Гога и Воронов не захотели расходиться по своим покоям и спросили разрешения посидеть до обеда в саду прямо под пальмой, где и стояла фигура Адама и Евы, удивленно глазеющих на яблоко, словно торгуясь с кем-то о сходной цене.

Дворецкий провел их в сад, но при этом просил никуда не отлучаться, ибо Ее Светлость терпеть не могла, чтобы кто-то праздно шатался по ее владениям.

Московские гости лишь тогда смогли вздохнуть с облегчением, когда оказались совсем одни. Все происходящее очень даже напоминало заточение. А что, если их действительно присмотрели в качестве доноров для умирающей старухи? Такое предположение показалось им весьма даже правдоподобным. Пока они лежали в разных покоях и бредили, их вполне могли осмотреть медики и сделать необходимые анализы, а сейчас не выпускают и не начинают намеченных операций лишь потому, что ждут результатов. Сколько они уже здесь пробыли: час, день или целую неделю? Сказать было трудно. Ни радио, ни телевизора в доме не оказалось. Полная изоляция от внешнего мира. С них сняли даже наручные часы, на которых могла появиться дата. Все это представлялось весьма странным. В конце концов часы, равно как и их одежда — это личная собственность. Налицо было нарушение прав личности.

Воронов и Грузинчик уже и не разговаривали между собой. Мысли их бежали в одном направлении и не требовали озвучания. Партнеры научились понимать друг друга без слов.

Даже отутюженные безупречные костюмы из тонкой серой шерсти, туфли, точно подобранные по размеру, белые рубашки и галстуки при всей своей комильфотности все равно напоминали больничную одежду. Спрашивается, а куда делась та, в которой они и заявились к герцогине в первый раз? Не было при них и удостоверений личности. Похоже было, что их просто собирались стереть из этой жизни, как стирают в памяти компьютера ненужную информацию.

Собратья по несчастью, в унисон ощущая нависшую над ними смертельную угрозу, принялись нервно бродить по той части парка, которую им и отвели для прогулки. При этом их ни на минуту не покидало ощущение, словно за ними кто-то пристально наблюдает, хотя никаких камер слежения нигде заметно не было.

Через короткое время они молча, не сговариваясь, принялись осматривать библейскую фигуру из известняка. Их заинтересовало то обстоятельство, что скульптор забыл изваять змия-искусителя. Змий этот, естественно, проассоциировался с таинственной шипящей герцогиней. Но его-то как раз здесь и не оказалось. Московские искатели приключений при этом были свято уверены, что дьявольская рептилия обязательно должна быть где-то неподалеку. Но где?

Поднялся ветер, и прямо над головой пальма зашелестела своими огромными листьями. Им словно кто-то невидимый пытался подсказать, где следует искать змия.

Начали осматриваться. Густой кустарник, напоминающий скорее живую изгородь, не сразу бросался в глаза. Он сливался с общей зеленью и был почти незаметен.

Это обстоятельство заинтриговало Воронова и Гогу. Они вплотную подошли к кустарнику. Прохода нигде не было видно.

На этом, вроде бы, и следовало остановиться. Герцогиня не любит любопытных. Поэтому следовало остановиться, плюнуть, махнуть рукой и ждать, сидя на скамейке в приятной прохладе, когда поведут кормить.

Но любопытство взяло верх над здравым смыслом. Им так хотелось посмотреть на то, что скрывалось за живой изгородью.

Встали и вновь подошли к кустарнику. Острые шипы словно заранее предупреждали об опасности: полезешь и в клочья разорвешь костюм, исцарапаешь в кровь ладони.

В одном месте увидели, что кустарник казался чуть реже. Создавалось впечатление, что это и есть хотя бы слабое подобие прохода. Этот лаз притягивал к себе, как магнит.

Первым полез Гога. Воронов видел, как острые шипы начали цепляться за шерсть. Колючки лезли в глаза, слегка царапали лицо, но Гога с завидным упорством продолжал пробираться сквозь живую изгородь. Затем он скрылся, будто его взяла да и всосала в себя неожиданно ожившая зеленая масса.

— Быстрей сюда, профессор! — неожиданно прозвучало из кустов.

