— Не в гости я, ПэПэ, дело есть. — Сергей подался в сторону хозяина, заполнившего весь проем приоткрытой двери.

— Что стряслось-то? — отступил тот на шаг.

— Можно пройти в комнату? Здесь холодно, а я промерз насквозь.

Сыч пропустил вперед себя незваного гостя, оставив незадвинутым засов.

Большая комната освещалась семилинейной керосиновой лампой, на окнах тяжелые темные шторы. Слева у входа — деревянная кровать, в переднем углу больших размеров икона Божьей Матери, справа русская печь, у передней стены длинная деревянная лавка. Возле нее на маленьком стульчике, каким обычно пользуются домашние чеботари, сидел небольшого роста, но широкоплечий мужичок с всклокоченными рыжеватыми волосами. Возле окна слева приставлен к стене стол, покрытый белой клеенчатой скатертью.

На вопросительный взгляд гостя Сыч ответил насмешливым кивком головы в сторону мужичка, напряженно смотревшего в лицо Сергея.

— Родственник. Немой с детства. Не обращайте на него внимания.

Воцарилось неловкое молчание. Капитан прошел к столу, сел на стул. Прямо перед ним дверь в соседнюю комнату чуть приоткрыта.

Несмотря на поздний час, Петр Петрович и широкоплечий мужичок были в кирзовых сапогах, ватных брюках и телогрейках. «Немой» прямо-таки сверлил вошедшего взглядом узко посаженных глаз, храня молчание. Обычно энергичное, волевое лицо Сыча, мужчины среднего роста, его ладно скроенная фигура теперь стали другими: щеки казались рыхлыми, постоянно двигались на скулах желваки, плечи опущены, словно у провинившегося школьника, взгляд настороженный.

— Как это вы смогли найти меня? Ночью, товарищ капитан!

— Вы же мне сами рассказывали, где ваша крепость располагается.

— Ну да, да, — удрученно ответил ПэПэ.

— Сожалеете?

— Что вы, нет, конечно. Я даже рад, что пожаловали. А что все-таки произошло, как вы оказались в наших краях?

— Машина у нас застряла, помощь нужна. Согреюсь немного, вместе пойдем.

Помолчали.

— Вы помните сторожа колхозных амбаров? — Гость посмотрел в глаза хозяину подворья, покосил взглядом на «немого». Тот по-прежнему, не мигая, тяжело глядел на него исподлобья. — Так вот, он исчез. Нет его. Прибыл разобраться.

— Как «нет его»? Я его видел недавно.

— Когда это было?

— Да несколько дней назад, — пробормотал вполголоса Сыч.

— Несколько дней назад он и пропал. — Сергей пристально следил за поведением ПэПэ. — Мы думаем, здесь убийство.

— Кому нужен был этот сморчок! В колхозных амбарах давно ничего нет.

— В том-то и дело, что никому кроме тех, кто знал о его связях с нами. А знал об этом лишь один человек.

Лицо Сыча побледнело. Осипшим голосом он выдавил из себя:

— Товарищ капитан… Вы что ж это, меня подозреваете? Зачем мне это? Вы же меня знаете… — Он топтался перед Сергеем, то закрывая, то вновь открывая своим телом «немого».

Мелькнула мысль: «Зря начал разговор, ненужный в этой ситуации».

Сергей сначала почувствовал телом грозящую опасность и лишь потом боковым зрением увидел в руке «немого» маузер с направленным на него черным кружочком ствола, медленно приоткрывающуюся дверь в соседнюю комнату. В следующее мгновенье Сыч подался несколько влево, маузер пропал из поля зрения. И тут же Сергеи /дважды наугад выстрелил в промежуток между расставленными ногами ПэПэ в направлении «немого». Петр Петрович резко повернулся к мужичку, в мгновенье капитан оказался у него за спиной. В этот момент из распахнутой двери соседней комнаты прозвучали два выстрела. ПэПэ качнулся, попятился и придавил капитана к столу. Сергей из-под безвольно опущенной руки Сыча трижды выстрелил в дверной проем соседней комнаты. Неожиданно оттуда выбежала немолодая женщина с распущенными волосами, в нижней сорочке. С трезубыми вилами наперевес она бросилась на капитана. Сергей выстрелил. Женщина с визгом упала на колени, потом уткнулась лицом в пол и затихла. Сергей выстрелил последним патроном в открытый проем двери, сбросил с колен тело Сыча.

