- Устала?

- Немного, и переживаю из-за олимпиады, - соврала девушка, чтобы скрыть истинную причину своего никчемного ответа. - Здесь жарко, правда?

Она сняла пиджак и аккуратно повесила его на спинку стула, отклонившись при этом так, что легонько коснулась плечом его груди.

- Я не заметил.

- Ты черствый, у тебя шкура как у морского льва. А кстати, к какому семейству они относятся?

- Ушастые тюлени. Это что намек?!

- Тебе решать.

Она расстегнула на своей рубашке верхнюю пуговицу и легким движением провела пальцем по шее до ушка и поправила свою сережку. Этот невинный жест, неосознанный как ему казалось, взбудоражил его чувства. Ему пришлось сходить за кофе, чтобы немного успокоится и решить сверхважную на данный момент дилемму - придушить ее или все-таки ограничиться поцелуем. Его тянуло к ней, это было очевидно, но был и страх - а имеет ли он право впутывать ее во все это, в свою жизнь, а захочет ли она остаться, когда узнает?

Когда он пришел, то увидел, что она пересела за его парту и разглядывала его записи, слегка покусывая ровными зубками карандаш. Желтый свет ламп делал ее волосы рыжеватыми. Он прикусил губу, в попытке удержать нелепую глупую улыбку. Она подняла свою хорошенькую головку, и по выражению он понял, что она действительно читала. Игорю пришлось сесть рядом.

Заметил он и как она поправила юбку, чуть-чуть подняв ее на секунду и оттянув еще больше вниз. Да, ножки у нее были стройные, красивые, соблазнительные и ему не следовало бы убеждаться в этом еще раз, тем более, когда она была так близко к нему. Но его терпение лопнуло только тогда, когда она, как бы невзначай, расстегнула еще одну пуговицу на блузке, и он увидел краешек нижнего белья. И этот крохотный запретный кусочек белоснежной кружевной ткани подействовал на него как тройная доза Виагры. А то, что делает она это все вовсе не случайно (он не сразу это понял), а очень даже намеренно, только еще больше взбудоражило его. Ему следовало бы уйти, но соблазн оказался слишком велик. Эта девушка приглушала его силу воли. Он не мог сопротивляться, да уже и не хотел этого. Внезапно он поверил со всей силой влюбленного сердца, что они справятся. Что он сможет ее защитить.

- Идем со мной, - неожиданно для самого себя сказал он.

Он собрал учебники, тетради. И взяв ее за руку, повел к выходу из корпуса. Стемнело. Накрапывал мелкий дождик. Они пробежали пару метров до следующего корпуса. Двери были закрыты, сигнализация тускло мигала красным светом. Парень набрал длинный код, и огонек потух, потом открыл дверь массивным ключом.

Зал, подобно живому существу, выдохнул им в лица знакомый насыщенный аромат цветов. Это было самое замечательное место, наверно, во всем городе. В зале царил почти мрак. Из дальнего угла по всему помещению разносился тусклый фиолетовый свет фитоламп, делая помещение нереальным, потусторонним. Игорь прошел вдоль стены и включил тусклый настенный свет, рассеивающий ядовитый фиолетовый цвет, делая его более земным, приятным для глаз. На потолке лианы переплетались, отбрасывая причудливые тени и казалось, что среди них извиваются змеи. Повсюду были растения. Зимовник раскидал свои темно-зеленые и бардовые листья. На тонком раздвоенном стебле возвышались темно-бардовые, почти черные цветы. Декабрист был полностью усыпан ярко-розовыми цветами. Вдоль стены, там, где горели лампы, за белой металлической решеткой росли ядовитые растения. Тут была и белладонна вся в цвету, и невзрачный аконит, дурман с уснувшими оранжевыми бутонами, ползла по прибитой к стене подпорке разросшаяся кураре без цветов и плодов, но с яркими сочными листьями. Афина с восторгом рассматривала цветы, стараясь запоминать их латинские названия. Игорь подсказывал, как называется то, или иное ядовитое вещество, содержащееся в листьях, плодах, корнях или во всем растении. Благоухание, витающее в комнате, одурманивало. Каждое случайное касание Игоря опьяняло девушку, а от его голоса каждый раз по спине пробегали мурашки.

