Первым делом он огляделся, чуть задержавшись у входа. Все было именно таким, как он себе представлял, судя по описанию Клауса.

Перед Рихардом тянулось несколько рядов соединенных друг с другом деревянных стульев — места для зрителей, и некоторые из них были уже заняты. Между рядами оставалось достаточно широкое пространство. Впереди виднелся пока еще пустой длинный судейский стол, за ним дверь в стене, а перед ним другой стол, маленький. Слева от них стояли еще два небольших стола, очевидно, для обвинителя и адвоката.

Рихард занял крайнее правое место в первом ряду и оказался всего в двух-трех шагах от огороженного круглыми деревянными перилами пространства. Там одиноко стоял стул, а позади него, в стене, виднелась плотно прикрытая дверь: очевидно, за ней сейчас находился обвиняемый.

Клауса Рихард увидел тотчас же, как вошел в зал; он занимал крайнее левое место в первом ряду, у слегка приоткрытого большого окна. Другие члены группы — Курт, Герман, Вольф, Макс и Герберт — сидели на предназначенных им местах, в последнем ряду у входа. Словом, при желании все входы и выходы из зала, включая окна, по первому же сигналу могли быть заблокированы.

Прошло еще несколько минут, дверь за столом судьи раскрылась. Из двери появились двое мужчин, они заняли места обвинителя и защитника, девушка-стенографистка уселась за маленьким столиком, стоявшим перед судейским столом…

И наконец, появился сам судья с папкой в руке. Все на мгновение встали.

— Введите подследственного! — громко объявил судья, усаживаясь за своим столом.

Дверь, ведущая в огороженное пространство, открылась. Оттуда вышел полицейский, а следом человек средних лет. На нем была помятая одежда, да и лицо его показалось Рихарду каким-то помятым. Полицейский указал этому человеку — он, конечно, и есть Борх! — на стул, а сам встал за его спиной.

Судья начал читать обвинительное заключение…

Но Рихард не вслушивался в его слова, а все время поглядывал в сторону Клауса, ожидая условного сигнала. Он прозвучал скоро. Не успел судья дочитать заключение, как Клаус вскочил и, оглушительно крикнув: «Всем оставаться на местах!» — выхватил из-под плаща свой автомат, стал водить стволом над головами сидящих в зале людей — зрителей и участников судебного заседания.

На Клаусе уже была маска. «Когда только он успел ее надеть?» — подумал Рихард, мгновенно вытаскивая из кармана свой чулок и натягивая его на голову, — операция, которую он много раз репетировал дома. Затем выхватил револьвер и, направляя его на полицейского, крикнул:

— Всем лечь, стреляю!

Ошалевший от страха и неожиданности полицейский грохнулся на пол. Теперь из разных концов зала неслись крики: «Лежать! Стреляем!», «Свободу Борху!», «Да здравствует ГКП».

Все люди уже лежали в проходах между рядами. Прокурор и защитник сидели на корточках, вытянув вверх руки, судья исчез где-то за своим столом.

В этот момент с нескольких сторон зала взлетели листовки. Они медленно опускались, покрывая лежащих людей точно дырявым саваном.

Рихард, держа на мушке своего «вальтера» распластавшегося полицейского, вдруг увидел, как Борх, который только что лежал рядом со своим охранником, внезапно вскочил, одним резким движением перемахнул через перила и очутился почти рядом.

Мысль, что его нельзя отпускать, иначе весь смысл операции пойдет насмарку, едва не заставила Рихарда выстрелить в Борха в упор, но полученный от Клауса приказ: «Не стрелять!» оказался сильнее. Какие-то доли секунды Борх озирался, ища, очевидно, наиболее безопасный путь для бегства, но в этот момент Рихард изо всех сил ударил его рукояткой своего пистолета в висок. Тот упал. И тут же раздалась громкая команда Клауса: «Отходим!» Рихард бросился по заранее намеченному пути к ближайшему окну, вскочил на стоящий у окна стул, затем на подоконник, разбил стекло и, почти не чувствуя боли от порезов, спрыгнул вниз.