Услышав выстрелы, из коридора ворвались бойцы группы прикрытия.

Во второй комнате автоматчики людей не обнаружили. Лишь открытые окна свидетельствовали о том, что они там были. Группой прикрытия на выходе с подворья в направлении урочища были задержаны двое мужчин без оружия. Они оказались одетыми так же, как Сыч и «немой». При первичном опросе они отрицали свое пребывание в доме Сыча, его самого якобы не узнали, оказались в Суходоле и во дворе случайно. Обычные отговорки задержанных бандитов. На этом все бы и закончилось, если бы не одно «но».

Когда по возвращении оперативной группы следователи осматривали тела убитых, на груди Сыча обнаружились две татуировки, изображающие Ленина и Сталина. Одна пуля, поразившая Сыча в сердце, угодила в изображение Сталина. Никто из оперативного состава и следователей какого-либо значения этому факту не придал. Но необычная весть дошла до особого отдела. Тут же прибыли два особиста с задачей разобраться: кто стрелял в изображение товарища Сталина и, главное, зачем?

Пули, извлеченные из тел «немого» и Сыча, оказались при осмотре револьверными.

Особисты рассуждали логически: быть не может, что изображение Сталина было поражено случайно. А коли не доказать, что кроме Бодрова из револьвера мог стрелять еще кто-то, значит, он и убил своего агента. К тому же капитан был обязан знать об особых отметинах на теле подчиненного, тем более если это касается изображения товарища Сталина. Остается вопрос: зачем он это сделал? В составленном протоколе по факту выстрела в изображение Сталина на груди гражданина СССР это «зачем» сопровождалось тремя большими вопросительными знаками.

Особисты — капитан Довженко и старшина Козюк — ежедневно по два-три раза «беседовали» с Сергеем. На первый взгляд, капитан как бы не знал, о чем спрашивать, какие задавать вопросы, больше сидел в задумчивости. Зато старшина выкладывался! Юркий в движениях, узкоплечий, с выпуклыми по-лягушачьи глазами, он тупо вглядывался в Сергея. Который уже раз задавал одни и те же вопросы, пытаясь найти противоречия в ответах. Он пыжился, суетился, то и дело поглядывал на капитана, надеясь увидеть в его глазах поддержку.

— Как можно объяснить, что пули в теле «немого» и Сыча оказались от одного нагана?

— Пули разные, — объяснял Бодров, — они просто-напросто похожи. Проведите экспертизу, дело несложное, сразу станет ясно.

— Пусть так. Но зачем же в изображение товарища Сталина, а? — прикрыв наполовину глаза и делая печальную мину, смотрел он на Сергея.

— В изображение вождя стрелял бандит, его и спросите, зачем он это сделал, случайно или нет.

— Если стрелял кто-то, то почему в Сыча, а не в вас?

— Я был прикрыт телом своего агента.

— Если Сыч был связан с задержанными, зачем потребовалось убивать его?

Старшина нервно барабанил тонкими белыми пальцами по столу, морщил узкий лоб, мучительно выискивая в памяти нужные вопросы. Не найдясь что добавить, прикрикнул:

— Отвечайте!

— По-моему, чтобы избавиться от свидетеля. Возможно, стреляли в меня, что вероятнее всего, но я оказался за спиной Сыча.

— Не сходится! — желчно ответил старшина. — Если не вы стреляли в мужа, с какой стати жене бросаться с вилами на вас, а не на тех, кто это сделал?

— Не разобралась, похоже, в обстановке, не видела, кто и что сделал.

— Не сходится! — Вновь у него что-то не сошлось. — Вы застрелили женщину как свидетеля, а эпизод с вилами придумали, чтобы сбить с толку следствие. Мы ездили туда, смотрели. Вилы были в сарае. Окно вы разбили, никаких следов под ним не было.

— Снег же шел потом весь день. А вилы я поставил возле печи, они мешали передвигаться автоматчикам по комнате.

— Постой, постой, — оживился вдруг скучавший во время разговора капитан. Это был ладно сложенный, крупный мужчина лет сорока, с проседью в волосах, со спокойным и внимательным взглядом. Чувствовалась в нем уверенность в себе, — ты же эти вилы сам относил в сарай.