Отдельно ото всех, тоже за решеткой, отгороженный от всех остальных растений, в квадратном большом цветочном горшке стоял куст, усыпанный белоснежными крупными бутонами. Несколько полураскрытых бутонов на верхушке под действием света чуть встрепенулись и медленно, едва заметно человеческому глазу, начали распускаться. Девушка сначала и не заметила поначалу. Только спустя какое-то время, осмотрев изогнутый ствол, гибкие ветви, тонкие вытянутые листья как у ивы, только длиннее, и крупные бутоны, а где-то еще только почки, и вернувшись обратно к верхушке, она заметила, как чуть отодвинулись маленькие чашелистика, выпуская алебастровые, прозрачные лепестки. Цветы были похожи на пионы, и в то же время лепестки ощутимо отличались твердостью, сочность.

- Они распускаются, - выдохнула девушка потрясенно.

- Да, его цветы не распускаются во тьме, только на свету. Довольно символично, на мой взгляд. Если держать его в темноте или хотя бы в недостаточной освещенности больше недели, растение погибнет. Оно очень ядовито, осторожно. Не дотрагивайся.

- Я никогда не встречала подобных растений. Как оно называется?

- Я еще не придумал.

- То есть это ты его вывел?

- Да. Сок обладает уникальными свойствами, но я еще не до конца выяснил какими именно. У меня ушло несколько лет, чтобы просто создать его, и еще год, чтобы заставить его цвести.

Он говорил о растении, словно о живом, не просто о живом организме, а так, как говорят о любимой собаке. И тут до девушки долетел слабый неприятный аромат, и она тут же его узнала: именно так сегодня пахло в лабораторной и именно этот запах иногда окружал Игоря.

- Он куда опаснее, чем кураре, но его можно использовать в медицине. Это будет прорыв. Мне осталось совсем немного.

- Он великолепен.

- Да.

Он развернул девушку за плечи к себе лицом. Она была прекрасна в этом окружающим ореолом свете. Такие яркие глаза, нежная кожа.

- Только это секрет, - прошептал он, проводя руками по ее рукам и переплетая их пальцы.

Он стоял так близко, что, девушка сразу же забыла, что хотела сказать. Они оба задержали дыхание, боясь спугнуть зыбкий момент, вглядываясь в глаза друг друга, ища ответы на незаданные вопросы. Игорь вдохнул дурманящий аромат ее волос. Близость уничтожила весь остаток разума, и подавшись порыву, Афина коснулась его губ. Прикосновение опалило обоих. Он обнял и притянул ее к себе, отвечая на поцелуй со всей страстью, вливая в него всю переполняющую нежность, которую испытывал к этой девушке. К его девушке! Время перестало существовать. Тепло разлилось по телу, концентрируясь где-то ниже живота. Сердце бешено колотилось. Мысли исчезли. Разум оставил тела во власти чувств. Он прижимал ее к себе еще крепче, и она растворялась в нем, впитывала его дыхание. Он оторвался от ее губ, скользнул по щеке, шее, расстегнул две верхние пуговицы ее шелковой рубашки, приник губами к оголившемуся плечу; другая рука скользнула под рубашку, поглаживая ее спину, двигалась медленно вверх, наткнувшись на застежку лифчика; потянула - застежка поддалась. Афина не сопротивлялась, слишком сильные были эмоции, слишком сильно желание чего-то неизведанного сладкого, слишком уверенные были его твердые от напряжения, ласковые руки, умопомрачительно-нежные его жаркие губы. Слишком болезненно-сладостные были ощущения его обжигающей ладони на ее груди, чтобы их вынести.

Трудно было сказать, сколько прошло времени - секунды или часы - когда Игорь отстранился. Но девушка все еще была в его объятиях. Она положила голову ему на грудь, вслушиваясь в неровное биение его сердца. Его близость сводила ее с ума, затуманивала разум, оголяя инстинкты.

Он нехотя застегнул лиф, натянул почти сползшую рубашку ей на плечи. И только теперь, держа ее в объятиях, Игорь понял, что он чуть было не натворил. Слишком сильные эмоции она возбуждала в нем, слишком она была умна, слишком весела, слишком жизнерадостна, слишком красива, слишком хороша, чтобы он мог ее отпустить. Она была идеальной, идеальной во всем, но только для него - вот что он чувствовал в тот момент, момент, когда чувства полностью затуманили разум. И подавшись порыву, он просунул руку в решетку и тихо шепнул - смотри. Афина развернулась и увидела, как он легонько, нежно коснулся самого близкого к решетке совсем еще не раскрывшегося бутона, плотного, недоразвитого, которому необходимо было как минимум неделя для того, чтобы расцвести. И бутон на глазах стал расти, лепестки раскрывались и превращали бутон в самый прекрасный цветок из всех, что когда-либо довелось увидеть девушке. Крупный, свежий и чистый в своей безукоризненной белизне. Запах усилился.