Этого мой брат не мог простить матери до самой смерти.

В апреле или мае 1941 года мою мать Каридад пригласили в Кремль. Она взяла меня с собой. Михаил Калинин вручил ей орден Ленина за участие в ликвидации Троцкого. Берия также прислал ей подарок — ящик с бутылками грузинского вина «Напареули» розлива 1907 года. На этикетках бутылок были двухглавые царские орлы…

Мать любила потягивать это вино на сон грядущий. Наверное, ей так было легче примириться с мыслью, что ее сын по ее вине обречен 20 лет провести в мексиканской тюрьме.

Мать выпустили из Союза еще во время войны, в 1944 году. С тех пор она постоянно жила во Франции. Немцы почему-то ее не трогали, хотя наверняка знали о ее интрижках и о том, кто ее сын. К нам, в Россию, она лишь иногда приезжала. И для нас такие визиты становились каторгой.

Перед смертью она сказала: «Для разрушения капитализма я кое-что сделала, а вот как строить социализм — в толк не возьму».

Итак, бывший лидер русской революции, внешне очень похожий на Дон Кихота, продолжал кормить кроликов, как он это делал каждый вечер, явно игнорируя своего посетителя.

Джаксон вызывал у Троцкого серьезные подозрения. Об этом настойчивом молодом человеке почти ничего не было известно, кроме того факта, что он считался любовником Сильвии Агелоф. Поговаривали, что этот самый Джаксон прибыл в Мехико по делам и каждый раз наведывался в дом Троцкого, чтобы проведать свою возлюбленную, а заодно передать коробку дорогих конфет жене Льва Давыдовича Наталье и игрушки для их маленького сына Севы.

Троцкий все-таки сдался и решил пригласить своего будущего убийцу на завтрак.

Кролики были накормлены и настало время утолить и собственный голод.

Корреспондент:

— Вы упомянули об образовании. Где учился Рамон, что закончил?

Луис:

— На этот вопрос ответить нелегко. Это одна из тех загадок, которую я так и не смог разгадать. Я встречался по крайней мере с сотней людей, знающих Рамона, но и они не могли внести ясность. Например, откуда у него великолепный английский язык? Скорее всего, живя с матерью во Франции с 37-го по 39-й год, он уже более или менее представлял себе, к чему его готовят, и там, в Париже, его тайно учили английскому языку. В конце концов он оказался в США под именем Фрэнка Джаксона, поближе к Мексике, где в то время жил Лев Троцкий.

Соблазнение неопытной Сильвии Агелоф для красавца Джаксона было делом легким. Вскоре после начала их бурного романа в июне 1938 года в Париже, обезглавленное тело Рудольфа Клемента, личного секретаря Троцкого, было выловлено в Сене. Сильвия надеялась получить для себя освободившуюся вакансию. Джаксон всячески подогревал ее амбиции.

Джаксону до рокового дня убийства удалось всего несколько раз остаться с Троцким с глазу на глаз. Он все-таки смог всучить лидеру русской революции свою так называемую статью, содержание которой в прямом смысле обескуражило Троцкого.

Джаксон в вольной и даже бессвязной форме излагал в ней идею революционной борьбы как выражение некого донкихотства.

В частности, там были и такие странные слова, доказывающие, по мнению автора, мощный революционный потенциал образа Дон Кихота: «Дон Кихот терпит полное поражение, подвергаясь, в конечном счете, осмеянию со стороны не какой-то определенной группы людей, а со стороны всех… Почему же такого рода безумцы невыносимы в мире иных людей?.. Что отделяет этих зачарованных людей от остальных, обыкновенных? И почему последние оказываются правыми, отвергая их? Почему они могут поступать так и не ошибаться? Почему у них все получается как у Иисуса, которого в конце концов оставил не только весь свет, но и его ученики? Это происходит потому, что безумец мыслит иначе, нежели другие. Дело не в том, что он мыслит менее логично… Он, этот безумец Дон Кихот, отрицает целиком жизнь, мышление, чувство — вообще мир и реальность всех прочих людей. Для него действительность совершенно иная, нежели для них. Их действительность ему кажется всецело призрачной. И вот потому, что он видит совершенно новую действительность и требует осуществления ее, он делается врагом для всех».

