Уже сидя на заднем сидении автомобиля, напустив приторно-веселый вид, едва сдерживая слезы Афина решилась спросить:

- Отец, а куда вы все-таки едете?

- Афина, - раздраженно ответил отчим, - мы с матерью уже тебе говорили, что не можем взять тебя сейчас с собой - мы будем много работать. Точка. Мы привезем тебе подарок - обещаю.

Девушка отвернулась к окну, невидящими от сдерживаемых слез глазами уставилась на проплывающий мимо заснеженный пейзаж. Трещина надломилась и ее жизнь в миг разлетелась на тысячу острых осколков-воспоминаний, безжалостно впившихся в ее сердце. Пелена спала с глаз и всё, что раньше девушка так упорно не замечала, теперь так ясно, отчетливо, резко, мучительно вырезалось из ее памяти: бесконечные няни - строгая, педантичная и сдержанная женщина средних лет; молодая, беловолосая, наивно-добрая девушка, скорее всего студентка, невыносимо скучная женщина преклонного возраста с крашенными черными волосами и большой родинкой на носу и множество других знакомых лиц так болезненно четко врезавшиеся в память, только потому что проводили с Афиной дни напролет, отводили и забирали из садика, водили в кукольные театры, на детские праздники, зоопарки, цирки, карусели; а потом появились гувернантки, водившие в театры, оперы, балеты, репетиторы по нелюбимой математике, логике, ненавистной экономике, информатике, которую девушка понимала с трудом и считала жутко скучным уроком; художественная школа; время проведенное за самостоятельным изучением иностранных языков в надежде увидеть гордость в глазах отца и матери, соглашающихся на то, чтобы она поехала с ними и даже, может быть, иногда, работала переводчиком и помогала вести бесконечные переговоры... Три языка Афина знала не хуже родного. И самые драгоценные воспоминания о счастливо проведенных часах с родителями казались теперь издевательски-болезненными, тягостными. Шахматные дуэли с отчимом; он никогда не играл с дочерью в детские игры, только шахматы; одобрительно кивал на умный ход, сердито щурился на неосмотрительно оставленную ею фигуру - он не играл с дочерью, он только учил ее, проверял ее ум, и иногда сдержанно хвалил, иногда холодно молчал, иногда неловко трепал волосы на макушке - самое теплое проявление отцовской любви; а маленькая Афина воспринимала все ласки с энтузиазмом восторженного щенка, а холод - как удар плетью. Иногда родители водили дочь на карусели, в цирк или еще куда-нибудь, но большую часть этого времени умудрялись проводить вдвоем в ближайшем кафе или тут же на лавочке, но неизменно вдвоем, пока Афина неподалеку играла с другими детьми, каталась на каруселях, рассматривала огромные аквариумы с рыбами; она всегда любила наблюдать за родителями, за их счастливыми лицами, смехом, смешанными поцелуями, в те минуты, когда они оставались вдвоем они светились от переполнявшей их любви и тогда, не всегда, а лишь иногда Афина бежала к ним, бросалась в объятия матери или отца и совершенно не замечала, их раздражения через десять минут после ее прихода, а иногда не было даже этих счастливых десяти минут. Но Афина не хотела этого замечать - для нее это были счастливые часы, а не десять минут. И подарки... их было слишком много, слишком дорогие, слишком пустые. Конечно в детстве она радовалась огромным плюшевым мишкам, кошкам, лисичкам, модным барби, велосипеду, потом - золотым сережкам, браслетам, кольцам, кулонам, телефонам... Откупались - эта мысль прошибла Афину как удар молнии. Таким образом, простой карандаш перечеркнул всю ее жизнь.

В тот день, она вылетела из машины даже не попрощавшись с отцом. Девушка отменила своих репетиторов и договорилась с новыми - по биологии, химии, хотя по сути нужды в этом не было - Афина была круглой отличницей, но именно эти предметы вызывали в ней живой интерес.

Репетиторы укрепили любовь девушки к этим двум предметам - биологии и химии. Неожиданно девушка осознала, что хочет делать в жизни и как. Что-нибудь существенное, весомое. А что может быть более благородного, чем помогать людям? Многим-многим людям, возможно уже утратившим надежду. Так родилась цель ее жизни, захватившая все ее существо. И первой ступенькой к ее вершине было поступление в биологический университет. Потом, она решила, отдаст все свое время, все силы на покорение этой науки и создаст нечто волшебное, какое-нибудь лекарство, возможно от рака, возможно для лечения генетических заболеваний. И у нее получится. Не может не получиться.

