И правда — вопль этот прозвучал куда страшней, чем выстрелы. Для современного человека, насмотревшегося бесконечных голливудских боевиков, выстрелы — дело вроде как бы и привычное, да и вообще сплошь и рядом в глушителе какого-нибудь дряхлого «газона» стреляет — куда там пистолету. Но вот такой вопль предсмертной муки… Думаю, не один я застыл сейчас как заледенелый, у всех здесь, думаю, сердце замерло.

Долго было тихо. Никто нигде не двигался, нигде не бахало и не вспыхивало пламя, слух начинал ловить обычные ночные звуки — мягкий шелест листьев, далекий-далекий гудок тепловоза… Глаза адаптировались к темноте — я старался не смотреть в ту сторону, где светили фары, и мир вокруг медленно-медленно выплывал из затемнения: черные кроны яблонь, черные двускатные крыши домиков отделялись от черноты неба… Где-то я читал, что опытные текстильщики различают до двухсот оттенков черного цвета… Над одной из крыш разглядел хрупкий скелет телевизионной антенны, небо за ней мне показалось каким-то буроватым — я не сразу сообразил, что смотрю в сторону Новоалексеевки, низкие облака над которой отражают желтый свет десятков тысяч окон…

И вдруг краешком глаза я поймал неясное движение — даже не движение, перемену в окружающей тьме. Я резко перевел взгляд — и успел заметить темный силуэт на фоне размытого от фар зарева.

В мою сторону медленно, бесшумно продвигался человек. И меня это обозлило — он не заледенел вместе со всеми от того вопля, не замер в ужасе перед голосом смерти, нет, он поспешил воспользоваться всеобщим смятением и оторваться от опасного места. Не знаю, может, он побывал на настоящей войне, и ему все это было не в новинку, и умел он сохранять ясную голову среди выстрелов и предсмертных криков — не знаю.

Но он пробирался в мою сторону, он мог свернуть в этот поперечный проезд, стараясь уйти от опасности, — и случайно наткнуться на Аську… Это наверняка кто-то из манохинских бандюг, иначе он не прятался бы и не уходил тайком от своих в темноту. И наверняка ему сейчас не до меня и не до Аськи, но он насторожен, как зверь, и какой-то внезапный звук может его спугнуть, а у него в руке оружие… ну да, вон какая длинная пушка. Это не «Макаров», это что-то здоровенное…

Я сидел, застыв на корточках, а он бесшумно приближался, и все вокруг было абсолютно тихо. У меня тоже был в руке пистолет, но я боялся даже спустить его с предохранителя, ведь тот сейчас насторожен как волк, услышит, а он-то из боя, у него-то пушка не на предохранителе…

Медленно, неслышно я встал и прижался спиной к забору. Теперь я не видел его, но слышал его осторожные шаги. Еще несколько секунд — и он вынырнет из-за забора, и если будет прижиматься к нему, как я, то наткнется прямо на меня…

А я? Что я сделаю?

Большой палец потянулся к предохранителю. Вот сейчас он вынырнет, я спущу предохранитель и сразу же выстрелю…

Рука пошла вверх — и дрогнула. Я вдруг отчетливо понял, что не смогу выстрелить в человека. Может, в схватке, в перестрелке на расстоянии, когда он далеко и больше похож на силуэтную мишень, но не так, с одного шага, глядя в глаза…

Шаги звучали все ближе и все чаще — он уже достаточно удалился от места засады, видно, решил, что тут его не услышат, он уже бежал, а я все еще не знал, что мне делать…

…Он прыжком вылетел из-за угла, и тут словно замедлился ход времени (я уже сталкивался с таким, когда случайно падал, — все как бы растягивается, успеваешь увидеть, и подумать много-много, и сделать), он мягко приземлился на вытянутую вперед левую ногу, она начала плавно сгибаться в колене, амортизируя прыжок, тело медленно проплыло мимо меня справа налево, и тоже медленно начало поворачиваться в мою сторону лицо, не видимое мне, черное, луна светила ему в затылок, и медленно вслед за движением головы начало разворачиваться ко мне тело и согнутая правая рука с большим пистолетом, а правая нога, сгибаясь, шла вперед, догоняя тело…

…И я вдруг сделал такое, что мне и в голову не приходило, что вытащило из детских лет подсознание и само послало приказ мышцам, не дожидаясь, пока со скрипом сработают мозги, — я подставил ему ножку! Вернее, поймал в воздухе его правую ногу носком кроссовки, чуть потянул на себя, он зацепился ногой за ногу — и с гулким ударом упал на землю.

