На следующее утро, когда Ким зашел к Хелму, тот неохотно сказал, что посол сэр Морис Питерсон хотел бы пригласить Кима в воскресенье на прогулку на своей яхте «Макоук». «Почему вы не сказали мне, что знакомы с послом?» — укоризненно посмотрев на Кима, спросил советник. Киму пришлось объяснить, что знает посла по совместной работе в Испании. В воскресенье в одиннадцать часов утра Ким приехал на пристань Кабаташ, где стояла пришвартованной яхта посла. Вместе с Кимом на борту яхты оказалось еще несколько гостей, и потому он долго не мог переговорить с послом о деле. Только после обеда, когда гости любовались игрой дельфинов в водах Босфора, Киму удалось, наконец, остаться наедине с Питерсоном. Ким рассказал ему о цели своего визита в Стамбул. Посол внимательно выслушал Кима и задал всего лишь один вопрос: консультировались ли при этом с министерством иностранных дел. Ким заверил посла, что СИС обсуждала с министерством дело Волкова и Форин офис утвердил план действий, о чем говорится в письме советнику Хелму, которое Ким привез из Лондона. «Тогда не о чем больше говорить, — сказал посол. — Действуйте».
Вечером в воскресенье Ким вместе с резидентом Макрэем рассмотрел различные варианты установления контакта и проведения беседы с Волковым. Было решено сделать это через вице-консула Пейджа, поскольку Волков обратился именно к нему. В понедельник утром Макрэй пригласил Пейджа к себе в кабинет и Ким объяснил ему, что он должен был сделать, чтобы организовать в условиях строжайшей секретности встречу с Волковым. Пейдж рассказал, что он часто встречается с Волковым по консульским делам и будет вполне оправданно, если он пригласит Волкова к себе для делового разговора. Наконец, Пейдж снял телефонную трубку, набрал номер советского консульства и спросил Волкова. После короткого разговора Пейдж с недоумением положил трубку. «Странно, — сказал он. — Я спросил Волкова и мужской голос ответил, что Волков слушает. Но это был не Волков. Я отлично знаю голос Волкова, я говорил с ним десятки раз». Пейдж позвонил снова, но на этот раз ему пришлось ограничиться разговором с телефонисткой. «Она сказала, что Волкова нет, — возмутился Пейдж. — Ведь минуту назад она соединяла меня с ним». Ким и Макрэй смотрели друг на друга и не могли ничего понять. Наконец, Ким предложил повторить попытку связаться с Волковым на следующий день в надежде, что она будет более удачной.
На следующее утро Ким, Макрэй и Пейдж встретились вновь и Пейдж позвонил в советское консульство. Разговор был совсем кратким. «Что вы скажете на это? — сказал Пейдж с растерянным видом. — Я спросил Волкова и девушка ответила, что он в Москве». Услышав это, Ким понял, что случилось. Дело Волкова закончилось. Но Ким попросил Пейджа предпринять последнюю отчаянную попытку и посетить советское консульство, чтобы лично поговорить с Волковым. Пейдж был полон решимости до конца разобраться в этой непонятной для него истории и охотно согласился посетить русских. Через час он вернулся вне себя от негодования. «Ничего не понимаю, — сказал Пейдж. — Оказывается, никто даже не слышал о Волкове».
Ким принялся сочинять телеграмму шефу о провале своей миссии, видя главную вину этого в самом Волкове, поскольку тот преувеличил угрозу своей безопасности и настоял на том, чтобы переписка велась только почтой. За три недели, прошедшие после обращения Волкова, в его поведении могло произойти что-то такое, что выдало его намерения «Впрочем, все это только предположения, — писал Ким шефу, — и установить правду, по-видимому, никогда не удастся». Объяснения Кима были приняты, дело Волкова закрыто. Казалось, оно уже никогда более не напомнит о себе. Но у всех секретных служб долгая память. И дело Волкова еще всплывет на поверхность в один из самых трудных периодов жизни Кима Филби. И ему вновь придется держать за него ответ.
