- А, что дальше?

- Элементарно Ватсон, Наумчик дома сделает крой, кожа у меня есть, пальчики оближешь, вот только придётся самому босоножки эти тачать, не хочу своих архаровцев к этому

привлекать, ведь по пьянке сдадут обязательно.

- Валера, а ты могёшь?

- Обижаешь, ты, думаешь я мало набоек и латок поставил пока заведующим стал?!

- Валера, хорошо выглядишь и настроение, похоже, в норме.

- У меня то, да, а вот ты какая-то сегодня не в себе.

Фрося тут же без обиняков ему выложила свою печальную новость, связанную с младшим сыном.

- Ну, подруга, а я то думал, что ты за нашего генсека расстроилась, а тут без пол литра не разберёшься.

- Валера, а пол литра поможет?

Очнёшься от пьяного омута, а проблема осталась.

- Я тебе, больше скажу, с похмелья всё выглядит ещё в более мрачном свете, по себе знаю.

- Валера, так, что мне делать, ведь я ума не приложу...

- Ничего не делать, пусть он сам разгребает эту кучу дерьма, что навалил вокруг себя, а полезешь, только опачкаешься.

- Ты, мне советуешь, сидеть и молча наблюдать, как мой сын падает в пропасть?

- Фроська, прекрати выть, тошно слушать это от тебя.

Посмотри, генсеки умирают, старые учёные тоже, время меняется, как бы они его не сдерживали и не пытались обратить вспять.

Придут новые руководители партии, новые учёные мужи, а талант не пропьёшь, его только продать можно и лучше это делать за границей нашей Родины.

- Ты, серьёзно?

Серьёзней и быть не может.

Ты, просто не владеешь информацией, мало этим интересуешься, а я за пулькой такое бывает услышу, что только за эти слухи можно на Соловки отправлять.

И он от души рассмеялся.

- Фрося, не того боишься, не того, моя дорожайшая подружка...

- Валера, а чего мне в обще бояться, живу сейчас, как самый порядочный гражданин страны Советов, только потихоньку золотишко, официально по магазинам скупаю и передаю Олежке, а он мне слегка отстёгивает и на мою долю, на хлеб с маслом и даже с икрой хватает.

- Фросенька, а, как, кстати, у него дела?

- Валера, ты, похоже, ничего про него не знаешь, Олега ведь отправляют в отставку, сейчас прошёл очередную комиссию и ждёт приговора.

- Что, могут вообще отстранить от полётов?

- Он надеется, что нет, но, в лучшем случае, будет обслуживать ближайший регион на маленьких самолётах.

Ведь с учётом его северных, лётного стажа наберётся намного больше тридцати лет, а лётчиков с его послужным списком часто прямёхонько отправляют на пенсию.

- Да, да, сочувствую вам, что теперь делать надумываете, ведь без левых доходов он вряд ли сможет нормально свою Вику содержать, если только сам плотно сядет рядом возле

неё.

- Валера, давай пока не будем об этом, он должен приехать и будем решать вместе с ним, а пока вернёмся к моему Сёмке. Что ты, там обмолвился о будущих страхах?

- Фросенька, ведь война в Афганистане всё ещё продолжается, а он службу в армии не проходил, семьи официальной нет, детьми не обзавёлся.

Фрося закусила кулак - вот цена того аборта и не желания Тани разыскивать своего бывшего мужа, чтобы официально с ним развестись.

Фрося не стала ничего пока предпринимать, надо было дождаться Семёна и уже вместе решать насущные проблемы.

Хорошо сказать, решать, но не известно в каком состоянии духа он явится и на сколько будет готов делиться с матерью своими планами на будущее.

Под вечер позвонил Олег и от этого звонка настроения у Фроси не добавилось.

- Олежка, не томи душу, я потом расскажу о себе, а пока выкладывай, что у тебя слышно с той комиссией и всё, что с ней связанно.

- Фросенька, дела швах, полностью от полётов не отстранили, но с дальних следований сняли и окончательно уже решено, что буду на кукурузнике местную авиацию обслуживать, на базы поставлять оборудование, продукты, посылки и письма.

Ну, ещё кого-то туда доставлять, кого-то забирать, короче, мрак, да и только.

- Олежка, а, как мы теперь будем встречаться?

- Ума не приложу, вот в ближайшее время вырвусь к тебе на несколько дней, а потом, как это буду делать совершенно не представляю, ведь и зарплата упадёт и коммерции нашей приходит каюк.

Погрустневшая Фрося решила перевести разговор на другую тему, потому что в этом вопросе ни одному, ни другому добавить было нечего, как и однозначно определить

общее будущее.

- Олежка, а, как к этому отнеслась Вика?

- Фросенька, я ей пока ничего не говорил, но она что-то чувствует и пытается у меня дознаться.

Я стараюсь при ней не показывать своё плохое настроение, но разве от неё что-то скроешь.

- Олежка, у неё что-то изменилось по сравнению с тем, как она себя чувствовала два года назад после посещения Касьяна?

- К сожалению, да, ведь этим летом надо было опять лететь на Украину и добираться до этих Кобеляк.

Ей стало хуже и намного?

Фросенька, давай переменим разговор.

Фрося услышала какую-то возню, доносившуюся в трубке и поняла, что, наверное, сиделка привезла Вику с прогулки и разговаривать открыто Олег сейчас не может.

Они быстро свернули беседу, распрощались и Фрося положила трубку.

Она не разочаровалась в своём мужчине, Олег был чутким и внимательным человеком, и нежным любовником, но между ними была стена и не каменная, а намного прочней и,

собственно говоря, непреодолимая, между ними находилась Вика, несчастная женщина, прикованная тяжёлым недугом к постели.

Два года назад Фросе удалось у знающих людей выяснить, всё, что только можно было разузнать о великом костоправе Николае Касьяне - врач-остеопат и мануальный терапевт, народный врач СССР, заслуженный врач Украины, академик Украинской Академии Наук...

Все эти высокие звания не произвели на Фросю большого впечатления, главное, она встретила людей, которым этот чудо-целитель реально помог и именно с проблемами

переломов позвоночника.

Олег очень боялся травмировать психику Вики очередной неудачей, но Фрося настояла и два года назад они с большим трудом добрались до этого не большого украинского города, где принимал своих пациентов великий доктор Касьян.

От Мурманска до Киева Олег с Викой долетели на самолёте аэрофлота, а там их встретила на своей машине Фрося.

Трудно описать без слёз ту встречу - Фрося, когда увидела, как Олег вывез на коляске из здания аэропорта ещё достаточно молодую и симпатичную женщину, на лице которой живыми фонариками светили уставшие после тяжелейшего перелёта серые, пытливые глаза, чуть впервые в жизни не упала в обморок.