Что делать
Иногда полезно отделять идею от ее социального коррелята.
В либерализме и в патриотизме нет ничего, что заставило бы их конфликтовать. Это две разноплановые идеи, спокойно вступающие в синтагматические отношения (не «или — или», а «и либерализм, и патриотизм»). Могут же американцы строить сильное государство при их помешанности на неприкосновенности своей «privacy». Видимо, перевод либеральной идеи в плоскость политики там был осуществлен бережно.
Россия же имеет тех либералов, которых имеет. Сегодня либералы-политики отступают под натиском патриотов и незаслуженно компрометируют в общественном сознании либеральную идею. Бог с ними, с либералами, но должен быть баланс идей освобождающих и идей регламентирующих. Если в обществе возобладают патриоты — надо заботиться о либеральной идее, если в обществе возобладают либералы — надо заботиться об идее государственности. И так до тех пор, пока эти идеи не вступят в отношения, характеризующиеся союзом «и». Видимо, на рациональном уровне так и проявляется тектоническая саморегуляция общества.
Февраль 1995 года.
Критика капитализма
(к статье Дж. Сороса «Угроза капитализма»)
Август 1998-го как прозрение. 1998 г
Сейчас, спустя несколько лет после августа 1998-го, уже видно, сколь благотворным был тот кризис. Несмотря на трех- и даже четырехкратное обнищание значительной части населения в результате девальвации рубля, этот кризис нарисовал для страны новые перспективы.
Но тогда, осенью 1998-го, казалось, что говорить о благотворности кризиса могут только идиоты или прожектеры. Все виделось в довольно-таки мрачных тонах. Чем больше люди задумывались над причинами происшедшего, тем больше возникало вопросов об истоках и следствиях реформаторских упражнений либералов в России.
Ощущение того, что Россия входит в мировое сообщество как-то не тем боком, а скорее всего и вообще не входит, ей только об этом рассказывают, — было и до кризиса. Но август 1998-го помог прозреть буквально миллионам людей.
Как раз тогда мне на глаза попалась статья Дж. Сороса «Угроза капитализма». Удивительно, но этот гений капиталистических спекуляций, вложивший заработанные миллионы в разрушение тоталитарных обществ на востоке Европы, сам заговорил о гибельных тенденциях, которые несет «открытому обществу» (этой светлой соросовской мечте) саморегулирующийся капитализм. Тот самый капитализм, который по совместительству был идеалом и ориентиром для первых поколений ельцинских либерал-реформаторов.
А чего стоит соросовская фраза, написанная им в 1998-м: «Система грабительского капитализма, воцарившаяся в России, настолько чудовищна, что в случае появления сильного харизматического лидера люди вполне могут пойти за ним, если он пообещает национальное возрождение даже за счет ущемления гражданских свобод»…
Случившийся экономический кризис заставил многих в России пересмотреть свое отношение к идее саморегулирующегося рынка как к безусловной идеологической ценности. Идеология капитализма, при котором будто бы все само собой наладится, дай только свободу конкуренции, потерпела в России крах.
Конечно, разбитые наголову лидеры либералов-монетаристов могут заявить, что-де и не было в России никакого капитализма, поэтому говорить о чистоте эксперимента не приходится. Может, оно и правда. Однако многое говорит и за то, что увлечение праволиберальными преобразованиями в посттоталитарных режимах объективно чревато именно тем, что произошло в России.
Хлебнув капитализма
В начале 1990-х либеральные по своей сути идеи (свобода собственности, рынок), которые, вообще-то, принципиально не предназначены массам, оказались прямо-таки популистскими, они зажигали толпы на митингах! Пожалуй, именно это чудо позволило ельцинским командам реформаторов натворить в короткий срок все остальные чудеса.
Но потом маятник общественных настроений пошел обратно. Постепенно накал либералистского восторга ослабевал. В 1993-м восстановила свое влияние на миллионы умов коммунистическая партия. В 1996-м даже и в демократическом лагере ценностью уже были не свобода предпринимательства и частная собственность, а более умеренные «экономические реформы». Политический акцент «экономических реформ» все более и более сдвигался к левому краю.
