Клейнман согласился, что получаемые сведения представляли собой совершеннейшую мешанину, однако высказал сомнение в том, что причиной этого была недостаточная жесткость допросов. Он описал царивший в подразделении хаос, когда вновь поступившие заключенные не подвергались эффективной предварительной проверке, а некоторые из тех, кто уже находился в заключении, похоже, не представляли никакого интереса с разведывательной точки зрения[900]. Однако в тактической группе хотели, чтобы Клейнман и его коллеги принимали непосредственное участие в допросах, и в итоге им был отдан такой приказ[901]. Вскоре Клейнман очутился в «Черной комнате» ΝΑΜΑ. «Я вошел в комнату для допросов. Она была выкрашена в черный цвет. В лицо допрашиваемому был направлен яркий свет. За его спиной стоял охранник… с металлическим прутом… которым он постукивал себе по руке, — вспоминал Клейнман. — Дознаватель сидел на стуле. Слева от него находился переводчик… допрашиваемый стоял на коленях… Дознаватель задавал вопрос, вопрос переводился, давался ответ, и, пока шел перевод ответа, допрашиваемого били по лицу… Так продолжалось с каждым вопросом и ответом. Я спросил у коллег, имея в виду побои, как долго это продолжалось. Они ответили, что работают приблизительно полчаса»[902].
По словам Клейнмана, он счел тактику, применяемую к заключенному, «прямым нарушением Женевских конвенций и действиями, которые могут быть классифицированы как военное преступление». Клейнман вспоминает, что заявил командиру подразделения специального назначения в ΝΑΜΑ, что его подчиненные вели себя «противозаконно» и систематически нарушали Женевские конвенции. Это не оказало никакого воздействия ни на командира, ни на коллег Клейнмана по JPRA/SERE. Начальник Клейнмана сказал ему, что исполнителям «было разрешено использовать при допросах методы SERE»[903]. По мнению Клейнмана, это был «противозаконный приказ». Он заявил: «Я не хочу участвовать в этом и думаю, что и другим тоже не следует поступать таким образом». Ему ответили, что заключенные не подпадают под действие Женевских конвенций, так как являются «незаконными комбатантами»[904]. Пытки продолжались.
Клейнман также вспоминал одного заключенного, которого пытались «сломать»[905]. Дознаватели решили разыграть его освобождение, вывезли к автобусной остановке, однако через несколько секунд снова схватили и вернули в ΝΑΜΑ. «Вырывавшийся человек был буквально внесен в бункер на руках двумя охранниками, — рассказывал Клейнман. — Двое моих коллег по SERE взялись за дело… Они сорвали с него одежду — не срезали, а именно сорвали… сорвали нижнее белье, отобрали обувь, надели на голову мешок. Затем они сковали кандалами его руки и ноги. Все это время они пронзительно кричали по-английски прямо ему в уши… о том, какой он отвратительный представитель рода людского… Затем ему приказали сохранять одну и ту же позу в течение 12 часов. Независимо от того, просил ли он что-то или умолял о помощи, охранники не должны были ничего делать, если только он не терял сознания».
Несмотря на возражения Клейнмана относительно применения в ΝΑΜΑ тактик SERE, и оперативно-тактическая группа, и начальство Клейнмана продолжали двигаться вперед. В сентябре 2003 г. они начали работать над «Концепцией операций» (CONOP) по «использованию» лагеря для работы с «особо важными целями»[906]. Как и «Проект плана разведки», разработанный годом ранее главным психологом SERE доктором Брюсом Джессеном для применения в Афганистане, новый документ предполагал использование «обратного конструирования» вражеских тактик проведения допросов, использовавшихся для тренировок американских военнослужащих. CONOP призывала «для наказания заключенных использовать в максимальной степени действия, противоречащие их культурным традициям». Менее чем через месяц после прибытия Клейнмана в ΝΑΜΑ он был отозван оттуда. По словам генерального инспектора Пентагона, причиной было то, что между военнослужащими оперативно-тактической группы и Клейнманом «возникали явные трения»[907]. Позже в своих показаниях сенату Клейнман сообщил, что понятие «трения» совершенно не отражает сути происходившего. По его заверению, военнослужащие оперативно-тактической группы угрожали его жизни в отместку за несогласие. Так, например, один из них, натачивая нож, посоветовал Клейнману «спать чутко», потому что здесь «с террористами не нянчатся»[908].
К пыткам в ΝΑΜΑ располагало и то, что военнослужащие, занимавшиеся захватом людей, позже имели доступ к задержанным ими лицам. По словам генерал-майора Миллера, иногда оперативники сил специального назначения даже привлекались для проведения допросов[909]. Это создавало обстановку, когда оставшаяся от боя ярость теперь выплескивалась в допросы, даже невзирая на то, что противник теперь был безоружен и находился в заключении. Малькольм Нэнс, бывший инструктор SERE, рассказывал мне: «Пленнику, взятому в бою, надо понимать, что схвативший его парень крайне расстроен тем, что, хотя и выиграл в перестрелке, но потерял несколько своих приятелей. Так что надо готовиться к порке. Все это очень просто»[910]. Еще хуже становится ситуация в том случае, когда солдаты из группы захвата в течение долгого времени имеют доступ к захваченным. «Один из военных принципов заключается в том, что, когда вы берете пленного, его надо лишить возможности бежать, а затем как можно быстрее отправить в тыл. Его надо забрать из рук захватившего его подразделения, — вспоминал о своем опыте офицер, служивший на другом фильтрационном пункте[911]. — Вот мы так не поступали. Мы держали его у себя до трех суток. А затем мы отдавали его под охрану тем самым солдатам, которых он только что пытался убить». Он вспомнил случай, когда один задержанный, который, как предполагалось, убил американского солдата, попал в руки приятелю погибшего, который отбил задержанному ногу бейсбольной битой.
Перри вспомнил о происшествии, случившемся вскоре после его прибытия в ΝΑΜΑ с человеком, которого обвиняли в финансировании деятельности аз-Заркави. Он был доставлен в лагерь, однако, как утверждалось, отказался выдать какую-либо информацию допрашивавшим его сотрудникам. «Я не принимал участия в допросе, а просто наблюдал… Это был своего рода садик, покрытый жидкой грязью. Туда был протянут шланг, — вспоминал Перри, добавив:
Его раздели догола, бросили в грязь и начали обливать из шланга холодной водой, а дело был в феврале. По ночам было очень холодно. Так что он лежал в грязи совершенно голый, а его поливали из шланга. Потом его достали из грязи и поставили под кондиционер. Было очень холодно. Потом его снова бросили в грязь и начали поливать из шланга. Так продолжалось всю ночь. Все знали об этом. К нам заглядывали люди, старший сержант и другие. Все знали, что происходит, и я был просто один из них, ходил взад-вперед и смотрел, как они работают.
Перри также рассказал, как видел офицера английской SAS, не имевшего полномочий на проведение каких-либо допросов, но безжалостно избивавшего задержанного до тех пор, пока в дело не вмешались сам Перри и еще один солдат. Уже летом 2003 г. резидентура ЦРУ в Багдаде жаловалась в Лэнгли на то, что военнослужащие сил специальных операций излишне агрессивно ведут себя по отношению к задержанным[912]. Главный юрисконсульт ЦРУ Скотт Мюллер отметил, что применявшиеся ΝΑΜΑ методики были «более жесткими», чем те, что использовались Управлением[913].