Менее чем через полтора года после памятного визита в Стамбул Киму опять пришлось отправиться на берега Босфора. В январе 1946 года Кима вызвал генерал Синклер и сказал, что ему предстоит возглавить резидентуру СИС в Турции с центром в Стамбуле. Это предложение не было неожиданным для Кима. Дело в том, что в соответствии с рекомендациями комитета по реорганизации CИС которая была осуществлена сразу после окончания войны, в основу укомплектования персонала разведывательной службы Англии был положен принцип разносторонней подготовки кадров, а не узкой специализации. Это означало, что все сотрудники СИС должны быть в одинаковой мере подготовлены как для работы в центральном аппарате в Лондоне, так и в резидентурах, как по линии разведки, так и контрразведки. Поскольку весь оперативный опыт Кима, приобретенный в СИС до этого времени, был связан с контрразведывательной работой в центральном аппарате, рано или поздно ему предстояло приобрести навыки разведывательной работы в резидентуре. Назначение в Турцию не вызвало возражений со стороны Кима, хотя ему, безусловно, было жаль оставлять свой стратегически важный пост начальника крупного отдела по борьбе с коммунистическим проникновением. Во-первых, он не мог отказаться от нового назначения, ибо это могло повредить его положению в СИС и в конечном счете неблагоприятно сказаться на возможностях добывать необходимую информацию для советской разведки. Во-вторых, его положение резидента в Турции открывало перед ним новые перспективы. Турция рассматривалась в то время СИС как главная южная база для разведывательной работы против Советского Союза и других стран Восточной Европы. Англичане и американцы готовили и проводили на южных границах СССР шпионские операции, и любая информация Кима об этих планах представляла большую ценность.
Ким прибыл в Стамбул в феврале 1947 года и сразу же приступил к работе под прикрытием первого секретаря английского посольства. Стамбул тех дней представлял идеальное место для шпионской деятельности западных разведывательных служб. Город был переполнен беженцами из стран Восточной Европы — болгарами, румынами, албанцами. В нем насчитывалось множество национальных общин, в том числе грузинская, армянская, которые имели широкие связи с родственниками и соотечественниками в Советском Союзе. Все это словно магнит притягивало к себе внимание секретных служб. Турецкие специальные органы, которые назывались инспекцией безопасности, прекрасно понимали это, но закрывали глаза на разведывательную деятельность англичан и американцев, зная, что она направлена исключительно против северного соседа и Балканских стран. Главным стимулом для турок были ежемесячные дотации, которые англичане и американцы выдавали отделениям инспекции безопасности под видом платы за наведение различного рода справок. Разумеется, эти дотации шли в карман старшим чинам контрразведывательной службы.
С двумя из них Киму приходилось непосредственно поддерживать рабочий контакт. Первый являлся руководителем генерального аппарата инспекции безопасности в Анкаре, а второй — начальником стамбульского отделения, которого Ким и его подчиненные называли между собой «тетей Джейн». По части интереса к деньгам «тетя Джейн» не отличался от своих начальников. Сохранение добрых отношений с начальником стамбульского отделения представлялось Киму делом более важным, поскольку большая часть его работы проходила в его районе. Кроме того, отделение «тети Джейн» поставляло англичанам некоторую информацию о положении в странах Восточной Европы, которую турки выкачивали из разного рода беглецов и контрабандистов.
Другим источником информации стамбульской резидентуры СИС были эмигрантские группы, состоявшие из выходцев Балканских стран. Многие из них очень быстро разобрались, что шпионаж может быть прибыльным делом. При встречах руководители этих групп обычно утверждали, что, прежде чем покинуть свои страны, они организовали там шпионские сети и изъявляли готовность предоставить своих «агентов» в распоряжение английской секретной службы, разумеется, при условии соответствующей оплаты их услуг. Бизнес на шпионаже в Стамбуле приобрел в те годы такой гигантский размах, что цена за информацию достигала миллионов. Часто после этого неосмотрительный покупатель убеждался в том, что эта информация была сфабрикована местными умельцами.
