Тобиаш остановил Грнчарика:

— Там пан председатель верховного суда.

— Но пан президент вызвал меня по телефону.

Показывая на ожидающих чиновников, Тобиаш возразил:

— Он и этих панов вызвал.

— Ну, тут насидишься, пока председатель суда расскажет все новые анекдоты!

Грнчарик поискал глазами свободный стул, но все стулья были заняты. Расхаживая взад и вперед по длинному коридору, он разглядывал фотографии на стенах. Высокие Татры, ратуша в Левоче, кошицкий кафедральный собор, Деменовская пещера, Любохня. Тут же — таблички в черных рамках с именами советников, главных советников, вице-президентов, главных комиссаров и комиссаров… Заяц… Грдличка… Неедлый… Доктор Зимак… Доктор Кияк… Краткий… Кертвийеши… Шкврнитый… Доктор Альтман…

Тут Грнчарик остановился. Альтман, его земляк, был личным секретарем президента и arbiter elegantiarum[12], то бишь законодатель мод. Он не знал и половины того, что было известно Осушатко. Да и не мог знать, ибо обычно подготовлял тексты писем, направляемых министрам, секретарям министров, депутатам, сенаторам, членам краевого управления, членам краевого представительства и другим большим и меньшим начальникам, которые интересовались какими-нибудь делами и людьми, просили за кого-нибудь, торопили с решением каких-либо дел, жаловались. Он поздравлял, выражал соболезнование, благодарил за всевозможные приглашения, извещал о согласии президента присутствовать там-то и там-то, извинялся за то, что пан президент не может присутствовать там-то и там-то ввиду срочных и неотложных дел, что он весьма сожалеет, но, хотя он бы с огромной радостью приехал, это абсолютно невозможно, и поэтому вместо себя он посылает того или иного вице-президента, правительственного советника или советника. Альтман иногда — правда, весьма редко — рассылал приглашения на обеды, чаи и ужины, которые давал президент, зовя на них «верхушку» учреждений, а также других крупных деятелей. Он составлял меню и распределял места за столом согласно занимаемому положению. Труднее всего ему приходилось в период от рождества до Нового года, когда он должен был принимать по меньшей мере триста поздравлений и отвечать на них, особенно на Новый год — тогда полагалось закупать для визитеров и поздравляющих «Кюрасао Трипльсек» и «Шартрез», коньяк и хотя бы пять бутылок шампанского. Тяжело было и 28 октября:{60} ему приходилось устраивать холодный завтрак с бутербродами, сладостями и спиртными напитками — не очень крепкими и в умеренном количестве. На этих завтраках пили корректно, сдержанно, как на дипломатических консульских приемах, изредка чокаясь после официального чехословацко-французского тоста.

В процессе разглядывания картинок и табличек Грнчарик, оправившись от первого испуга, слегка успокоился и решил заглянуть к Альтману. Тот гораздо более приятный человек, чем Масный. Масный во всем ему противоречил, а Альтман не станет возражать хотя бы из одной учтивости. Альтман, даже расходясь с собеседником во мнении, так убедительно и изящно высказывает свои взгляды, что ты сам примешь его точку зрения и не заметишь, как согласишься с мнением пана секретаря, — так умеет он привлечь на свою сторону. Недаром он arbiter elegantiarum.

Грнчарик постучал и, услышав громкое «войдите», вошел, но сразу же остановился: в комнате Альтмана на кожаном диване и в креслах сидело четверо посетителей.

— Пардон! — сказал Грнчарик и вышел, прикрыв дверь.

Секретарь вышел за ним в коридор.

— Ты ко мне? — спросил он.

— Да, хотел только взглянуть на тебя… Что это за люди?

— Депутация из голодающего района. Начальник из Грона, священник, нотар и староста. Округ получает мало карточек{61}. Они просят, чтоб пан президент нажал на министра социального обеспечения.

— Ну, извини, что я тебя побеспокоил.

— Какое беспокойство? Я рад. Зайди.

— В другой раз.

