И на этот раз он оказался прав.
Как только из таможни вышла девушка, ради которой Мюллер почти семь часов в машине трясся, к ней подошел тот самый молодой костюмчик, что-то тихо на ушко сказал, дождался ответного кивка и увел ее на улицу.
Артур Митрофанович спокойно двинулся следом. Сам он в толпе не выделялся ни сложением, ни костюмом, да и лицо его, хоть и с почти классическими чертами, не поражало ни благородством, ни значительностью. Впрочем, негативных свойств характера в нем тоже не наблюдалось — обыкновенное серьезное лицо взрослого мужчины. Никто на него внимания не обратил.
Зато сам Мюллер отлично разглядел, как серый костюмчик раскрыл перед девушкой дверцу черной «Волги» — правда, в нарушение протокола не заднюю, а переднюю, — подождал, пока она усядется, аккуратно — без удара, но плотно — затворил дверцу, а сам сел за руль и мягко тронул с места.
«Волга» была приметная — черная, с тонированными стеклами и международными номерами.
Спецавтомобиль «Татьяны» — большой, но неброский «мерседес» десятилетней давности — неспешно отчалил от бровки тротуара и, не вырываясь из общего потока машин, двинулся следом.
Ладно, думал Кононенко, не век же они ее будут у себя в МИДе держать, в конце концов и домой отправят. Понятно, повыспрашивать им хочется. А что она может рассказать? Ну нарвалась, обжулил ее арап — но не раскрывался же он перед ней, всю подноготную не выкладывал. Хотя черт их знает — может, как раз и выложил: мол, не просто так ты, дурочка, к нам залетела, а продали тебя как корову, и назад тебе пути нет, и мечтать-надеяться нечего, что, дескать, родная держава выручит и спасет…
Он нахмурился. Да, не исключено. Нельзя ее туда допускать. А как не допустишь? От Заполья до столицы едва тридцать километров, машин на трассе полно, у людей на глазах ни на гоп-стоп не возьмешь, ни катастрофу не устроишь… Тем более Манохин велел, чтоб домой она попала целенькая и здоровенькая. Хм, а ведь язык она еще в посольстве должна была развязать — выходит, ничего особо страшного она там не рассказала, а значит, нечего ей было рассказывать. Хорошо, если бы так…
Тем временем черная «Волга» приблизилась к развязке в двух уровнях на перекрестке дороги к аэропорту и Восточной трассы. Сейчас нырнет под мост, вывернется по бублику вправо и выедет на трассу в сторону столицы…
Но «Волга» неожиданно потянулась в правый ряд и, мигая сигналом поворота, свернула на восток — неудачливую невесту везли прямиком домой, в родимый город, к родимой мамочке.
Артур Трофимович перевел дух. Ну, это совсем другое дело. Пятьсот кэмэ — дорога неблизкая, сейчас четыре, пока доедут, глядишь, и сумерки сгустятся, хоть в июне и поздно вечереет, а в сумерках мало ли что случиться может. Тем более с одиноким водителем, будь он хоть трижды из органов. Девчонка, пусть она ребеночек и крупненький, — девчонка и есть…
— Коля, — обратился Мюллер к водителю, — сворачивай на хауз, постепенно «Волгу» обойди, а перед Рыжовкой чуть сбрось газ, вроде бы перед постом ГАИ, и держись машин на десять впереди.
Коля и Витюша — ребята крепкие, умелые и проверенные. Да и себя самого Артур Трофимович со счетов не сбрасывал. Нет, одному водителю не управиться…
Мотор запел чуть громче. Теперь только два «жигуленка» отделяли «мерседес» от черной «Волги», в которой, невидные за темными тонированными стеклами, сидели, как было известно Мюллеру, плечистый водитель в сером элегантном костюме и высокая красивая блондинка.
Глава 20
ЗАСАДА
Снаружи начинало темнеть. Ира опустила глаза к светящемуся циферблату часов на щитке: девять пятнадцать.
За год в Махдене она уже отвыкла от сумерек — там-то темнело раньше и сразу. И от русской речи отвыкла — первые дни в посольстве все сбивалась. Да они и сами там пересыпают разговор английскими и местными словечками. Вот только здесь и почувствовала себя дома. Все говорят по-нашему, и надписи везде наши. Уже проскочили столб «Чураевская область». Ей как-то приходилось ездить по этой дороге, мальчики знакомые катали. Господи, неужели все может когда-нибудь вернуться, стать таким, как раньше?
