— Я стыжусь того, как мы обращаемся с евреями. — Но тут же прибег к оговоркам: — Конечно, в какой-то степени они сами виноваты… Скупают земли, недвижимое имущество. Мелких немецких лавочников доводят до банкротства. Евреи кишмя кишат среди лиц свободных профессий. И все же это не оправдывает тех репрессий, которым некоторые из них подвергаются. Какой позор!

В течение всего вечера Мансарт слушал обвинения и контробвинения, ни с чем не сообразные оправдания и горькие сожаления. Слушал и удивлялся. В общих чертах ему было известно, что в Германии существует еврейская проблема. Он даже собирался выяснить, насколько эта проблема схожа с негритянской в Америке, но до сих пор ему не представлялось такой возможности. Сейчас он вдруг вспомнил про письмо Макса Розенфельда, которое еще не вручил адресату. На следующий день он с извинениями отказался от намеченного для группы туристов маршрута и отправился на прогулку самостоятельно. Он проехал по Фридрихштрассе, пересек Шпрее и очутился на Ораниенбургерштрассе. Побродив там, он обнаружил в полуподвальном помещении книжный магазин, который искал. Это была темная, непривлекательная с виду лавка. В ней не было ни покупателей, ни продавца. Полистав несколько книг на прилавке, Мансарт наконец громко спросил по-немецки:

— Есть тут кто-нибудь?

Из глубины лавки появился худощавый мужчина в очках, одетый в черную долгополую одежду. Он тихо спросил:

— Что вам угодно?

Мансарт протянул ему список книг, которые решил прочесть, включая «Капитал» Маркса, «Историю евреев в Германии», ряд книг о России и еще кое-что. Бегло просмотрев список, человек в очках возвратил его Мансарту и сказал:

— К сожалению, ни одной из этих книг у нас нет.

Он повернулся, чтобы уйти. Но Мансарт снова обратился к нему:

— Вы хозяин этой лавки?

Мужчина в очках подозрительно оглядел его.

— Нет, — ответил он.

— У меня есть письмо для хозяина, — сказал Мансарт.

Незнакомец остановился, взял письмо, прочел адрес и бросился в заднюю часть лавки. Через минуту он вышел оттуда с пожилым человеком; выглянув на улицу и убедившись, что все спокойно, они поспешно провели Мансарта в заднюю комнату. Тот, кто был помоложе, вернулся в лавку и оставался там все время, пока старик и Мансарт разговаривали.

— Добро пожаловать, — сказал старик. — Добро пожаловать! Вы уж извините нас за нашу конспирацию. Нам приходится быть очень осторожными. Я рад, что получил весточку от моего кузена Макса. Когда вернетесь на родину, обязательно расскажите ему, что нам здесь очень плохо, что не пройдет много времени, как миллионы евреев погибнут или станут нищими.

Завязалась долгая беседа.

— Видите ли, — говорил владелец лавки, который, как выяснилось, был еще и раввином синагоги, — немецкие евреи веками были связаны со знатью и потому лишились сочувствия рабочих и мелких торговцев, более того, вызвали к себе с их стороны враждебное отношение. Виноваты в этом были не только евреи. В прежние промена евреям не позволяли заниматься ни ремеслами, ни земледелием. Они становились банкирами и торговцами и, цепляясь за союз с правящим классом, добивались для себя по крайней мере частичной свободы. Французские евреи заключили так же союз с заправилами крупного капитала и процветают по сей день. Английские евреи объединились с коммерсантами и политическими деятелями. Русские евреи оказались достаточно дальновидны и присоединились к рабочим, чтобы помочь им в борьбе за победу мирового социализма.

— Социализма? — переспросил Мансарт. — Вы считаете, что социализм победит?

— Видите ли, если бы русский эксперимент завершился удачно, если бы массы рабочих действительно осуществили диктатуру, которая поведет государство к полному социализму, то рабочие других стран последовали бы их примеру. Но они не смогут сделать этого, ибо такой забитый и неопытный народ, как русские, не сумеет установить и удержать диктатуру пролетариата. У них начнется разброд, и тогда в их страну вторгнутся иностранцы.

