание происходило в ресторане на левом берегу Сены. Уровень культуры здесь был явно выше, чем на таких же сборищах цветных в Америке: почти все присутствующие были с высшим образованием. Они принадлежали к самым различным национальностям. Тут были суданцы и западные африканцы (часть из них с племенными знаками на лицах), мулаты из Африки и Вест-Индии, азиаты. Среди последних Аделберт с изумлением узнал ту хрупкую девушку, которую он недавно встретил. Возможно, и она узнала Аделберта, но, во всяком случае, не подала и виду, а он в свою очередь старался не глядеть на нее чересчур явно.
— Скажите, — спросил он своего соседа по столику, назвавшегося ему жителем Тимбукту, — надеетесь ли вы, африканцы, избавиться от европейского господства без войны?
— Скорее всего, без войны не обойтись, но все же мирный путь возможен.
— А в случае войны ставите ли вы своей целью, победив белых, властвовать над ними так, как они сами господствовали над вами?
— Конечно, нет. Мне кажется, что война вообще не может быть орудием прогресса. Возможно, время от времени нам и придется прибегать к ней, но лишь как к крайней мере защиты. Мы уверены, что демократическим путем, с помощью планирования и научных знаний, мы сможем организовать наш народ так, чтобы обеспечить ему благосостояние, прогресс и культурный уровень, и не допустим, чтобы его заставляли работать из-под палки ради прихотей и обогащения европейцев.
