И Лера тоже почувствовала себя счастливой. Радостные глаза близких вселили в нее уверенность, что в конце концов и у нее все будет хорошо: Игорь найдет ее, они будут счастливы и никогда больше не расстанутся.
«И чего они стесняются? — думала Лера, наблюдая за отцом и Катериной. — Надо наслаждаться каждой минутой, а не скрывать своих чувств!»
Но объяснить поведение Кати и Валерия было не сложно: они сами еще не освоились в новой ситуации и не хотели стеснять Леру.
А Лера, в свою очередь, не хотела мешать отцу и подруге: ведь они только-только все расставили по местам, а им предстояло расставание. Поэтому Лера попрощалась с отцом в клинике, где она все еще жила, находясь под наблюдением врачей.
Провожать Валерия в аэропорт поехала Катерина. Провести часы, оставшиеся до расставания, вдвоем им было необходимо.
Отец уехал. И в несколько часов, прошедших после того, как он обнял дочь и сказал, что любит ее и они скоро встретятся, Лера окончательно утвердилась в решении: «В Питер ехать необходимо».
Необходимо, потому что оставаться в Москве Лере нельзя. В Москве она не выдержит. Не выдержит точно так же, как не выдержала только что.
Лера решилась поехать к дому Игоря одна, хотя обещала Катерине этого не делать, обещала обязательно позвать подругу с собой. Но спустя несколько часов после ухода Кати и отца Лера почувствовала неудержимое желание поехать туда, где всего два месяца назад она была счастлива…
Ничего не изменилось. Лишь деревья теперь были голые, и небо было затянуто серыми тучами. Да еще ветер был сильнее и холоднее, чем в сентябре.
Лера отпустила такси именно там, где Катерина высадила ее в тот солнечный день. Она перешла перекресток и остановилась, глядя на большую скульптуру, отважно выдерживающую порыв обжигающего ветра. Потом перевела взгляд на гигантское колесо обозрения — больше года назад она с Игорем каталась в одной из кабинок этого колеса. Больше года назад Игорь понял ее и отпустил. А вот теперь… Для этого Лера и поехала — она должна была знать, на месте ли ее письмо к Игорю, которое Катерина прикрепила к двери. И если письма там не окажется, то надеяться больше не на что. Если Игорь забрал письмо, то это означает, что он не понял ее ухода и не простил.
Лера шла вдоль металлической ограды, отделяющей ВВЦ от улицы, и вспоминала, как совсем недавно она проезжала по этой улице и была уверена, что через пару часов вернется к Игорю. Ей всего лишь нужно было забрать паспорт. Паспорт она забрала, но вернулась сюда только через два месяца…
Вспыхнул зеленый свет, и Лера поспешно пересекла улицу, стремясь побыстрее скрыться во дворе — там не было ветра.
Здесь было тихо и так же безлюдно, как и два месяца назад. Лера остановилась, пытаясь унять сердцебиение. Ну ничего, лучше уж знать, стоит ли ей на что-нибудь надеяться или же мосты сожжены.
Поднимаясь на четвертый этаж, Лера заметила, что она становится спокойнее. Будто каждая преодоленная ступенька делает ее сильнее.
И вот Лера завернула к последнему лестничному пролету. Еще несколько ступеней и…
Письмо было на месте.
Конверт, тщательно прикрепленный скотчем к обивке двери, был именно там, где и говорила Катя. Письмо было на месте, а это означало, что Игорь не приезжал сюда.
Лера подошла к двери и, присев, провела по конверту. Значит, Игорь считает ее погибшей? И значит, ему настолько тяжело, что он не в силах вернуться туда, где когда-то был счастлив?
Или?..
В любом случае она причинила Игорю боль.
— Прости меня… — Лера заплакала, прислонившись лбом к двери. Она поглаживала обивку, будто это успокоительное движение могло сгладить или облегчить страдания Игоря. — Если бы не мое слишком правильное поведение… Если бы я думала в первую очередь о нас…
Она и думала о себе и об Игоре, не желая осложнений в их будущей жизни. Она хотела жить мирно и счастливо. И к чему привели все ее старания и понимание Игоря?
Ее добродетель не нашла отклика. Ради покоя бабушки она пожертвовала своим счастьем.
И единственное, что оставалось Лере, — это надежда. Надежда на то, что все будет хорошо.