— Но, насколько я понимаю, они добились некоторых успехов, — возразил Мансарт.

— Некоторых успехов — да. Я даже надеюсь на большее, но сомневаюсь в этом. Я серьезно сомневаюсь в этом. Ведь если они добьются успеха, тогда осуществится мечта Карла Маркса. Массы народа получат такое хорошее образование и воспитание, приобретут такой опыт и будут настолько дисциплинированы в новом, демократическом духе, что государство им больше не понадобится. Но это мечта, сумасбродная мечта! Я рад вас видеть, Мансарт, и мне хочется обратить ваше внимание на одну ошибку, которую делаете вы, американские негры. Вы пытаетесь заключить союз с бывшими рабовладельцами и капиталистами Севера. Это большая ошибка. Прежде всего она превращает белых рабочих и вообще белых бедняков в ваших врагов. К ним тянутся всякие подонки, устраивающие суды Линча. Вам необходимо найти других союзников, иначе вы прогадаете.

Мансарт с сомнением покачал головой.

— Все это хорошо на словах, — сказал он. — А на деле не знаешь, во что верить! Во всяком случае, я вижу, что мне все же надо побывать в России!

Мансарт, конечно, помнил, что главной целью его поездки в Германию было знакомство с постановкой профессионально-технического обучения в стране. Он решил ни на что более не отвлекаться, так как срок его пребывания в Германии подходил к концу. Вскоре он понял, что немецкие промышленники не стремятся с помощью индустрии обучать и развивать рабочих. Наоборот, они используют образование как средство для развития промышленности. Мансарт знал, что и в Америке взгляды белых предпринимателей, положенные в основу идей Таскиги, сводятся не к обучению негров на промышленных объектах, а к подчинению их интересам индустрии.

В 1936 году электротехническая промышленность Германии и значительной части Европы была поделена между двумя крупными германскими концернами. Старейшим и более мощным из них была фирма Сименса. Ее капитал составлял сто миллионов долларов, а на ее предприятиях работало свыше шестидесяти тысяч самых квалифицированных рабочих Европы.

С разрешения администрации Мансарт прошел на заводскую территорию концерна Сименса. Это был как бы целый город. Среди множества заводских зданий выделялся огромный семиэтажный корпус. Основное назначение этого корпуса состояло в том, чтобы готовить в нем самое точное и самое надежное орудие произведет на рабочего с тем, чтобы использовать его для дальнейшего развития гигантской индустрии. Компания обращалась здесь с человеком словно с подопытным животным: она изучала его, производила над ним разные эксперименты. Зная заранее, для какой цели ей нужны люди, она действовала кропотливо; бесконечно варьируя свои методы обучения, она готовила непревзойденных во всем мире специалистов.

Каждый год компания принимает к себе в качестве учеников 150 выпускников начальных и средних школ, отлично учившихся в школе; детям своих рабочих компания отдает предпочтение. Из них отбираются лучшие из лучших. Ученики, которых видел Мансарт, были в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет; после тщательной проверки им предстояло учиться четыре года. В период обучения они получали незначительную плату, которая постепенно возрастала, покрывая все большую часть их повседневных расходов. Так эти люди приобретали пожизненную специальность и оставались верны ей в течение всего трудоспособного возраста вплоть до выхода на пенсию.

Правители Германии были убеждены, что квалифицированному рабочему классу, обученному лишь специфически узкому пожизненному труду, нельзя доверить демократический контроль над государством. Германской промышленностью руководила небольшая иерархическая группа, притом в интересах капиталистов, которым доставалась львиная доля доходов. Если германские рабочие и обладали некоторыми демократическими правами в общественной жизни, в выборе представителей местных органов власти и в других не столь важных областях, то зато в больших вопросах правительственной политики — законодательстве, распределении капитала, планировании и организации индустрии, а также в колониальной политике — никакой демократии не существовало. Требования рабочих, предъявляемые через профсоюзы, нельзя было полностью игнорировать, но они касались преимущественно заработной платы, Конечно, заработную плату можно было поднять за счет прибылей, улучшив одновременно условия труда. Однако, с точки зрения заправил промышленности, это был рискованный путь, и здесь требовалась большая осторожность.