Все — может, только я уже не могу. Я уже на людей совсем по-другому смотрю. Скажем, стюардесса в самолете — беленькая, тоненькая, лицо такое хорошее, доброе — а я прикидываю, какая она была бы там, на работе…
Или водитель вот этот — плечистый, осанка красивая, ведет себя корректно, а для меня он — клиент. Знает он что-нибудь или нет?
Она коротко вздохнула.
Ладно. Как-то устроится. Еще час — и дома. Мама… Ох, мама…
Интересно, хоть в первый вечер сможет она разговаривать по-человечески?
— А почему машин на дороге совсем мало стало? — спросила она — лишь бы не молчать.
— Сумерки — самое опасное время для водителя. Обманчивое. Вроде бы еще совсем светло, фары включать вроде ни к чему, но свет уже слабый. В такое время больше всего аварий происходит.
— А не ночью?
— Ночью в основном дальнобойщики ездят, они привычные. Соберутся в колонну — и гонят. Машины тяжелые, их так просто не остановишь, сметут…
— В каком смысле — не остановишь?
— А вы что — не знаете? Грабители…
— Ой… а мы… а вы не боитесь?
— А мы не боимся.
* * *
Артур Митрофанович еще раз огляделся. Так, все убедительно. Полный декорум. Скользнул взглядом по обочине. Ребят не видно. Коля под четвертым отсюда столбиком, Витюша метров на десять дальше…
Дорога, считай, пустая: минут восемь назад запоздалый «Запорожец» кое-как протиснулся между задком и столбиками — этот сумел, узенький, водитель что-то спросил невнятно, увидел в ответ вежливую улыбку и успокаивающий жест рукой — и укатил с легким сердцем от греха подальше.
Место хорошее — почти в самом низу длинного спуска сужение дороги, но разделительная полоса с газончиком кончается на десяток метров дальше…
Наверху, на фоне еще светлого неба, вынырнул темный силуэт с включенными подфарниками.
Они! Больше некому — специально следил. Ну что ж, все по плану. Он присел на корточки у вывешенного на домкрате левого переднего колеса и принялся орудовать баллонным ключом. Монтировка, вставленная концом в гнездо гидравлического домкрата, была под рукой.
* * *
Водитель «Волги» плавно притормозил и с досадой бросил:
— Эк угораздило его, черт побери!
Внизу, чуть не доехав до пропущенной под шоссе трубы, через которую в дождливую погоду сбегал ручеек, стоял «мерседес», развернутый почти поперек дороги. Он перегораживал всю полосу, передним бампером упираясь в бордюрчик разделительного газона.
— О-о, повезло парню! Выстрелила шина, тачку занесло, да еще как… Его счастье, что в бордюр уперся, а то вылетел бы на встречную, прямо под какой-нибудь «КрАЗ»… — В голосе водителя слышалось и сочувствие к невезучему коллеге, и досада на неожиданную помеху.
Действительно, «мерседес» было не объехать: дорога шла по довольно высокой, метра четыре, насыпи, справа круто вниз уходил откос, слева зеленел травкой разделительный газон с высоким бетонным бордюром.
Шофер «мерседеса» возился возле переднего левого колеса. Все дверцы машины были распахнуты настежь.
— Да! Одному куковать на дороге — хуже не придумаешь… Придется глянуть, надолго ли он там. А вы сидите, не вздумайте выходить.
— Да я хоть бы ноги размяла…
— Прошу оставаться в машине!
Он потянулся у Иры за спиной и защелкнул кнопку фиксатора замка.
— Поднимите стекло до отказа!..
«Волга» затормозила метрах в пятнадцати.
Мюллер покосился через плечо. Открылась левая передняя дверца, водитель вышел и направился в его сторону. Артур Митрофанович снова склонился над колесом и потянулся за монтировкой.
— Ну что тут у тебя, брат?
Но «брат» вдруг резко вскочил и замахнулся монтировкой. В тот же момент из-за склона насыпи выскочили двое здоровенных парней и бегом бросились к «Волге».
