Он споткнулся и тяжело повис на моей руке. Я грубо вырвал руку. Конец комедии! Что значила для нас его жизнь, если он сам только и умел, что растрачивал ее зря, шатаясь между опьянением и слабостью? В одном месте, где дорога через кусты и парк близко придвигалась к озеру, Вайгельт остановился и слушал плеск, с которым вода била по берегу. Он внезапно повернул глаза к Керну и медленно, почти жалобно, спросил его, не собираемся ли мы его бросить в озеро. Потом он начал смеяться. Керн засмеялся в ответ, потом проворчал, что это на самом деле мысль, достойная рассмотрения. Но Вайгельт уже торопливо зашагал дальше, дернув меня за руку. Скоро он снова принялся петь и горланить, радуясь эху, отражавшемуся от кустарников, бодро подпрыгивал, жаждая шнапса и девочек.

Он, казалось, сам был очарован этим предупреждением. Зная об опасности, он обманывал себя относительно ее близости. Я ощутил на мгновение сочувствие к нему. Тайные вопросы назойливо крутились у меня в голове. Но я говорил себе, что, после того, как было принято решение ликвидировать этого человека, любая мораль стала абсурдной. Резкий ветер разрывал туман около нас, нес его в волокнистых покрывалах над озером, тянул, как за веревку, облака у тонкого серпа луны этой мартовской ночи. Тени деревьев вытягивались и снова блекли. Вдали над озером сверкали огни. Громко треснула поблизости ветка и заставила Вайгельта вздрогнуть. Он пел громко, каркающим голосом, тем временем мы непреклонно шагали с двух сторон от него. Мы шагали все быстрее, мы не знали, куда вела дорога. Наконец, мы почти бежали. Автомобиль ударил нам в лицо яркой рукой своих фар, потом с треском помчался мимо за полосой деревьев. Там, должно быть, была дорога. Стекла блестели в магниево-бледном свете, темные компактные массы позволяли предположить там дома. Вайгельт пением изгонял из себя холодный страх.

Озеро протянуло свой язык до скользкой тропинки. Деревья отступали, кустарник прижимался ближе к берегу. Над водой выделялись переплетенные балки перил. Вдали блестел одинокий свет. Вайгельт начал громко декламировать. Внезапно он остановился и четко сказал, высоко подняв палец: — Ах, если девушка с красной шляпой… Но он не смог довести до конца отвратительный стишок.

Потому что Керн быстро поднял в небо кулак и с мощью молота опустил его на череп Вайгельта. Вайгельт подогнулся и молниеносно, с громким звуком покатился на землю и не двигался. Шляпа скатилась вниз по склону, и очки с дребезгом разбились о камень.

Керн смотрел на меня дикими глазами. Пальто его раздувалось на ветру. Силуэт его фигуры резко выделялся на фоне медленно движущейся воды. Я склонился над Вайгельтом. Он поднял голову, глухо клокотал, пытался подняться. Я встал возле него на колени. В его широко раскрытых глазах стояло непонимание. Он узнал меня, внезапно встал и стоял, шатаясь, прежде чем Керн смог повернуться. Вайгельт поднял руку, его кулак угрожающе повис над головой Керна. И в кулаке была короткая дубинка. Я крикнул, прыгнул на Вайгельта и схватил его за запястье. Керн повернулся. Все же, кожаная петля держала убийственный инструмент в кулаке. Вайгельт рывком освободился из моего сжимающего захвата, его рука, освободившись, взлетела вверх, тогда упругая дубинка изо всех сил ударила меня в лицо. Я почувствовал, как с хрустом сломался мой нос. Горячий и красный сок устремился мне в глаза и рот. Вслепую, я на ощупь протянул руки вперед, схватил тело, вцепился в жесткие кости, чувствуя локоть через толстую ткань пальто. Я зажал трепыхающуюся руку, инстинктивно поворачиваясь, под плечом, схватил холодную кисть, почувствовал оружие и почти осторожно сломал царапающий палец. Палец вывихнулся, кисть ослабла. — Сволочь, — кряхтел я, — ты сволочь. Вайгельт громко звал на помощь.

Теперь кровь широким потоком лилась у меня из носа. Я выпустил Вайгельта и тер бесчувственное лицо.

Возле меня шумела борьба.