Окно располагалось на уровне второго этажа, но Рихарду повезло, он спрыгнул удачно: внизу, под окном, стоял большой металлический ящик, наполненный мусором, Рихард угодил прямо в него, а мусор, наполовину заполнивший бак, самортизировал прыжок. В эту минуту сверху послышались выстрелы, очевидно, полицейские, тот, который охранял Борха, и те двое, что стояли снаружи у запертых входных дверей в зал, пришли наконец в себя и открыли огонь.

Перебравшись через край бака, Рихард спрыгнул на землю и устремился к воротам, ведущим на улицу.

Только выскочив из двора и пробежав несколько метров, отпугивая своим видом встречных прохожих, Рихард на ходу стянул с головы маску и помчался дальше, стремясь скорее достичь тихого переулка.

И вот теперь он несся, не разбирая пути, с единственной целью как можно скорее добежать до того переулка, в котором — он знал это — есть два проходных двора. Рихард не замечал ни людей, ни едущих по улице машин, в том числе и большого черного лимузина, который почему-то медленно ехал вдоль кромки тротуара, двигаясь примерно с той же скоростью, с которой бежал Рихард. Но он не замечал этого автомобиля. Призывным маяком был теперь уже видный Рихарду угол переулка, спасительного переулка, в который ему предстояло свернуть.

Наконец он достиг этого угла и свернул направо, не замечая, что черная машина не отстает и теперь снова движется вровень с ним, бегущим к воротам проходного двора.

До ворот оставалось метров пятьдесят, не больше, когда Рихард услышал командный голос:

— Садись в машину! Быстро!

Он обернулся и только теперь заметил движущуюся вровень с ним автомашину. Задняя дверца ее была приоткрыта, и виднелась придерживающая ее изнутри чья-то рука.

Почему Рихард соскочил с тротуара прямо к машине? Почему, отрывая дверцу от придерживающей ее руки, бросился в кабину и сел, точнее, упал прямо на мягкое сиденье? Понял ли он, что в этой машине его спасение? Или, измученный стремительным бегом, задыхающийся, мокрый от пота, просто подчинился инстинкту самосохранения и, не раздумывая, нырнул в так кстати оказавшуюся рядом машину?

Откинувшись на спинку сиденья и протерев залитые потом глаза, он увидел, что рядом сидит какой-то человек. Полиция! Он метнулся было к ручке теперь уже закрытой двери, чтобы выскочить из машины, но человек схватил его за плечо и с силой отбросил обратно на спинку сиденья.

— Ты что, и в самом деле сошел с ума?! Сидеть! — властно прозвучал над ухом Рихарда голос.

Машина рванулась вперед, с каждой секундой увеличивая скорость. Рихард опустил голову на грудь, чувствуя, что попал в ловушку. И в этот момент снова ощутил на своем плече прикосновение руки. Только теперь оно было мягким, даже дружеским.

— Ты что, не узнаешь меня, Рихард?

Рихард повернул голову к своему соседу и вдруг…

— Гамильтон? — Рихард едва шевелил внезапно пересохшими губами и поспешно, еще не веря самому себе, повторил: — Мистер Гамильтон?!

— Ну, конечно, это я, Рихард, — ответил по-немецки Гамильтон. — Неужели ты сразу не узнал меня?

— Но как я мог подумать, что это вы? — пробормотал Рихард. — Такие совпадения случаются раз в сто лет.

— А вот это совпадение произошло именно тогда, когда ему и следовало произойти.

— Невероятно!

— Я увидел тебя не случайно, Рихард. Я ждал твоего появления на улице.

— Вы хотите сказать… — начал было Рихард, но Гамильтон прервал его:

— Да, именно это я и хочу сказать.

— И все-таки я не могу понять, repp Гамильтон, каким образом вы заметили меня. На тротуаре было столько народа…

— Но не все бежали так, точно за ними гнался сам дьявол, — усмехнулся Гамильтон.

Рихард не нашелся, что ответить. Пролепетал что-то насчет автобуса, который якобы догонял, но умолк на полуслове. Потом сказал:

— Как же вы оказались здесь?

— Ехал мимо, — коротко ответил Гамильтон.

— Слишком странное совпадение, чтобы поверить.

— А если я скажу, что ждал тебя, ты поверишь? — Конечно, нет!

— Тогда остановимся на первом предположении. Оно, как видно, тебе понятнее.