В качестве подручного Пендергаста он стал сначала судьей округа, а оттуда попал в сенат Соединенных Штатов. Именно он преградил Уоллесу путь к посту вице-президента во время избирательной кампании 1944 года; ему дано было задание в случае смерти Рузвельта изменить его политику, что он и постарался сделать. Таким образом, реакция сейчас одержала победу. Наш президент — человек почти без образования, без всякой культуры, но возомнивший о себе в связи с тем успехом, которого он добился в провинциальном городе на Западе. Теперь многое будет зависеть от того, кто станет давать ему советы, а также от его собственных потуг быть независимым. Но подлинный камень преткновения для Трумэна, от которого ему никогда не избавиться, — это отсутствие настоящего, широкого образования. По своей натуре он добродушен и, как правило, желает людям добра. У него есть способности и ясная голова, но он не понимает окружающей его действительности. История для него — закрытая книга. У него нет ни малейшего представления о науке; он ничего не читает и не прислушивается к словам мировых авторитетов. Он никогда не хотел учиться и предпочитал пускать пыль в глаза.
Джин внимательно слушала рассказ Дугласа о новом президенте Гарри Трумэне, но в данный момент ее больше интересовал сын Дугласа. Ей хотелось бы знать, как протекала семейная жизнь Дугласа — ведь она не видела его уже много лет — и что представляет собой его сын, с виду какой-то разочарованный. Ей понадобилось некоторое время на то, чтобы завоевать доверие Аделберта и выяснить, почему он оставил долг в Чикаго, отказался от всех преимуществ Севера с его знаменитыми колледжами и решил приехать сюда. Но постепенно все открылось. Аделберт не любил своей семьи. Особенно не нравилась ему мать; он даже заявил, что «ненавидит» ее. Не любил он и сестру. Отец был добр к нему, но для сына у него почти не оставалось времени.
Выяснилось, что главная причина всех бед Аделберта заключалась в том, что первым ребенком у Дугласа была хорошенькая светлокожая девочка, которую мать просто обожала и любила наряжать. Волосы у нее были каштановые, но круто завитые, и мать с первых же дней принялась выпрямлять их, смазывая специальным составом и еженедельно делая укладку. А появившийся на свет второй ребенок, миловидный мальчик, пришелся матери не по душе и был почти лишен материнской ласки из-за своей темной кожи. Она была у него почти такая же темная, как и у отца, а волосы заметно курчавились, что, разумеется, было естественным проявлением его негритянской наследственности.
В результате получилось так, что, в то время как мать с дочерью часто выезжали в город, на экскурсии, в рестораны и театры и вообще всячески развлекалась, темнокожий мальчуган постоянно сидел дома: слишком уж бросалось в глаза окружающим его негритянское происхождение. Поэтому Аделберт с детства невзлюбил свою семью и весь окружающий мир. Его отец догадывался об этом, но был бессилен помочь горю. Он был поглощен своими делами — своей политической карьерой. Правда, он снабжал сына карманными деньгами, иногда брал его с собой в загородные поездки на автомобиле, но большей частью мальчик был предоставлен самому себе.
Обоих детей отец поместил в начальные школы для белых. Это устраивало сестру Аделберта, пренебрегавшую своим братом, но для самого Аделберта не имело никакого значения. Он держался в стороне от своих белых одноклассников. Когда ему пришло время поступать в среднюю школу, он настоял на том, чтобы посещать школу имени Уэнделла Филипса, которая фактически обслуживала цветных, хотя официально в Чикаго школы не разделялись по расовому признаку. Школа была тесная, но хорошо оборудованная и располагала опытными педагогами. Аделберт проявлял интерес к большинству предметов и учился хорошо. Ему нравились цветные школьные товарищи.
Незадолго до окончания средней школы, когда возник вопрос о колледже, Аделберт решил поехать в Джорджию, к своему деду. Ему хотелось жить среди цветных людей, не стесняющихся там своей внешности. Кроме того, он смутно надеялся, что, может быть, дед окажется иным человеком, чем его отец. Дуглас был изумлен решением сына, но в общем одобрил его. Мать Аделберта была одновременно и оскорблена, и обрадована. Так юноша, всегда бывший обузой для своих близких в Чикаго, неожиданно оказался в Мейконе.