И тут время вернулось к нормальному темпу.

Он упал, машинально выбросив вперед руки, и выпустил пистолет, который отлетел вперед на пару шагов. А я прыгнул на него сверху. Не знаю, что он был за тип и где тренировался, но он успел перевернуться на спину и встретил меня двумя выброшенными вперед ногами. Они ударили мне в живот, в солнечное сплетение, я взлетел в воздух, перевернулся через голову и успел понять, почему оно «солнечным» называется: в глазах полыхнуло, словно вдруг среди ночи вспыхнуло солнце.

Но меня тоже когда-то тренировали. Я подогнул голову, сгруппировался, приземлился плечами и перекатился вперед. В глазах уже потемнело, но слышал я нормально — и различил громкий хруст справа, в груди. Ребро? Так громко? Да нет, это мобильник несчастный в кармане!..

Не знаю, сколько я сидел, но, думаю, совсем немного — что-то меня словно толкнуло, я перевалился вбок, с разворотом, и, как учили когда-то, покатился, вытянувшись в одну линию, вытянув руки вперед, и оказалось, что они стискивают «Макарова».

А он успел подняться раньше меня, успел подобрать свою здоровенную дуру, успел выстрелить — полыхнуло желто-красным, грохнуло, мне в щеку хлестнуло землей, и я, продолжая катиться, опустил флажок предохранителя и нажал на спусковой крючок.

Пуля ударила ему в бедро, наверное, в кость, потому что его отбросило назад — и его вторая пуля ушла высоко вверх. А мой второй выстрел пошел намного выше, но я все-таки лежал на земле, расстояние между нами было каких-то три шага, и моя пуля попала.

Он упал на спину, откинув правую руку, — и застыл. Послышался хрип и бульканье. А потом там, у машин, снова ударили очереди и заглушили эти звуки.

Я сел и начал вытаскивать из кармана куски разбитого мобильника — они кололи в грудь, и мне все казалось со страху, что то ли ребра поломаны, то ли пуля застряла…

И вдруг в лицо ударил яркий свет.

— Бросай оружие! Руки вверх!

Я, жмурясь, поднял руки и пробурчал:

— Да бросил уже без вас…

Откуда-то из темноты меня ухватили, подняли, быстро ощупали — карманы, подмышки, лодыжки, пояс, даже по спине провели. Появился второй фонарь, луч уперся в тело на земле, скользнул по лицу.

— И этот не наш, — сказал кто-то из темноты.

— Ты откуда тут взялся, мужик?

Меня чуть тряхнули, и я понял, что вопрос был обращен ко мне.

— Приехал…

— На чем?

— На бежевом «Москвиче». Там, в конце проезда стоит.

Чужие пальцы у меня на предплечьях чуть ослабли.

— К кому приехал?

— К Ивану Иванычу.

— А как он тебя зовет?

— Маугли.

— Все в порядке, ребята, отпустите человека.

Я встряхнулся, подобрал с земли пистолет и сунул в кобуру. Мне не препятствовали.

Луч фонаря соскользнул с моего лица, прошелся по земле под ногами.

— Это что за осколки?

— Мобильник раскололся, пока возились.

— Живчик, убери! — мой собеседник отвернулся от меня к убитому. — Это вы его положили?

— Я.

— Оружие регистрированное?

— Наверное — разрешение есть.

— Разрешение кто делал, СИАМИ?

— Да.

— А, тогда не страшно, пусть валяется…

— Не понял.

— Труп можно не прятать, по пулям ваше оружие не найдут. У ментов трассологический портрет на другой ствол… А этого вы знаете? Посмотрите.

Два луча фонарей сошлись на мертвом лице. На губах — темная пена, и темная струйка вниз ото рта… Я этого человека никогда не видел. Но потом обратил внимание на тонкий аристократический нос, впалые щеки, высокий лоб — и холодные светлые глаза… Штирлиц с глазами змеи, так Аська говорила…

— По-моему, это Кононенко, начальник охраны «Татьяны»…

— Король Артур?! Ну, вы в рубашке родились. Ладно, женщина ваша где? Целая? Сажайте в свою машину и выезжайте, пора мотать.