Все напрасно, думал я, он защищается, мерзавец; слава богу, думал я, он защищается; теперь вперед. Я с трудом собрался с силами, посмотрел вверх, увидел, как Керн споткнулся, и Вайгельт был на нем. Теперь я наступил ему сапогом на живот. Он вопил: — На помощь, убивают! Он резко выкрикивал в ночь это «и-и-и», что оно с шумом искало себе дорогу сквозь деревья, неслось над озером как стрела. Тогда я был на нем, давил пальцами ему глотку, хватал его за глаза, с треском бил кулаком в зубы, душил крик. Я хотел вбить ему зубы в глотку; он с хрипением выплюнул мне в лицо обильную кровавую юшку. Она попала мне в открытый рот; я прижал язык к небу и почувствовал на вкус, когда на меня вдруг напало отвращение, текущую слизь, густую, сладковатую, невыносимо теплую. Тогда Вайгельт обмяк. Я, обессилевший, шатаясь, отошел назад.

Ночь оживала. Призыв о помощи разбудил всех призраков. Мне казалось, что я слышу шаги. Но какое мне уже было дело до шагов! Теперь пусть будет, что будет. Вайгельт уже снова поднялся! Керн моментальным ударом снова бросил его к земле. Я думал, что я должен что-то сказать, и пропыхтел: — Чертовски крепкий!

Керн толкнул Вайгельта ногой. Он внезапно был на коленях и умоляюще поднял руки. — Борись! — кричал Керн, и слово со звучным эхом ударилось о деревья. — Я не хочу, — жалобно лепетал Вайгельт, — я ничего больше не хочу выдавать…

— Борись! — кричал я.

Внезапно Вайгельт побежал туда, где был свет, к перилам у озера. Керн был рядом с ним, прежде чем я понял, что Вайгельт вынул пистолет. Я вдруг увидел ствол в его руке. Я успел ударить его снизу вверх по руке, но выстрел не прозвучал. Вайгельт левой рукой уцепился за перила и ногами дико отбивался от нас. Я бросился к нему, зажал обеими руками, у него снова бурлила кровь у моего рта. Тогда он ударил меня ногой, я отпустил его, но пистолет теперь был у Керна.

Вайгельт кричал. И каждый из его криков снова разжигал жгучую ярость. Мы бросились вперед; он трепыхался, он дрался, он бил. Керн схватил его поднятую для удара ногу и рванул ее вверх, и дернул, и внезапно все тело Вайгельта соскользнуло через перила, упало — с шумом тень скользнула в воду, капли взвились вверх, орошая нам лица.

Я висел, перегнувшись через перила. Вода выпускала пузыри. Но немного ниже по берегу появилось лицо Вайгельта. Страшно искаженный рот поднимался из воды, руки били по воздуху, разбрызгивая капли воды. И тогда из воды вырвался визг последнего страха, заклиная Бога, вгоняя панику в сердца, призывая воду, небо, землю, лес и человека в свидетели невыразимого мучения. И Керн расстреливал крик; он палил по воде, один, два раза, держал пистолет с поднятым стволом, стрелял, и позволил тишине медленно прижать его к перилам.

Вайгельт длинной рукой греб к берегу. Я выхватил пистолет у Керна из руки и побежал по крутому склону, ударялся головой о деревья, прорывался через кусты, до крови бился пальцами ног и коленями о корни, камни, ветки, бежал, охая, в лихорадочном возбуждении от необходимости убить к тому месту на мелководье, где хотел спастись Вайгельт. Потом я стоял там перед ним.

Он на полтела возвышался над водой. Увидев меня, он поднял обе руки. Я схватил его за пиджак, сильно нагнул вперед и медленно приставил ему пистолет к виску. Он тяжело стонал. Он поднял ко мне кровоточащее лицо, как бы сдаваясь, прижался к холодному дулу пистолета. Он тихо бормотал; слова тяжело формировались в его разбитом рту. Он с трудом поднял глаза, смотрел абсолютно пустыми глазами мне в лицо и, дрожа, держал руки высоко поднятыми вверх. Он жалобно стонал; я старался понять его. Он говорил: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… Он замучено вдохнул и произнес: — Милость, сострадание… Он бормотал: — Жить, жить!

Я как бы выплевывал ему слова в лицо.

— Ты собака, свинья, предатель…!

Он тихо жаловался, со свистящим звуком: — Я ничего не хочу предавать. Я никогда больше не хочу предавать. Я хочу делать все, что вы хотите. Только позвольте мне жить, жить…

Я медленно положил палец на предохранитель. — Ты жалкий, — сказал я. — Ты предал! Ты должен… Но тут на меня навалилась бесконечная усталость. Я тупо посмотрел на его искаженное лицо и произнес: — Беги! Он тихо лепетал что-то, что я не понимал. Я повернулся и медленно пошел назад.