— Погодь, любезный. Обе лавки на четверть меньше стоимости. Божеская цена, в Ярославле никто дороже не даст.

— Ножом режете, Елизар Никитич, но так уж быть, ради дружеского расположения к вам — уступлю. Вас большие люди жалуют, вот и я внесу свою лепту.

Лицо Мякушкина вновь стало добродушно-уветливым.

— Весьма рад заключить сделку с толковым купцом. Когда можно будет лавки посмотреть, Василь Егорыч?

— В неметчину мне ехать в сентябре, а посему побуду здесь с недельку. Кое-какие дела надо завершить. В Москву же поедем в один день, если вас это устроит, заключим договор о купле-продаже, письменно заверим бумаги и ударим по рукам.

— Вот и прекрасненько, любезный Василь Егорыч, вот и прекрасненько. Надеюсь, не передумаете продавать лавки?

— Ни в коем случае! Как бы и дом не продать, но пока о том речи нет.

— Отменно, любезный. Сейчас прикажу по рюмочке налить, а вы пока расписочку обязательство нацарапаете.

— Обязательство? Помилуйте, Елизар Никитич, мы же с вами все уже обговорили. А своих решений я никогда не меняю.

— Простите великодушно, Василь Егорыч, вы для меня чужак, а расписочка с вашей подписью даст мне полную уверенность, что вы не измените своего решения. Уж будьте любезны присесть к столу.

— Как вам будет угодно, Елизар Никитич. Правда, почерк у меня неважный, но разобрать все же можно.

— Да Господь с вами, Василь Егорыч. У нас в Ярославле многие купцы крестиком расписываются. Ни одной школы. Меня дьячок за «аз» да «буки» по голове, почитай, весь букварь разбил, а цифирь учил по палочкам — складывать да уменьшать. Какие из купцов грамотеи?

Написав расписку-обязательство, Каин воспользовался песочницей, потряс аглицкую бумагу по воздуху и протянул Мякушкину.

Елизар въедливо впился в документ, прочел по складам написанное и удовлетворенно протянул Каину руку.

— Вот теперь все славненько. Число и подпись не забыл поставить. По рукам, любезный Василь Егорыч!

— По рукам, милейший Елизар Никитич!

Миновало два дня, и Каин стал получать первые донесения.

Роман Кувай:

— Полковник Решетников был сегодня у герцога утром в десятом часу. К хозяину, по моему разумению, не заходил, так как пробыл у Бирона всего четверть часа.

— В каком настроении вышел?

— Издалека трудно лицо рассмотреть, но почему-то со злостью нахлестывал коня, из чего можно предположить, что полковник был не в духе.

Петр Камчатка:

— Воевода и полицмейстер вчера обедать не заходили, сегодня же оба были. Удалось таки через щель разглядеть, что вместе с Лапиным и Рябушкиным на обеде присутствовал не только Бирон, но и его пастырь.

— А как щель обнаружил?

— Вначале ничего не было видно, пришлось ножом слегка ковырнуть.

— Слежку продолжайте.

Новости пока ничего нового не принесли, ни на шаг не приблизили Каина к намеченному плану. Единственная зацепка: по четвергам Бирон никого с собой на прогулку не берет. Над этим днем следует подумать.

Довольно приятное известие на следующее утро доставил Кувай:

— Воевода, полицейский и граф Орлов изрядно посидели в ресторане «Бристоль», а затем проводили графа на Благовещенскую улицу в дом обедневшей молодой дворянки Анастасии Николаевны Виренской. Красивая вдовушка, бывшая полюбовница полицмейстера. Пробыл граф у дворяночки до двух часов ночи, а затем в сопровождении лакея вернулся в воеводский дом. А главное, удалось услышать от графа, что он дал наказ лакею: «Предупреди хозяйку, что завтра буду у нее в одиннадцать ночи и возможно останусь ночевать».

Каин проявил к рассказу Романа нескрываемый интерес:

— Великолепно, Роман!.. Но как тебе удалось о Виренской такие подробности выведать?

— От соседнего дворника, эти люди всегда все знают. После того, как граф вошел в дом Виренской, я увидел дворника, что сидел на лавочке возле своего двора, подсел к нему, спросил, не пускает ли кто на постой человека из купеческого сословия. Он мне на дворяночку и указал. Состоятельных людей-де иногда пускает. Живет одна, лет тридцати. Держит лакея, но он исполняет обязанности и дворника. Муж погиб на Турецкой войне. Барынька собой пригожая.