— Знаешь, у нас будет малыш. — Лера продолжала всхлипывать, сидя на коленях перед закрытой дверью. — Мы назовем его Игорем…
Горячие соленые слезы текли по измученному болью и тоской лицу Леры. Как же она хотела услышать звук шагов Игоря, хотела, чтобы этот ужас одиночества закончился…
Но по лестнице никто не поднимался — в подъезде было так же тихо, как и во дворе дома, где она была счастлива…
Бездна одиночества все плотнее обступала Игоря, укрепляя возведенные ею стены. Игорь смотрел на мир, словно сквозь целлофановый пакет — размытая реальность, которая не имела для него никакого значения. Он даже не сказал бы, какого цвета стены в его кабинете, и не заметил бы, поменяйся у него секретарша. Единственное, на что Игорь был способен, — это подписывать документы, которые ему время от времени приносил Миша.
Все дни он проводил в своем кабинете. Он смотрел на единственную фотографию Леры, которая была сделана в Сочи. Он смотрел на игрушечного желтого медвежонка, держащего в лапках горшочек. Он открывал крышечку бархатной коробочки, в которой лежало кольцо с сапфиром. Это кольцо он не успел подарить Лере: переволновавшись, он забыл его на рабочем столе, накануне их встречи.
Михаил ежедневно заставал Игоря переводящим взгляд с фотографии на игрушку и то и дело открывающим футлярчик с кольцом. И с каждым днем Мише тяжелее было видеть слезы, все чаще появляющиеся в глазах Игоря…
И однажды Михаил попытался вытянуть друга из бездны одиночества.
Игорь подписал очередную бумажку. И в очередной раз, приподняв крышечку футлярчика, погладил камень.
— Знаешь, Мишка, я все выше поднимаюсь по лестнице, ведущей вниз. — Крышечка со звонким хлопком закрылась. — Этот камень потускнел, ему некому дарить свою энергию…
— Игорь, ты должен встряхнуться, жизнь не закончилась! Я не позволю тебе идти по этой чертовой лестнице, о которой ты говоришь! Игорь…
Но Миша осекся: Игорь, привстав и перегнувшись через стол, смотрел на него с лютой ненавистью. Кожа Игоря побелела, на лбу появилась испарина, а губы дрожали.
— Убирайся вон, пока я тебя не убил!!!
Это был вопль раненого зверя.
Но Миша уходить не собирался. Он как никто понимал, что творится у Игоря на душе. Ведь девять лет назад он жил в такой же пустоте, когда потерял невесту.
— Тогда за каким чертом ты вытянул меня из такой же вот пропасти девять лет назад?! — Миша оперся кулаками о стол, и его взгляд вцепился во взгляд Игоря. — Я тоже тогда хотел сдохнуть, а ты приехал и… Зачем ты это сделал?!
— Извини, — Игорь сел, пряча лицо в ладонях.
Вот так причудливо переплелись их жизни, отмерив друзьям и счастья и горя поровну — ни больше ни меньше.
— Мишка, если Лера забеременела в тот день, то уже была бы на третьем месяце. Нашему малышу уже было бы девять недель, — прошептал Игорь, не отнимая ладоней от лица, по которому катились слезы. — Они похоронили ее вместе с нашим ребенком…
Миша лишь покачал головой — мысли о ребенке не покидали Игоря, делая его несчастье еще горше.
— Игорь…
— Уже пятьдесят четыре дня прошло… Говорят, что после сорока дней становится легче. — Игорь еще сильнее прижал ладони к лицу, но слезы не иссякали. — Сорок дней было две недели назад, но мне легче не становится… Я вообще не понимаю, зачем мне так существовать… Мишка, я не хочу…
Но Игорь не договорил — мощный удар кулаком по столу заставил его вздрогнуть и взглянуть на друга.
— Ну, это мы еще посмотрим, хочешь ты жить или не хочешь! — Миша еще раз грохнул кулаком по столу. — Я заставлю тебя хотеть жить, Игоряныч! Заставлю!!!
Глава 37
Лера с трудом заставляла себя не смотреть на сияющую огнями Москву, неспешно проплывающую за окнами купе. Как ни тягостно было на душе, но уехать из родного города Лере пришлось. Пришлось, потому что теперь она была не одна и должна была прежде всего думать о ребенке.