Эти слова особенно не понравились Льву Давыдовичу Троцкому и вечером того же майского дня за несколько месяцев до своей кончины он попросил жену Наталью больше Джаксона к нему не подпускать. Статья последнего показалась ему возмутительной литературщиной, а не острым содержательным политическим памфлетом.

Но около половины шестого вечера 20 августа 1940 года Наталья вышла как всегда на балкон и увидела своего мужа, кормившего во дворе кроликов.

За спиной супруга замаячила какая-то на редкость подозрительная фигура. Когда незнакомец подошел поближе и снял шляпу, то Наталья узнала в нем Джаксона. Он держал в руке отредактированную и перепечатанную копию статьи о Дон Кихоте-революционере и экстремисте, желая, по-видимому, ее вновь показать Троцкому.

Джаксон попросил стакан воды, сказав, что его замучила жажда.

Наталья предложила чаю, на что Джаксон ответил, что поздно позавтракал, и еда застряла у него в горле. Лицо его было серым, а сам посетитель казался крайне нервозным.

Когда Наталья спросила, зачем он надел плащ в такой жаркий день, то в ответ Джаксон пробормотал что-то несвязное относительно того, что дождь может хлынуть в любую минуту. Затем Наталья поинтересовалась насчет Сильвии, как она там? Ей показалось, что Джаксон даже не понял вопроса.

Троцкий еще раз повнимательнее присмотрелся к своему навязчивому посетителю и вдруг заключил: «У вас явно проблемы со здоровьем. Вы плохо выглядите. Это нехорошо».

Возникла неловкая пауза. Троцкому явно не хотелось оставлять своих кроликов и еще раз перечитывать какую-то нелепую статью о революционере Дон Кихоте. Он очень медленно принялся осматривать решетку за решеткой. Затем снял перчатки, стряхнул опилки со своей голубой блузы и медленно пошел вместе с Даксоном к дому. По дороге они не проронили ни слова. Джаксон все время ощупывал под плащом рукоять ледоруба…

В момент совершения убийства три телохранителя Троцкого, Джозеф Хансен, Чарльз Корнелл и Мелькадес Бенитес находились на крыше недалеко от сторожевой башни, что у главных ворот резиденции. Они работали над новой системой сигнализации, которая должна была безотказно сработать в случае нового рейда, спланированного сталинскими агентами НКВД. Перед этим очередями из автоматов был расстрелян весь первый этаж. В результате погибли люди. Неудачный рейд спланировал мексиканский художник-коммунист Сикейрос.

Телохранители видели, как Джаксон подъехал на машине к главному входу. За рулем сидела его мать Каридад. Джаксон помахал охране снизу как приятелям и спросил: здесь ли Сильвия? Никто из них не мог сказать точно. Корнелл отключил электрический замок, и ворота открылись. Джаксон вошел во внутрь. Харольд Робинс повел его в патио, где Троцкий кормил кроликов.

Телохранители вновь поднялись на крышу и продолжили возиться с сигнализацией. Пятнадцать минут спустя из кабинета Троцкого раздался жуткий крик, скорее похожий на агонизирующий стон. Бенитес схватил карабин и направил его на окна кабинета. Там, в окне, была видна фигура Троцкого, который из последних сил боролся с Джаксоном. Но Хансен успел крикнуть: «Не стреляй! Ты можешь задеть старика!»

Оставив Корнелла и Бенитеса на крыше, чтобы те прикрывали выход из кабинета, Хансен кинулся в столовую. Троцкий, весь в крови, сам вышел из кабинета. «Смотрите, что они со мной сделали!» — только и произнес он. Робинс кинулся в кабинет, за ним — Наталья.