— Не поймите этот жест превратно, — благодушно сказал епископ. — Это не доброхотное подаяние. Это маленькая уступка моим настояниям и их собственным устремлениям. Но она может еще вылиться в нечто более широкое и перспективное. Я счастлив, что смог оказать вам небольшую услугу. Однако мною здесь также руководила боязнь того, что мир стоит на грани расовой воины, которая может погубить цивилизацию. Мне со своей стороны хочется сделать нечто такое, что помогло бы избежать катастрофы. Нет, нет, не стоит благодарности! Всего хорошего, надеюсь, еще увидимся. Да, между прочим, о вашем мальчике. Я видел его на городских состязаниях. Прекрасный мальчуган! Передайте ему, пусть он посещает наш новый гимнастический зал. По-моему, ему там понравится.

Домой Джек вернулся в приподнятом настроении, но Бетти встретила его молча. Как-то, спустя несколько дней, удобно устроившись у Джека на коленях, она принялась размышлять вслух:

— Теперь вопрос о том, как заработать на жизнь, для нас, вероятно, разрешен. Став квалифицированным металлистом, ты будешь получать при постоянной работе больше, чем клерк или бакалейщик, — столько, сколько зарабатывают лица свободных профессий. А я буду служить медсестрой!

— Отлично. Но тогда что же тебя смущает?

— Дело в том, что постоянная работа металлистов зависят от производства оружия и военного оборудования. Именно угроза мировой войны способствует расширению наших военных заводов; именно из-за нее крепнут профсоюзы.

— Мне такая мысль не приходила в голову.

— А я думала об этом, но какой толк в моих думах? Выходит, что в нашем сумасшедшем мире для того, чтобы существовать, надо убивать. Мы беспомощны, особенно те, кто барахтается на дне общества. Я совсем было растерялась, милый, но все равно мы не вправе останавливаться на полпути.

Послышались громкие шаги Джеки, вернувшегося домой позже обычного.

— Привет всем! Как насчет обеда? Послушай, пап, какой шикарный гимнастический зал у этих католиков! Ребята там отличные. И знаешь, священники, оказывается, вовсе не такие немощные. Посмотрел бы ты, как они играют в теннис и боксируют! И не забывай, что в Христианской ассоциации молодежи меня не пустили бы на теннисный корт!

В числе участников конференции, созванной Джин в 1938 году, был и Рузвельт Уилсон, попавший туда почти случайно. В 1906 году, после атлантского погрома, когда трагически погиб его отец, мать Рузвельта на одном из церковных богослужений «посвятила сына богу». Рузвельт вырос в семье Мануэла Мансарта, вместе с его детьми. Позднее, окончив колледж, он изучал в Новой Англии теологию, а затем служил в Атланте в большой баптистской церкви для цветных. После этого Уилсон перебрался в Мейкон и основал там известную баптистскую церковь, находившуюся неподалеку от негритянского колледжа, и женился на единственной дочери Мансарта Соджорнер. Расовые предрассудки и косность самых влиятельных прихожан церкви Уилсона помешали осуществлению намеченных нм планов строительства нового большого здания церкви и расширения общественной деятельности. Ему пришлось оставить мейконскую церковь. Теперь он обосновался в Бирмингеме, в штате Алабама, став священником африканской методистской церкви. Он наведался в Атланту, чтобы поговорить со своим епископом и позондировать почву относительно выдвижения в 1940 году своей кандидатуры на пост епископа. На конференции Уилсон побывал проездом, когда завернул в Мейкон, чтобы уладить кое-какие свои дела. Он все чаще задумывался над своей деятельностью и дальнейшей судьбой.

Параллельно с общим развитием всей страны, вставшей на путь Нового курса и в то же время поддерживающей политику колониализма, среди различных групп населения продолжался процесс развития, не привлекший пока ничьего внимания, — в первую очередь он касался положения негров.