После 17 августа 1998 года маятник общественного самосознания напрочь вышел из «либеральной» фазы. Вместе с этим наступило что-то вроде прозрения. Получив скороспелый и горький опыт безудержного «первоначального» капитализма, россияне стали понимать, что система абсолютизированных рыночных ценностей и рафинированных монетаристских принципов хороша лишь для одного — для разрушения планово-административной коммунистической системы.
Да и в остальном мире идея рафинированного саморегулирующегося капитализма критикуется уже не только кейнсианцами и прочими социал-демократами, но даже и всемирным олигархом Джорджем Соросом. Этот Березовский мирового масштаба в своей статье «Угроза капитализма» взялся критиковать тот самый строй, который сделал его всемирно известным супербогачом. Доводы его критики очень интересны, особенно в России, пережившей 17 августа 1998 года.
Новый тип мессианства
В последние годы образ Сороса в российском общественном мнении изрядно демонизировался. Этакий вселенский гениальный злодей, наподобие тех, с которыми борется неуязвимый Джеймс Бонд. Зловещ Сорос и в своей квазипросветительской ипостаси — как руководитель Фонда имени себя. Ведь «за так», по доброте душевной, всякие гранты не дают. А если дают — значит, какую-то цель преследуют; не буквально меркантильную, но меркантильную в каком-то более высоком и тайном смысле. Считается, что под прикрытием гуманитарных программ своего фонда Сорос вел подрывную деятельность, разрушал целые государства. Оплачивая написание и издание школьных учебников, финансируя по особому отбору туземную науку и культуру, он предлагал и пестовал инокультурные образцы. Вторгаясь в туземное сознание, эти инокультурные образцы разрушали охранительную силу аборигенных традиций. Тем самым аборигенная культура предугатавливалась к ассимиляции Западом — носителем «высшей культуры».
Надо сказать, что Сорос и сам не очень-то отрицает такого рода «просветительский характер» своих культурных программ. «Когда я заработал больше денег, чем лично мне было нужно, — пишет он в упомянутой статье, то решил основать фонд и задумался, на какое дело стоило бы отдать эти деньги. Пережив в своей жизни и нацистские гонения, и коммунистическую тиранию, я пришел к выводу, что самым главным для меня является открытое общество. Итак, я назвал свой фонд Фондом открытого общества и определил в качестве его целей достижение открытости закрытых обществ, укрепление жизнеспособности открытых и развитие критического мышления. Это было в 1979 г.».
И далее: «Цель моего венгерского фонда, например, заключалась в поддержке альтернативных форм деятельности. Я знал, что господствующая коммунистическая догма была ложной, именно в силу того, что это была догма и что если ей противопоставить альтернативные варианты, она рухнет. Этот подход оказался эффективным…»
Да. Эффективным. Сейчас уже совершенно очевидно, что СССР проиграл не столько экономическое или военное соревнование, сколько соревнование «культурных влияний». <…> Прав Сорос: догме оказалось достаточно противопоставить альтернативу. То же у Жванецкого: «„Запорожец“ кажется хорошей машиной до тех пор, пока не увидишь „Мерседес“».
В общественном сознании финансист Сорос олицетворяет новый жанр политического или даже метаполитического мышления, возникший во второй половине XX века. Не нужны партии, президенты, выборы, электораты, дипломаты. Все, что нужно, — деньги, аналитический аппарат и влияние через информацию. Все традиционные политические институты отныне вторичны, все традиционные субъекты внешней и внутренней политики становятся не субъектами, а объектами. Аналитический гений Сороса позволил ему не только заработать деньги, но и смоделировать свое глобальное общественно-политическое хотение таким образом, чтобы его деньги и его гений стали адекватным ресурсом для реализации этого хотения. Подобный тип, но мельче — Березовский. Политики нового тысячелетия. Но хватит о них.