Понемногу Аделберт начал привыкать к новой учебной обстановке. Больше всего он увлекался театром и рисованием, но любил также языки и литературу и сам писал пьесы. Одна или две из них были поставлены на сцепе. Мансарт, видя склонность Аделберта к гуманитарным паукам, мечтал сделать из него со временем преподавателя колледжа. Когда пришло приглашение на свадьбу сестры Аделберта, юноша наотрез отказался ехать в Чикаго и рассказал своему деду и Джин про жениха сестры — доктора Стейнвея. Он почти вдвое старше ее и весьма успешно ведет свои дела. Образование получил в Чикаго, там же некоторое время имел и практику, а затем уехал в Лос-Анджелес. Стейнвей утверждает, что эта часть страны открывает для негров большие перспективы, так как находится в непосредственной близости к странам Латинской Америки.
Доктор Стейнвей принадлежит к тому типу врачей, которых обычно называют коммерсантами. Ему чужды подлинная человечность и сострадание. Он черств душой и настойчиво добивается, чтобы врачебная профессия при всех условиях приносила ему доход. Он «растягивает» лечение тех больных, которые могут хорошо платить за многочисленные визиты. Он тщательно отбирает щедрых пациентов и к ним особенно внимателен. От бедных же пациентов отделывается всеми способами — быстро «вылечивает» их или отсылает в городские клиники, а иногда попросту заявляет, что не в состоянии помочь им.
В его карман попадает часть заработка консультантов и врачей других специальностей, которых он приглашает к своим пациентам, и даже часть прибыли владельцев аптек. Он прописывает дорогостоящие медикаменты, когда имеются аналогичные по своему действию более дешевые патентованные лекарства. Он умеет хорошо поставить диагноз, но не тратит на это много времени, если видит, что можно обойтись наспех прописанными пилюлями. В его кабинете установлены всевозможные механизмы, приспособления и медицинские приборы, рассчитанные на то, чтобы произвести впечатление на пациентов. Он часто направляет больных на процедуры, поручая их медицинским сестрам, которые пользуются этими аппаратами. Вреда пациентам это не приносит, но требует от них дополнительных расходов. Он без зазрения совести рекомендует своим пациентам делать операции у тех хирургов, с которыми у него заключены деловые соглашения, и часто направляет больных в лечебницы, даже когда в этом нет никакой необходимости.
Возможно, что юный Аделберт, рассказывая деду и Джин о докторе Стейнвее, несколько сгустил краски, но в его описании было немало правды. Доктор Майкл Стейнвей решительно возражал против «социального здравоохранения» и вообще против какой бы то ни было бесплатной медицинской помощи. Он твердо верил в то, что называл «демократическим правом людей выбирать себе по своему вкусу врачей и соответственно их вознаграждать». Это был крупный мужчина приятной наружности, с желтой кожей, прямыми волосами, неизменно хорошо одетый и подтянутый. Стейнвей в совершенстве владел умением обращаться с больными, был общителен и всегда имел наготове запас анекдотов и забавных историй. Он располагал обширным знакомством в кругу богатых и влиятельных лиц, как белых, так и цветных, и обладал широкими политическими связями. Доктор Стейнвей воздерживался от женитьбы до того момента, пока не создал необходимых удобств для будущей семейной жизни. Наконец он обосновался в Лос-Анджелесе на Гарвардском бульваре, где приобрел шикарный особняк, который его прежние белые владельцы были не в состоянии содержать. Там он открыл свой врачебный кабинет и разместил необходимый ему медицинский персонал, а также тщательно подобранную домашнюю прислугу: садовника, повара и горничных. После этого он начал присматривать для себя миловидную молодую девушку из богатой семьи. В одни из своих приездов в Чикаго он нашел для себя подходящую невесту в лице дочери Дугласа Мансарта.