Когда Грнчарик вернулся к дверям президентского кабинета, он увидел, что число ожидающих приема увеличилось. Появились два фабриканта. Из их разговора Грнчарик понял, что моравские кирпичные заводы ввозят свою продукцию в Словакию и забивают таким образом словацкую кирпичную промышленность. Они могут продавать свой кирпич дешево, потому что получают скидку на железных дорогах. А словакам геллера не скинули с железнодорожного тарифа. Фабриканты считают необходимым обратить на это внимание президента Словакии и потребовать его вмешательства.

Старая седая дама в очках все еще стояла неподвижно, склонив голову, держа чемоданчик. Грнчарику стало жаль ее.

— Что она хочет? — спросил он у Тобиаша.

— Это вдова учителя, — ответил тот. — Пенсия у нее двести пятьдесят крон в месяц, она просит господина президента повысить ее, то есть помочь бедной вдове, и написать письмо пану министру — разъяснить, что на эту пенсию прожить невозможно. Она говорит, что идет к нему, как к отцу, чтобы высказать все обиды… Ну что ж, пусть идет…

— А этот господин в сером костюме?

— Говорит, что знаком с паном президентом. Хочет просить президента, чтобы тот позвонил в финансовое управление, — пусть ему разрешат открыть табачную лавку.

Так постепенно Грнчарик узнал, что монашки пришли выразить благодарность за какой-то дар больнице; священник просит увеличения содержания; один из чиновников по требованию президента принес доклад об автобусной концессии, другой должен доложить о ценах на молоко, третий — представить обоснование строительства канатной дороги на Ломницкий пик, четвертый не знает, зачем его вызвали, пятый обязан рассказать о борьбе с голодом, шестой о состоянии зерновых складов. Ожидались еще многие делегации и депутации: депутации содержателей гостиниц и депутация вехаров;{62} депутация мясников и депутация молочников, которые требуют повышения цен на молоко и мясо; депутация, настаивающая на увольнении нотара из Новых Замков и угрожающая неприятностями, если это не будет сделано, и депутация их противников. Последние кричат, что если президент уволит нотара, пусть пеняет на себя.

«До меня очередь не дойдет и в три дня», — подумал Грнчарик и опять зашагал по коридору… Смело можно было бы съездить в Жилину, поразвлечься там и вернуться, времени хватило бы.

Будь он президентом — он бы завел совсем другую систему приема. Но не успел Грнчарик додумать, как услышал, что его зовут:

— Пан главный советник, пан главный советник!

Звал Тобиаш. Грнчарик побежал. У него опять учащенно забилось сердце и снова заныла нога. Он пошел медленнее, чтобы отдышаться. В дверях стоял сам президент и возбужденно размахивал руками. Грнчарик услышал:

— Закройте окна!.. У меня тут вице-президентов, главных советников, советников, чертей, дьяволов — как тараканов, а когда кто-нибудь нужен — не дозовешься… Где вы околачиваетесь? — набросился он на Грнчарика.

— Я жду здесь уже час, пан президент.

— Рассказывайте сказки! Это я жду, а не вы.

Грнчарик исподлобья взглянул на Тобиаша. «Что же вы болтали, Осушатко?» — говорил его укоризненный взгляд. «Я не виноват, — отвечали глаза Осушатко, — таков был приказ».

— Ну, идемте, идемте, — торопил президент. — Вы же видите, что у меня нет времени.

Они вошли в просторную светлую комнату с большими окнами, распахнутыми настежь.

Образовавшийся при их входе сквозняк раздул полы пиджака Грнчарика и растрепал его мягкие, зачесанные кверху волосы. Грнчарик не знал, что ему делать — собирать ли бумаги, которые ветер сдул со стола и рассыпал по яркому персидскому ковру, следить ли за своим равновесием или за пиджаком, чтоб ветер не сорвал его, держать ли дверь, чтоб ее не захлопнуло сильным порывом ветра. Его тянуло к двери — он словно плыл против сильного течения. Дверь, однако, захлопнулась, хотя Грнчарик крепко держал ее за ручку. Ветер стих, и президент, который первым вошел в комнату, опустившись на четвереньки, принялся подбирать бумаги с полу и ловить носившиеся в воздухе, чтоб они не улетели в окно.