— Похожая история, Роман. Помнишь барыньку из Кашина?

— Как не помнить, — усмехнулся Кувай. — Воспользуешься?

— Непременно, но надо все обдумать.

Случай похожий, но здесь ни мужем, ни родственником не прикинешься, ибо воевода и полицмейстер наверняка вызнали всю историю жизни дворянки Виренской, чтоб ни самими не попасть впросак, ни высокому гостю. Если уж и выгорит застать графа в объятиях Анастасии, разговор будет иного характера. Но какого, и как связать его с кладом Светешникова? Задача не из легких, а посему и раздумывал Иван несколько часов, а потом вновь повел разговор с Куваем:

— Пойдешь со мной в полночь с фонарем, но постараемся, чтобы дворник-лакей наших лиц не заметил. Прихвати с собой пистоль. Дальше мы проследуем в спальню голубков. Ты уведешь барыньку в другую комнату, а я начну беседовать с его сиятельством.

— Ты все продумал, Иван? Здесь случай особый. Граф Орлов представляет Тайную канцелярию. Как бы…

— Никаких «как бы», Роман. Чем труднее авантюра, тем она желанней для исполнителей.

Вновь скажем: Каин заждался новых острых приключений, к которым он стремился всю свою преступную жизнь. Кровь горячила его сердце.

В полночь дворник-лакей оказался на месте.

— Мы от воеводы Лапина к их сиятельству с неотложным делом, — строго сказал Каин.

— Не смею задерживать, господа.

— Ты, братец, оставайся у калитки и жди возвращения графа Орлова.

— Как прикажите, господа. Их сиятельство сейчас проводит время в спальне госпожи Виренской. Видите освещенные окна? Поднимитесь по парадной лестнице, третья комната направо.

— Премного благодарны, братец.

Дверь в спальню была не заперта, но Иван все же громко постучал. Через минуту-другую раздался женский голос:

— Ты, Гаврилка? Я ж просила меня не беспокоить.

— Просим прощения, сударыня. Срочный пакет из Тайной канцелярии графу Орлову.

— Минуточку, господа.

Миновало продолжительное время, пока дверь не открыл полностью одетый граф Орлов.

— Проходите, господа. Где пакет?

Каин тотчас вплотную ступил к графу и выхватил из его ножен шпагу.

— Да вы с ума сошли! — закричал Орлов. — Как вы посмели взять шпагу у члена Тайной канцелярии и Сената императорского Двора? Я, что, арестован?!

Последнее слово графа навело Каина на одну из любопытных мыслей.

— Арестован, господин Орлов. Ваши действия несовместимы с последними указами императрицы Елизаветы Петровны. Один из ваших сообщников оказался слишком ненадежным, а теперь вам грозит четвертование.

— Кто? Кто оказался предателем?

Каин обернулся к Роману.

— Спрячьте оружие, господин офицер и уведите даму в другую комнату. Государственные тайны не для ее ушей.

Оставшись тет-а-тет, Каин указал графу присесть на кушетку, на котором остался лежать корсет Виренской.

— Почему вы не в форме и как вас называть?

— Наше появление в Ярославле не должно соответствовать нашей принадлежности к армейским кругам. Называйте меня господин офицер. Фамилию мою вам знать необязательно. Что же касается имени вашего предателя, оно пока останется тайной, как и ваше странное появление из Тайной канцелярии.

Недобрая усмешка промелькнула на лице Каина, которую граф истолковал по-своему.

«Черт возьми! Они даже уведомлены о том, что никто не присылал меня из Тайной канцелярии. Дело принимает самый дурной оборот.

Лицо Орлова стало бледнее самой белой простыни. Вот теперь-то он действительно смертельно напугался. Если он будет сдан в Тайную канцелярию, то его ждет участь ближайших сподвижников Бирона, которые вначале были приговорены к четвертованию, но затем их жуткая казнь заменена новой императрицей ссылкой.

Сейчас он сидел на кушетке настолько убитым и пришибленным, что Каин окончательно убедился, что граф Орлов прибыл в Ярославль с каким-то тайным поручением друзей Бирона. Теперь надо давить и давить на него!