Я им и говорю, как ты меня учила, что это не фирма, а подделка, поэтому и цена такая.

Думала, что они из ментовки, душа в пятки ушла, а они мне заявляют, что готовы партиями у нас покупать по семьдесят рубликов за пару.

- Настюха, а ты что?

- А я что, а я что, как ты мне и говорила, нет у нас партий, лепим по штучке в день, но, похоже, они мне не поверили.

- Так, так, с джинсами на базар в Москве больше не суёмся, представляешь, а вдруг они и в самом деле из ментовки, и если бы ты их шугала по двести, то была бы полная задница,

замели бы за аферу или фарцовку, и срок впаяли бы не шуточный, как пить дать, а потом доказывай, что ты не верблюд, а так кустарщина, от силы штраф впаяют.

- Фросенька, голубушка, а чем мы тогда торговать будем или нашему бизнесу каюк?

- Почему каюк? Аня нас ещё не бросила, она больше нашего в этом деле заинтересованная.

Будешь здесь в Москве стоять и подторговывать легонька, сотню всегда для себя наваришь.

- А, ты?

- А, я иногда буду с тобой делать набег от Смоленска до Москвы и на безбедную житуху мне хватит, а дети в моей помощи, слава богу, не нуждаются.

В середине мая Фрося, наконец, обнаружила в почтовом ящике конверт с государственным гербом.

Вскрыв его дрожащими руками, в предчувствии получения давно ожидаемого вызова, поняла, это не то, что она с таким нетерпением предвкушала, в её руках было извещение о том, что гражданка такая-то, вызывается туда-то, по делу такому-то, время приёма и роспись.

Нет, не всё так просто, как убеждал её Андрей, грехи, минувшие нам всегда напоминают о себе, придётся держать ответ, только пока непонятно какой и за что.

К назначенному времени она подрулила на площадь Дзержинского, где её встретил знакомый уже памятник железному Феликсу.

Без малого десять лет назад, она побывала в недрах этого серьёзнейшего советского учреждения вместе со своей Анюткой, теперь её поджидала встреча с офицером из органов государственной безопасности по личному вопросу.

На этот раз у неё не было того внутреннего страха, который она испытывала десять лет назад, по-видимому, потому, что на сей раз, это не касалось судьбы её ребёнка.

Хотя, как знать, вот откажут в гостевой визе и, что тогда...

Ничего существенного с тех пор не изменилось - та же проходная, та же проверка документов и выписанный пропуск с номером кабинета, фамилией, именем и отчеством следователя.

Фрося отыскала нужный ей кабинет и смело постучала в дверь, на которой прочитала - майор Васильев Юрий Николаевич.

Про себя она усмехнулась, какой ещё простой советский человек столько раз посещал это страшное для всех обывателей заведение, как это делала она.

Ведь, начиная с послевоенных лет, ей пришлось часто обивать пороги строгих начальников в органах госбезопасности.

Внутри кабинет ничем не отличался от многих других, в которых Фросе посчастливилось и не очень, побывать за свою уже достаточно долгую жизнь.

За столом сидел не выразительной наружности довольно молодой человек в штатском костюме, с неброским галстуком и скромной причёской.

- Здравствуйте, Ефросинья Станиславовна!

Я сразу же узнал Вас по фотографии, прошло столько лет, а вы мало, чем изменились, похвально.

- Здравствуйте!

- Я не думаю, что Вы вызвали меня обсудить мою внешность, хотя не скрою, приятно слышать комплименты, а тем более, в таком серьёзном заведении.

- Присаживайтесь, пожалуйста, разговор нас ожидает долгий, а теперь мне кажется, что ещё более интересный, чем я ожидал.

Фрося присела на стул напротив молодого человека, и они несколько секунд через разделяющий их стол, изучали друг друга.

- Ефросинья Станиславовна, для Вас, по всей видимости, не является секретом, причина, по которой мы вызвали Вас сюда.

- Нет, не является, хотя надеялась получить разрешение на поездку к дочери без посещения вашего заведения.

- Ефросинья Станиславовна, на сей раз от Вас не требуется никакого признания и сведений, мы сами в полной мере располагаем всеми интересующими нас фактами из вашей не

простой биографии.

- Тогда, тем более, не понимаю, чем нынче вызвано моё присутствие здесь?

- Не могу быть с вами до конца откровенным, но некоторые моменты всё же проясню - я внимательно изучил папку с вашим личным делом и для наших органов, а мы представляем государственную структуру, которая отвечает за безопасность нашей страны.

Нам легко удалось выяснить, что у Вас далеко не всё прозрачно, что обязывает нас не удовлетворить Ваш запрос.

- Вы, мне отказываете?

- Ефросинья Станиславовна, прошу Вас спокойно отнестись к нашему разговору и заранее так сильно не расстраиваться, а то Вы так побледнели, а мы только начали нашу беседу.

- Я не очень Вас понимаю, если мне отказано на выезд в гости к дочери, то о чём нам разговаривать?

- Вот, о вашей дочери и не только о ней, а и о ваших сыновьях мы сейчас и поговорим.

Фрося заёрзала на стуле, в голове стаями растревоженных птиц понеслись в разнообразных направлениях мысли, но она тут же взяла себя в руки.

- Юрий Николаевич, разве с моими детьми, что-то не в порядке?

Я, как смогла всех их подняла на ноги в тяжёлые послевоенные годы, так уже у меня сложилось, что прожила всю жизнь без мужа, но мои дети достойно вышли на

самостоятельную дорогу, получили хорошее образование и соответственно ему заняли своё место в обществе.

- Ефросинья Станиславовна, не кипятитесь, ваша дочь, а точнее, приёмная дочь, заняла достойное место, но в государстве, с которым у нашей страны далеко не дружеские

отношения.

Её муж, в своё время, был осуждён на большой срок за деяния, противоречащие устоям нашего государства.

Это я Вам, назвал очень даже мягкую формулировку.

- Товарищ офицер, моя дочь официально пять лет назад развелась с этим субъектом, и почти сразу же, как он появился в Израиле, они окончательно порвали отношения, если надо, я попрошу дочь, и она пришлёт соответствующие документы.

- Не стоит, эту информацию мы можем пробить и по своим источникам, но я Вам охотно верю.

Уважаемая Ефросинья Станиславовна, ваш поступок во время войны, речь идёт о спасении еврейской девочки от рук фашистских карателей, смело можно поставить в разряд героических.

У нас в стране пока такие случаи не стали предметом восхищения, поклонения и поощрения, но...

- Но я же не прошу меня наградить, я прошу дать мне возможность через десять лет после разлуки прижаться к груди своей дочурки.

- Вашу дочурку, между прочем, никто из нашей страны не изгонял, она сама добровольно, а ещё и со скандалом покинула Родину.

- Юрий Николаевич, мне придётся Вам напомнить, что моя Анютка стала жертвой вероломного поведения своего бывшего мужа, а скандал, о котором Вы говорите, уже произошёл, когда моей дочери были перекрыты все пути в нашей стране в области медицины.