Об этом и думала Афина, стоя на балконе, наблюдая, как темнеет вечер и загораются звезды, а еще о том, что ей сегодня исполнилось восемнадцать. Волшебное число восемнадцать. Почти полгода она ждала этого дня. И сейчас прокручивала эту цифру в голове и пыталась с ней свыкнуться. Она придавала сил и решительности. Как говорил отчим "хочу - значит будет". "А я хочу, - думала девушка, - уйти из родительского дома, пусть такого роскошного и родного, и стать тем, кем требует стать сердце, а не расчетливость отца и матери". Восемнадцать - цифра свободы.

Мягкая прозрачная пушинка влетела в раскрытое окно. Девушка улыбнулась. "Откуда ты тут взялась?" Она вытянула руку, и нежный комок лег на ладошку. Афина уже собиралась сдуть неприкаянное чудо, как слабый звук, едва разорвавший гул вечернего города, заставил крепко сжать кулачок. Это был хлопок двери, слабый, почти трагический. И чудо распалось, рассыпалось, умерло. Даже не стараясь унять бешеный стук сердца, Афина с неизбежной смелостью шагнула в тень комнаты.

- Афина? Ты дома?

Голос матери был бодрый, звонкий, как всегда мягко-властный. И не успела пролететь ледяным ветерком эта мысль, дверь в ее комнату распахнулась, и вместе со светом ворвалась мама. Наверное, не существовало женщины красивее ее.

- Афина! У нас для тебя подарок. В жизни не угадаешь какой. Я едва дотерпела до твоего дня рождения, чтобы вручить тебе его...

- Но я с огромным трудом удержал твою маму! - подоспел отчим.

Настроение у них было выше отметки "лучше некуда".

- Какое совпадение. У меня для вас тоже.

Видимо мать не обратила внимания на слабый сарказм, потому что тут же произнесла:

- Наш первый!

Хотя отчим явно насторожился.

Он шагнул к дочери и протянул ключи от квартиры. "С днем рождения". Афина аккуратно взяла ключи и заставила себя улыбнуться.

- Вовремя, я как раз решила съехать.

- Ну что же, в твоем возрасте мы тоже рвали когти из родительского дома, - рассмеялась мама. - Но это еще не все. С сентября ты будешь работать в нашей фирме. Очень хорошее место. Узнаешь все тонкости...

- Нет, не буду.

- В смысле?

- Я поступаю на биологический факультет. Это решено. И работать буду потом по специальности. Биологом. В какой именно отрасли еще не решила. Думаю, это придет позже. А в вашей фирме я работать не буду.

Атмосфера изменилась мгновенно. Гнетущая тишина царапала ногтями по сжатому воздуху. Улыбка на лице матери медленно искривилась, выпрямилась, исчезла. Отчим хмурил брови. Он заговорил первым.

- Глупости. Может, ты на нас злишься?

- Нет. Я так решила.

- Глупости. Ты просто не понимаешь всей важности твоего положения.

- Афина, милая, - первый раз мать назвала ее "милой" и сама смутилась от этого слова. - Афина, ты не можешь пойти на биологический. Это нерационально, неправильно. Глупо.

- Я уже договорился. Тебя примут на экономический. Это решено.

- Нет.

- Нет, решено. Ты хоть понимаешь, каких трудов мне это стоило, и сколько денег я угробил. Да тебе даже экзамены сдавать не надо. Ты должна как минимум мне сказать спасибо.

- Я не буду поступать туда.

- Конечно не будешь - ты уже почти поступила. А знаешь, почему ты не откажешься? Потому что иначе я откажусь платить за твое образование! Иначе я выкину тебя из нашего дома! Иначе...

Афина еще ни разу не видела, как кричал отчим, а сейчас он был к этому очень близок и с каждым словом его голос становился четче, громче. Сердце девушки сжалось в комок. Промелькнула мысль, что если он ее ударит, мать не заступится. Но следующие слова резанули так сильно, что даже удар кнутом был бы не так болезнен.