Теперь настала очередь Воронова получить свою порцию царапин. Прикрывая обеими руками лицо, профессор смело кинулся в эту враждебную среду. Очень скоро он оказался рядом с Гогой Грузинчиком на небольшом расчищенном пятачке. Так они оказались у самого подножия памятника.

Это было каменное изваяние библейского змия-искусителя, обвивавшегося кольцом вокруг большой раскрытой книги. Причем на распахнутых каменных страницах, по всей площади разворота были высечены какие-то слова и карта. Это была карта Испании, которая в каменной книге обозначалась как Иберия.

Карта находилась на левой стороне книжного разворота.

Текст — на правой. Текст состоял из нескольких абзацев, написанных на латыни, на древнегреческом и на арамейском.

Небольшое подсобное помещение во дворце герцогини, оборудованное мониторами и другой необходимой аппаратурой для внутренней слежки

На одном из экранов отчетливо видны черно-белые фигуры Воронова и Грузинчика, которые отчаянно пытаются пролезть сквозь заросли кустов. Наконец они оказываются у памятника змию, обвившемся плотными кольцами вокруг распахнутой книги.

Человек, сидящий у монитора, через микрофон предупреждает кого-то:

— Они нашли и змия, и книгу. Пытаются разобрать надпись.

— Хорошо, — по громкой связи угадывается голос дворецкого. — Это не страшно. Пусть полюбуются на садово-парковую скульптуру. Продолжайте следить за ними. Они вряд ли что-нибудь поймут.

Испания. Конец XVI века. Вента де Квесада после налетевшего на нее внезапного урагана, столь необычного в здешних местах

Когда Мигель и Алонсо Кихано смогли все-таки пережить первые минуты своей столь необычной встречи, то они первым делом принялись осматриваться по сторонам, не совсем понимая, что же все-таки произошло.

Ни Мигель, ни Алонсо Кихано не могли понять, в чем причина таких разительных перемен, произошедших на мирной венте де Квесада, куда их самих привела причудливая судьба. Они всего на несколько минут потеряли связь с действительностью, а за это время мир словно взбунтовался.

Но постепенно на дворе стали появляться люди. Они, как от зачумленных, шарахались от двух сумасшедших, так и продолжавших сидеть как ни в чем не бывало на земле.

Людей поражал тот факт, что во всем этом переполохе уцелели лишь эти двое.

Мигель и Алонсо Кихано почувствовали себя в центре всеобщего внимания и от этого им стало неловко. Они решили не усугублять ситуацию и неловко засобирались в дорогу. Вдвоем они взгромоздились на клячу, принадлежавшую Алонсо Кихано, и выехали со двора.

Инстинктивно приятели старались не касаться друг друга здоровыми руками. Они почему-то были уверены, что ураган и стал следствием этого прикосновения.

Оказавшись подальше от людей, чудаки спешились, присели под каким-то дубом, предоставив коняге пощипать травку на свободе.

— Почтеннейший собрат мой, — начал наконец Алонсо Кихано, — мы должны соблюдать с вами крайнюю осторожность.

— Полностью с вами согласен, достойнейший из всех существующих странствующих рыцарей.

— Здесь мы совершенно одни, и никто не помешает нам обсудить очень важные вопросы, касающиеся этой, на первый взгляд, случайной встречи и тех возможных последствий, которые она в себе таит, — продолжил Алонсо Кихано.

— Слава Богу, людей поблизости нет и если вдруг случится очередной катаклизм, то никто хотя бы не пострадает от нашей очередной оплошности.

— Наша встреча грозит окружающим такой же опасностью, как и свеча в пороховом погребе, — подтвердил Мигель.

— Рад, что мы с вами понимаем друг друга с полуслова, — кивнул головой Алонсо Кихано. — Сразу видно, что под этим рубищем алжирского раба бьется благородное сердце, способное больше заботится о других, чем о себе.

— Благодарю вас за столь высокую оценку моих душевных качеств. Поверьте, уважаемый Алонсо Кихано, что я в жизни не встречал человека, подобного вам. Вряд ли еще кому-то удалось бы пережить столько несчастий и неудач.