У негров были теперь свои колледжи, одни из которых возглавлял Мануэл Мансарт, росло число негритянских бизнесменов, адвокатов и врачей, немало было и чернокожих конторских служащих. Негритянские рабочие начинали понемногу проникать в белые профсоюзы. И, наконец, у негров была своя церковь. Последняя в противоположность церкви белых являлась скорее общественным, чем религиозным институтом. Негритянская церковь сосредоточила в своих руках контроль над повседневной жизнью цветных — как на работе, так и во время развлечений. Здесь проповедники в гораздо большей степени, чем у белых, влияли на свою паству.

Именно на это и рассчитывал Рузвельт Уилсон, когда, оставив баптистскую церковь в Мейконе, штат Джорджия, перешел в Африканское методистское братство и принял назначение в Бирмингем, штат Алабама. Север Алабамы становился центром развития американских монополий. Тут предприятия, где выплавлялся чугун и добывался каменный уголь, входили в новую промышленную империю, охватывающую чуть ли не весь мир, и здесь, в шахтах и на заводах, как когда-то на хлопковых полях, негритянский рабочий приобретал большое значение. Уилсон вряд ли представлял себе всю картину экономики в целом, но зато ясно понимал, что для него как общественного деятеля церковь — это ступень к более высокому положению.

В 1936 году, в разгар Нового курса, Уилсон взял на себя руководство растущей церковной организацией и стал создавать в своем приходе нечто подобное тому, что намечал сделать в Мейконе. Это была церковь нового типа, занимавшая стратегически выгодные позиции; основную массу ее прихожан составлял трудящийся люд. Уилсон с помощью своей жены Соджорнер привлекал в церковь шахтеров и металлистов, недавно вступивших во вновь организованные профсоюзы КПП и располагавших некоторыми материальными средствами. В течение двух лет было возведено новое здание церкви, вызывавшее у негров чувство законной гордости. Вслед за этим был построен общественный клуб — единственное приличное место во всем городе, где негры могли отдохнуть, не предаваясь пьянству или картежной игре.

Рузвельт Уилсон постепенно расширял свою организацию и укреплял влияние. Он открыл при клубе детский сад; в клубе устраивал широкие дискуссии; установил контакт с профсоюзами и стал известен даже среди белого населения города как прогрессивный деятель, придерживающийся независимых взглядов. Уилсон ни к кому не обращался за помощью и не просил средств на благотворительные цели. Его прихожане сами собирали необходимые для церкви деньги и оказывали помощь беднякам и обездоленным.

Вместе с тем Уилсон старался поднять свои шансы на получение сана епископа. На очередном церковном съезде в 1940 году он решил добиться того, чтобы у присутствующих сложилось твердое убеждение, что именно он представляет самые конструктивные и передовые силы методистского братства.

Однако на деле оказалось, что здесь его руки связаны крепче, чем в баптистской церкви. Над ним стоял руководящий старейшина округа, а над старейшиной — всемогущий епископ. Уилсон начал его обхаживать. Епископ был человек пожилой, но еще хорошо сохранившийся. Он достаточно глубоко знал человеческую натуру. Будучи эгоистичным, не слишком щепетильным, но бесспорно умным человеком, он стремился поднять значение своей церкви. Он наблюдал за Уилсоном, прислушивался к его выступлениям и во многих случаях довольно резко отвергал возражения старейшины, одобряя планы Уилсона.

Однако именно старейшина пользовался в церковных сферах известным влиянием. Это был огромного роста горластый мужчина. Он завидовал успеху Уилсона и рассчитывал снискать благосклонность епископа своими взносами в «долларовый фонд», являвшийся основным источником существования церкви. Уилсон негодовал, видя, как старейшина пытается свести на нет его общественную и благотворительную деятельность с помощью более крупных вкладов в общий церковный фонд. Назревавший между ними серьезный конфликт был предотвращен епископом. В вопросе о распределении средств фонда он стал на сторону Уилсона, но в то же время втайне обещал старейшине поддержать на церковном съезде в 1940 году его кандидатуру на пост епископа.